Намедни в мой дзен заглянул Андрей Миронов из Москвы с вопросом: а есть ли информация о работе студентов на Преображенской церкви? К своему стыду (испанскому стыду) я про это ничего не слышал и попросил рассказать. Далее выкладываю текст Андрея, очень хороший и светлый текст. От меня только пояснения курсивом.
Андрей Миронов, Москва, ССО (студенческий строительный отряд).
"За свою “беспринципность” я должен сказать спасибо матери. Она постоянно называла мне какие-то новые места и имена, чаще всего мельком, и в свежей детской голове они надежно оседали. Дальше со временем, сначала вынужденно, потом и сознательно стал проявляться интерес ко всему, что нас окружает. Поэтому ещё в школе я запомнил название “Кижи” и в общих чертах знал, чем они знамениты.
Новый этап наступил в университете, куда я поступил в 1973 году. По тогдашним правилам студенты после первого курса должны были либо отработать на факультете в приёмной комиссии, либо съездить в студенческий строительный отряд (ССО). Это движение зародили студенты-физики МГУ ещё в 1959 году, когда небольшим коллективам поехали строить коровники в Казахстан. Со временем движение набирало силу, к 70-м годам достигло полного рассвета. Был даже организован Всесоюзный Штаб ССО под руководством комсомола.
Популярность отрядов была двоякой. Для кого-то это был способ проверить свои силы и чему-то научиться. Но немаловажным фактором была и финансовая сторона. Заработки в стройотрядах со временем стали очень большими по советским меркам, и для немалого числа студентов это был способ снять нагрузку с родителей и достойно прожить следующий год.
Движение росло не только количественно, но и качественно. Со временем появились отряды с другой специализацией, например жд проводников. С 1968 года ведёт свою летопись движение реставрационных ССО (РССО). В то лето опять же наши физики отправились на реставрацию Соловецкого монастыря. Годом позже этот почин поддержали мы, химики. Нашим объектом стали Кижи.
В сочетании семейного и факультетского факторов для меня не стоял вопрос как провести лето после первого курса. Правда, одна проблема всё же была. Дело в том, что конкурс в стройотряды вообще, а Кижский особенно был похлеще, чем на химический факультет. Меня спасло то, что ещё в 7 классе я получил юношеские права во Дворце Пионеров, где нас основательно обучали не только правилам и вождению, но и устройству автомобиля. А в 9 классе дед купил мне мопед, который я ремонтировал сам вплоть до разборки двигателя. Как вы знаете, на Кижах без лодочного мотора не жизнь, и знание этой техники решило мою судьбу на следующие пять лет.
Идея такого стройотряда пришла в голову его первым руководителям: командиру Курскому и комиссару Климешину (имён не помню). Имя последнего даже вошло в отрядный фольклор:
Часто юношей, развесив уши,
Слушал Климешинский рассказ
О златых церквях, голубых волнах,
О добрых молодцах и красных девицах,
О стройотряде, что будет на Кижах.
Формально мы были временными сотрудниками Карельской реставрационной мастерской, но всегда ассоциировали исключительно с музеем.
Прим. ранее при Советах на острове Кижи работало три структуры: колхоз, музей и кижский участок КСНРПМ (Карельские специализированные научно-реставрационные производственные мастерские, вроде так). Услугами стройотряда пользовался не музей, а КСНРПМ. Музей занимался наукой и экскурсиями, реставрацию делали КСНРПМ на основании договора с музеем. В 1992 году структуры КСНРПМ не стало.
Вы наверняка знаете, что в реставрации есть работы либо очень нудные, которые никому не хочется делать, либо требующие много народа и большой физической силы. Вот эти работы висели исключительно на нас. В 1974 и 1976 годах на остров пригоняли “гонку”. Это 550 и 600 кубов леса в виде сплава. Наша задача была разбить плоты, подвести брёвна к берегу, где их забирал трелёвочник. Далее мы эти бревна ошкуривали и штабелевали в 2-3 слоя. Работа адская.
По плотницким правилам это делалось скобелем, но для нас это был слишком медленный процесс. У штыковой лопаты срезался конец, затачивался, и такой инструмент использовался для ошкуривания. Целый день по 10 часов ты стоишь, согнувшись буквой Г и елозишь лопатой по бревнам. Хорошо, если они относительно небольшие и мокрые. А если они полметра в диаметре, да ещё находились сверху плота, тут белого света не взвидишь. С детства я много занимался спортом и вроде бы был неслабым. Но первый год меня вечером хватало только на то, чтобы дойти до столовой, всыпать в себя содержимое миски, доползти до дома и рухнуть в постель. До сих пор не могу понять, как я выдержал. Но на следующий год я опять поехал в отряд.
Нам поручали ещё один вид тяжелых работ – разборку и перевозку домов. Это было не каждый год, но несколько домов в Васильево на нашей “совести”. Несколько более квалифицированная работа – фундаменты. Однако были и совсем профессиональные работы. Поскольку кое-кто из наших бойцов был родом из деревень, топором они владели почти на профессиональном уровне. В мой первый год одна наша бригада делала тёсовую крышу на доме в Васильево (принадлежность дома не помню, второй перевезённый дом). Всё, как полагается: подтёсок, рубероид, тёс и три слоя мата. В тот год у нас в отряде был словак Йозеф Мацичек, тоже родом из деревни. Почему-то очень многие иностранцы учат мат в первую очередь. Голос у него был очень звонкий и громкий, а дом находился в паре сотен метров от пищеблока. Наши бедные девушки спасались тем, что включали радио на полную мощность.
Прим. Автор говорит о 500 кубах бревен. Эти примерно около 1000 штук бревен, работа действительно тяжелая. Однако отмечу размах при Советах, не мелочились ни разу. Сейчас бы эти 500 кубов в год.
Конечно, построить или восстановить карельский дом за 40 дней нереально. А вот маленькие строения вполне. На моей памяти нашими плотниками были построены амбар и баня, естественно по всем канонам деревянного зодчества. Я не входил в эту бригаду, но, по заветам мамы, интересовался. Ребята меня научили работать топором, а знания принципов постройки мне пригодились при сооружении бани у меня в “поместье”. В 1983 году мы перевезли вторую мельницу, что у Змеиной горки и начали её собирать. Собирать – громко сказано. Весь низ пришлось создавать заново. Фундамент, поворотное устройство и первый этаж воссозданы нашими ребятами.
Самой любимой нашей работой было строительство карельских изгородей. Эту работу мы делали от начала до конца, начиная от заготовки можжевеловых кольев, еловых жердей и маленьких ёлочек для обвязок. В 1974 году мы нагородили их вокруг Ямки наверно километра 2. Так что ваш покорный слуга стал тогда оградных дел мастером. Если нужно, могу повторить. -:).
И, конечно, мастерская использовала наши химические знания. Наш отряд отличался большим количеством девушек, но их брали не для облагораживания мужской части отряда, а для работы. Девушки занимались химической консервацией. Конечно, лотки устанавливали мы, ребята, а вот покрытие фильтровальной бумагой, полиэтиленом, подготовку раствора и его заливку в лотки были обязанностью девушек. Безумно вредно, пентахлорфенолят натрия точно не витамин, но если соблюдать меры предосторожности, проблем не возникало.
В 1977 и 1978 гг. отряд раздвоился. В эти года нам предложили заняться главками Кемского собора, и мы согласились. Чтобы не огорчать наших кемцев, устроили ротацию: половину времени на Кижах, половину в Кеми.
Самое удивительное, что вопреки огромному объёму работ, у нас ещё оставались силы на активный отдых. По выходным, когда на кижанке, когда на малом рыболовном боте мы объездили, и не раз, все окрестности. На Волк-острове пытались найти аметисты, некоторые успешно. Воробьи, Корба, Подъельники входили в нашу обязательную программу. Доходили даже до Усть-Яндомы, а оттуда пешком за ночь умудрялись сходить в Яндом-Озеро и обратно. Местные нам рассказали о лесном озере на материке километрах в 5 от Кижей. В 1975 мы, наконец, нашли его, и с тех пор такая поездка стала частью нашей обязательной программы.
С этим озером связано одно из моих приключений. В 1977 году я попал в отряд после военных лагерей, когда вся обязательная программа уже была выполнена. В тот год у нас образовался свободный день, и я попросил разрешения у командира Юры Рассказовского съездить на озеро. “Под твою ответственность!” – был ответ. Я очень приблизительно знал место высадки. Помнил только, что надо пройти три сельги, и за последней будет озеро. Мы прошли первую, вторую, третью… четвертую. Стало ясно, что промахнулись. Вернулись обратно, походили вправо-влево, но ничего не нашли. Встали, разожгли костер, и мы с одним парнем пошли на разведку. Хорошо, что у нас был компас, и мы постоянно сверялись с направлением. Через час мы безрезультатно вернулись. В другую сторону пошли двое других ребят. Я им строго наказал, чтобы они постоянно сверялись с направлением, но беспечность молодости неистребима. Через пару часов начало темнеть, а их нет. Вдруг откуда-то со стороны хребта донесся слабый голос. Мы его услышали только потому, что один из них забрался на высокую ель. Ещё минут через 40 они таки вышли на нас, измученные вконец. Пришлось заночевать прямо в тайге. Честно скажу, было страшно. Рассказов про медведей и росомах я к тому времени наслушался вдоволь, но обошлось. Озеро мы так и не нашли, но приключение получили. Зато в 1980, уже работая в Михайловском, мы приехали на остров, и в этот раз мне удалось вывести ребят точно на озеро.
Потребность в адреналине по молодости огромная, и я её получил в 1976 году. Тот год отличался плохой погодой. В последний понедельник лил дождь и дул такой ветер, что метеоры не ходили. Даже необходимость завершить все работы не вынудила нас выйти из дома. И вот в это день командир Валера Губаревич подошел ко мне с неожиданным предложением. Дело в том, что тогда с мясом на Кижах был как в одесском анекдоте: с мясом хорошо, без мяса плохо. Поэтому каждый год мы тащили с собой ящики тушёнки. А в качестве награды на отъездной банкет покупали барашка и делали шашлык. Вот командир и предложил мне походить и поискать барашка, придав в качестве главных переговорщиков двоих ребят. Конечно, кижские шхеры давят разгон волн, но на малой Онеге (с востока от острова) они были очень немаленькие. Ребята сидели впереди спиной вперёд, укрывшись плащом, а я-то на корме! В общем, после 4 часов хождения мы вернулись домой не солно хлебавши, а на мне не было ни одной сухой нитки. До сих пор перед глазами стоит заход в Воробьи. Туда был самый накат волн, а в конце залива огромные валуны. Благо, старый затопленный МРБ служил надёжной гаванью, но ведь надо и выходить обратно. Вручную развернули лодку, прогрел мотор и на полном газу выскочили на волну. И тут лодка встала. Двенадцать “лошадей” пенят воду за кормой, а лодка ни с места. Видимо вы попали на самый раскат волн. Но вот они чуть стихли, и мы, потихоньку набирая ход, ушли от опасного места. Вот здесь я должен пропеть гимн мудрости наших предков и конкретно лодке кижанке. Ни одна другая, ни казанка, ни прогресс, никакой современный катер с таким штормом не справились бы. А наша птичка одинаково легко шла как вдоль волн, так и поперёк.
И ещё запомнились люди. В мой первый год на наших перекурах водитель трелёвочника научил меня управлять им, что мне пригодилось уже в 1978, когда я был командиром. Здесь я вынужден сделать “лирическое” отступление. К сожалению в те времена было такое грустное явление как пьянство. И вот директор Карельской мастерской издал такой устный приказ: “Бог с вами, два дня ваши. Но если кто на третий день на работу не выйдет…“. И это правило строго соблюдалось, но в эти два дня никого из работников найти было невозможно. Вот один такой день у наших ребят кончились пиломатериалы. Я к мастеру – надо привезти.
– Да как же я тебе их привезу? Сам видишь.
– Вижу. Давайте я привезу.
– Как?
– На трелёвочнике.
– Нет! Я не могу этого допустить!
– Ну тогда будем писать простой.
Мочит.
– Ну, что, привезу?
– Только я об этом не знаю.
Сообразил как завести трелёвочник, хотя до это ни разу этого не делал. С трепетом съехал на берег с плашкоута (баржи) и пополз к пиломатериалам, на ходу вспоминая как управляться со щитом и лебёдкой. В какой-то момент обернулся и увидел человека, с трудом стоящего на ногах. Весь его вид говорил: как так! мой трелёвочник и едет! Без меня! Подбежав зигзагами ко мне, он на чистом русском языке высказал всё, что он думает обо мне и моих родителях, выгнал меня из кабины и сам уселся за рычаги. Но перед тем, как тронуться повернулся ко мне и сказал: “Но ты молодец!” Люди такого склада очень ценят умение. Видимо он, даже в таком состоянии, сумел оценить мои способности и запомнить. Теперь, когда мне что-то было нужно либо подвезти, либо сходить куда-то с отрядом на отдых (он по совместительству был капитаном МРБ), от него был только один вопрос: “Когда?”. И ни слова более.
И он не один такой. Вспоминаю бригадира плотников Степанова. Конечно, не всё наши плотники умели делать, и он проводил с ними немало времени, обучая их своим премудростям. В 1980 году, когда мы приехали на остров их Михайловского, я обратился к кладовщице (кажется её звали Зоя) с просьбой переночевать на сеновале. “Да у нас и сена ёще нет. А вот в последнем доме сейчас петрозаводский стройотряд. Места у них много, думаю, они не откажут, а бельё я вам дам”.
Спасибо им. Спасибо всем вам, кто сохраняет эту дивную красоту, рождённую мудростью нашего народа."
Спасибо огромное Андрею Миронову за историю и науку! Личная страничка автора в дзене https://dzen.ru/id/5e3afdb1590a2d569d2d17ea