Прочитал эту книжку после того, как на страницах германской газеты Die Zeit увидел интервью Лебедева с тезисами, что Россия это государство-зомби, и что русский язык – это язык ненависти, поэтому всем нужно слушать украинцев. Любопытные высказывания, тем более автор относится к той категории людей, которые могут говорить и писать только на русском языке.
В принципе после этого здесь все стало ясным и без ознакомлением с творчеством Лебедева, но принцип «Пастернака не читал, но осуждаю» не мой метод.
Психопатология на марше
Начинается роман с многословия – Лебедев натужно изображает из себя «большого писателя», живописца литературных этюдов. Много повторений и прилагательных. Один эпизод – 10 страниц, все как в большой прозе, но размер это единственное, что тут есть от нее.
Первый эпизод про птичку. Персонажи – старшина, старик, живодер и садист, которого на войне дважды представляли к званию героя, и гусь, павший в результате пьяной агрессии. Старшина описан как человек, который готов давить и убивать всех, и представляет собой символ нутряного страха людей сомнительной национальности перед русским народом.
Лейтмотив: «все немцы погибли от рук таких старшин в тридцатые». Гусь дал роману название и задал общий тон, дальше патологии только разрастаются.
Главный герой посетил митинг несогласных и получил там судимость, причем ходил туда как историк. Органы по Лебедеву всматривались лица, чтобы хоть кого-нибудь привлечь. До этого несчастного в девяностые годы кинули бандиты, а в остальном «он упорно работал, защитил кандидатскую про РОА, обрел имя, репутацию».
Какую репутацию можно обрести, сочиняя памфлеты про РОА? Этой темой в России занимались только гитлеристы, а у Лебедева нарисован либерал. «РОА, немцы, марш несогласных, историк» – представления автора о мире таковы, что впору вызывать психиатра для освидетельствования криво проведенной лоботомии. Далее Лебедев бредит еще больше: якобы герою за эту работу про РОА дал грант Гарвард.
Для этого странного творения в качестве слогана подошло бы высказывание режиссера Алексея Германа про его фильм «Хрусталев машину» – «всех опустили и меня опустили», только Лебедев опустил себя сам, вставил в задницу что-то совершенно непотребное.
Русофобия ненавистью погоняет
Книга кроме многостраничной отборной русофобии основана на псевдоисторических штудиях. Неудивительно, почему к Лебедеву благосклонны немцы, он им интересен как предатель. Автор быстро исписывается, а его познания о российской истории отдают «Экспресс-газетой».
«Вынесшая самодура мужа, битье, но, когда муж вступил в Союз русского народа, совершила деликатное самоубийство». Отличная цитата – русский муж, битье, черносотенцы, суицид и прилагательное «деликатный». Лебедев просто кладезь русофобского бреда, он недвусмысленно претендует на стиль, но оснований для этого не имеет.
«Он увидел в социалистической идее то самое лекарство для всех, которое Бальтазар искал в гомеопатии». Говорить Лебедеву кроме ненависти ко всему русскому особенно не о чем, у него кругозор выпускника советской средней школы, испорченного в девяностые годы гербалайфом.
«Листая антинемецкие документы правительства Кирилл видел, как в России рождался тоталитаризм». «Он увидел преемственность зла, для которого царизм или коммунизм – только внешние личины». Про 1945 год он также высказывается: «но победили один конкретный страх, не став от этого бесстрашными, оставшись сталинскими рабами».
Лебедев демонстрирует параноидальное мышление, присущее многим туземным либералам и интеллигентишкам, хотя с другой стороны он живет в ФРГ и мог написать это для получения германского Pension, но в книге слишком много перлов для сознательного юродствования.
«Длительная война, поражения, угроза народного бунта породили у царского правительства готовность к чрезвычайным мерам как норме жизни, паранойю охоты на ведьм, которые переняло советское государство – и которые возвратились вместе с чекистской властью уже на его, Кирилла, веку»,
Вызывает недоумение, когда не самый образованный и умный человек систематически льет собственные испражнения на уши людям. Вся книга про то, как автор гонит, гонит и еще раз гонит. Лебедев фантазирует для того, чтобы свести повествование к простой линии «Охранка-ЧК-КГБ-ФСБ» и к тезису про тоталитаризм, который изобрели в царской России. Читатель у него соответствующий, который может это скушать и еще попросить.
Слишком много психопатологии
«Наверное, тут еще была тайна, запоздалая месть Густаву, отнявшему его талант, пустившему его дар на “низкое” обогащение». Также неплохая цитата, потому что люди типа Лебедева безосновательно считают, что они чем-то одарены. Часто они эмигрируют на Запад, где живут на пособие и рассказывают в Интернете о своей жизни бомжа в «капиталистическом раю».
Слово «низкое» Лебедев выделил в приведенной цитате в кавычки – отечественные интеллигенты очень любят такой пафос. Лучше бы Лебедев сам попытался озолотиться – германский Pension не более чем кость в зубы для предателей за службу.
Подсознательное безумие Лебедев также изрыгнул в анекдотичной истории про парализованную тещу, которая в бреду делала антинемецкие заявления. Надо же что-то написать, вот и приходит на помощь байка с бородой. «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил, и лучше выдумать не мог». Только у Пушкина это красиво, а здесь сплошные экскременты, из которых состоит как автор, так и его книга. «Обморок от внезапной близости той страшной, подземной России, куда, того не ведая, приехал его дед Бальтазар».
Лебедев непонятно зачем вспомнил про генерала Рохлина, его корпус и штурм Грозного во время Первой чеченской кампании. Все рассуждения Лебедева на эту тему основаны в лучшем случае на газетах. Лебедев смотрит на мир через неправильное физиологическое отверстие и выдает получившуюся компостную яму за откровение.
Не обошлось и без блокады
Присутствует в книге совершенно фантастический и оскорбительный этюд о блокадном Ленинграде. Лебедев здесь доводит себя до психопатологического оргазма.
«Забившись в подвал подальше от матери и тетки, сало съела маринина дочка. Он уже умирала от заворота кишок, но еще ела». «Никто не знал, похоронена ли Тоня вместе с остальными в братской могиле, брошена ли она в Неву, замурована в подвале или попала под нож или пилу, оставляющие метки на костях, по которым в доисторических захоронениях узнают жертв каннибалов».
Лебедев написал все это это ради выражений «умирала от заворота кишок, но еще ела» и «меток на костях». Еще любопытно, что в его фантазиях в блокаду умерли все девушки, хотя именно они и выживали. У моей прабабушки погибло четверо сыновей и муж, а она выжила, были классы, где умерли все мальчики, а девочки погибали не от голода, а от инфекций.
Женщина в два раза меньше мужчины и не так сильно зависит от питания, но физиология либералу не указ – Лебедев демонстративно гадит на память трагедии блокадного Ленинграда на радость немцам, которые выдают эту безусловную дрянь за «русскую литературу».
И вот, в качестве апофеоза данного «произведения»:
«Где привязан облезлый пудель, какой-нибудь Тотошка, боящийся окрестных дворовых псов, скулящий, чувствуя едкий запах мочи». Вот тут он пишет правду и про себя, про пуделя на германском поводке. Книга Лебедева основана на страхе, подобные личности ненавидят и боятся русского человека, их можно сравнить с существующими в организме глистами. Только в отличие от глистов в них сидит страх, который постоянно держит их в тонусе.
Как книжка – откровенная дрянь, написанная средней косорукости автором, а вот как образец мышления оппозиционеров, либералов и прочих интеллигентишек и эмигрантишек – очень неплохо. Мы их действительно если будет надо задавим как лебедевский старшина.