Михаил Жаров шёл по тенистой дорожке сада подмосковного санатория. День был солнечный, в ветвях деревьев пели птицы, но на душе у знаменитого актёра было грустно, летняя погода не радовала. Он тяжело расстался со своей красавицей-женой Людмилой Целиковской, которая ушла от него к архитектору Каро Алабяну, несмотря на то, что прожила с Жаровым четыре счастливых года. У Жарова произошёл микроинфаркт, а после лечения он отдыхал в санатории.
Из-за поворота вышла девушка. Небольшого роста, с красивой фигурой. На узкой дорожке было сложно разойтись и, неуклюже потоптавшись на месте в попытках уступить друг другу дорогу, она и Михаил рассмеялись. Он посмотрел в её огромные серые глаза и впервые за последнее время почувствовал, что давящая боль внутри исчезла, а на сердце стало легко и радостно.
Это была Майя Гельштейн, выросшая в семье известных советских врачей Гинды Хаимовны Быховской и Элиазара Марковича Гельштейна. О том, что с её сестрой Викторией они не близнецы, девушка узнала только в 22 года. Как оказалось, Майя была дочерью брата Быховской, убитого вместе с супругой. Позже Виктория рассказывала:
— Отец Майи Борис был родным братом моей мамы, он работал секретарем горкома комсомола в Верее. Его вместе с женой зверски убили крестьяне во время коллективизации. Уж не знаю почему, но при погроме крохотную Майю мужики не тронули, и мои родители ее удочерили.
В 1948 году Вика и Майя окончили школу, Вика поступила в медицинский, а Майя пошла в художественное училище. В 1949 году она приехала вместе с сестрой и родителями в санаторий, где судьба свела её с прославленным артистом.
— Уже через несколько дней дядя Миша стал предводителем молодёжной компании: лес, костры, лодки, походы, — пересказывала семейные легенды племянница Жарова Светлана. — Знаете, есть люди, которые с возрастом становятся красивее. Кому-то для этого приходится ждать старости, а дядя Миша был великолепен в свои 50.
Осенью в доме Гельштейна раздался звонок в дверь. Домочадцы не верили своим глазам: это был знаменитый актёр Михаил Жаров! Он встал на колени перед Майей и попросил стать его женой. Она согласилась. Как же были шокированы родители Майи!
Гельштейн был всего лишь на год старше Жарова, и известие о том, что его 19-летняя дочь собирается замуж за «старика», который старше её на 30 лет, поразило врача. Потом отец Майи и Михаил закрылись в кабинете и шесть часов разговаривали. Элиазар Маркович в итоге сказал: «Я вас благословляю».
— Интеллигентные родители Майи были против их неравного брака, — вспоминала племянница Жарова Светлана. — О дяде ходили слухи, что он бабник и пьяница. Но он не был таким, как говорят. Влюбился, женился, вот и все его романы!
Помню трогательный эпизод — как дядя первый раз привёл Майю к своим родителям. Когда молодожёны ушли, бабушка заплакала: «Миша её раздавит, ведь она такая маленькая, а он — огромный!»
Сыграли скромную свадьбу, и Майя переехала к Жарову. Со временем её родители полюбили Михаила и сблизились с ним, особенно, после рождения в 1951 году первой дочери актёра и Майи Анечки. А дальнейшие события показали глубокую порядочность Жарова по отношению к этим людям.
Профессор медицины Гельштейн был известным учёным и педагогом, в годы Великой Отечественной войны — главным терапевтом Ленинградского фронта с 1941 до 1944. В феврале 1953 года его арестовали вместе с супругой по известному делу врачей. Виктория сразу прибежала к Жаровым с этим горьким известием, и актёр сказал ей, что двери его дома для неё всегда открыты. Через несколько дней после их ареста райком партии велел Жарову собрать партбюро. Михаил был секретарём парторганизации Малого театра.
От него ждали осуждения родственников и публичного отречения от них. Но Жаров сказал: «Я никогда этого не сделаю!» За это его сняли с должности парторга. Дома он рассказывал, что те, кто совсем недавно лебезили перед ним, переходят на другую сторону улицы, не здороваясь. Этот непростой период ему помогла перенести верная Майя. Она бросила учёбу и сделала запись в дневнике: «Я посвящаю свою жизнь Мише».
3 апреля 1953 года у Майи начались схватки. Виктория вместе с Жаровым отвезли его жену в роддом, а сами вернулись домой дежурить у телефона. Михаил каждые пятнадцать минут звонил в родильное отделение, не спали полночи. Наконец услышали радостную новость — родилась девочка! На радостях выпили шампанского, и Жаров отправился поспать.
Через некоторое время начал трезвонить телефон. Домработница истошно закричала: «Михаил Иванович, срочно!» Услышав в трубке голос Гельштейна, Жаров крикнул Виктории: «Гости идут!» и ринулся одеваться. Дело врачей лопнуло, а родителей Майи и Вики выпустили на свободу, что счастливо совпало с рождением второй дочери Жаровых Лизы.
Жаров обожал проводить время на своей даче в Валентиновке. Приезжали родственники и близкие друзья. Майя ставила домашние спектакли с дочками и гостившими детьми и варила на всю ораву вкуснейшие зелёные щи. А Михаил любил всё делать сам в доме и на участке.
— Папа очень много работал — снимался, играл в Малом театре, даже депутатом побывал, — вспоминала Анна Жарова. — Поэтому ему редко удавалось побыть с семьей. Но каждое лето мы жили с отцом на даче целых два месяца! Это были незабываемые дни. Он постоянно что-то строил для нас: качели, лестницы, даже домик маленький соорудил из досок. В детстве мы и не подозревали, что наш папка — известный артист. Поняли это, только когда подросли, когда увидели его в фильмах, спектаклях. Но почему-то стеснялись этого. Боялись с сестрой, что кто-то скажет про нас в школе: «Вон, дочки Жарова пошли!»
Супруги не любили светскую жизнь, Жаров держался подальше от артистической богемы. Единственный приём, на который они ходили — в Кремле! Майя сама сшила себе шикарное алое платье, она вообще хорошо шила и вязала — Жаров, понимая, что уйдёт из жизни раньше, очень хотел, чтобы она освоила какую-нибудь профессию.
Во воспоминаниям дочерей, домой родители с удовольствием приглашали дорогих их сердцу людей. В гости приходили актёры Юрий Никулин, Виталий Доронин, Михаил Царев, Иван Любезнов со своими женами. Но это были не банальные застолья, а смешные капустники с розыгрышами.
— Многие актеры любят выпить, но папу, к счастью, эта беда обошла. Во время обеда он любил пропустить пару рюмочек настойки, которую сам делал из лимонных, апельсиновых корочек или настаивал на перегородках грецкого ореха. Говорил, что это полезно для сердца. Зато поесть отец очень любил. Яишенку обожал. Когда Жаров приходил с работы, первым делом спрашивал жену: «Майечка, есть ли «докторская» колбаса?» Если мама отвечала: «Нет, Миша, не купила сегодня», он расстраивался: «Ну всё. Значит, ничего нет в доме».
Много лет Жаров был директором Всесоюзного театрального общества и постоянно просил за артистов, «выбивая» им квартиры, пенсии, прописки, больницы, детские сады...
— У него не было ощущения, что ему кто-то что-то должен за его популярность и дар, — вспоминала племянница Светлана. — Он никогда не пользовался своим именем. Только если надо было помочь кому-то другому, не из семьи. Это он делал всегда. В Моссовете даже хотели выделить ему секретаря с кабинетом — так много дядя Миша помогал людям по стране.
Себе никогда ничего не требовал, лишь после рождения второй дочери Майя уговорила его просить о расширении жилплощади.
— Да мы вам как раз собирались шестикомнатную квартиру дать! — председатель исполкома Моссовета встретил его распростёртыми объятиями.
— Что вы, что вы! Не надо шестикомнатную. Людям жить негде...
— Тогда вот вам ордер и переезжайте, пожалуйста, на Котельническую набережную, в трёхкомнатную.
Старшая дочь Жаровых пошла по стопам отца. Анна снялась в фильмах: «Анискин и Фантомас», «Чудо с косичками», «И снова Анискин». Она окончила театральное училище имени М.С. Щепкина и была принята в Малый театр. А младшая Елизавета училась в художественном училище, после работала художником-постановщиком на киностудии «Союзмультфильм».
В ноябре 1981-го Михаил лёг на обследование, Майя каждый день навещала его. Однажды вечером он не дал ей засиживаться допоздна: «Иди, милая, меня всё равно послезавтра выпишут». А наутро Жарова не стало.
Майя пережила супруга всего на девять лет. «Всё, что было хорошего в моей жизни, связано с ним», — повторяла она. Перед смертью сожгла письма и дневники Михаила Ивановича. Он писал ей отовсюду, рассказывая, что случилось за день, и делал милые зарисовки. Даже находясь в Москве, присылал через дочек, приходивших его проведать на съёмках, записочки супруге. На больничной койке, зная, что умирает, Майя улыбалась и говорила о скорой встрече с мужем.
В кабинете Михаила Жарова царит строгий порядок, который он неуклонно соблюдал. На своих местах лежат его ручки, карандаши и блокноты. А поверх них — листок бумаги, на котором перед уходом в больницу он написал: «Ничего не трогать, скоро приду».