Найти тему

Ложка дёгтя 2. Как под стягом наследия можно это наследие и уничтожить

С неделю назад я с энтузиазмом воспринял просьбу/предложение одного из комментаторов прошлой «Ложки дегтя» – высказаться по поводу уничтожения Фестиваля классического балета имени Аллы Шелест и ведер вранья, расплескиваемых вокруг этого, прямо скажу, совсем не этичного поступка.

Я уже многажды высказывался по поводу «фестивальной лавины», накрывшей город/область – курорт, потому повторять сказанное не буду, но позволю себе несколько тезисов из самого себя.

Событий, именующих себя фестивалями, – более сотни, ибо чудным словом «фестиваль» можно назвать всё что угодно, любую массовую толкучку. Определение позволяет.

Собираются творцы со всех сторон, зрители радуются знакомству с новыми художественными текстами, коллеги – общению друг с другом и с признанными Мастерами, которые ведут свои классы. Вопросы в том, зачем это нужно и куда это в конечном итоге нас приведет.

Большинство из самарских фестивалей – это, как правило, цепочки художественных акций, собранных по принципу оливье: откройте холодильник, накидайте в тазик все, что еще не успело протухнуть, тщательно перемешайте – и можно продавать.

Причин создавшемуся положению дел множество, главных – две: 1) чудовищная деквалификация работников культуры: оливье может и ключница приготовить, кухня же требует мастеров; нет мастеров – некому вести зрителя/слушателя/читателя за собой; 2) культуру нацелили на увеличение продаж.

Шесть лет назад я был уверен («и слух этот мною проверен»), что фестиваль – развлечение, удерживающее людей на ярмарках, чтобы денег они там побольше оставили. Это и стало культурой, но культурой потребления; а если и содержал фестиваль элементы искусства, то искусство это – популярное, сиречь «попса». Такой маркетинговый прием.

Даже Грушинский фестиваль – событие из моего незамутненного строительством капитализма детства и юношества – превратили в рынок. Попса победила повсеместно, даже там. Понимает ли это власть? Она перестала задумываться и об этом, и, по большому счету, о монетизации. Для власти наиважнейшим стал выход на главную сцену фестиваля в главный момент события и произнесение речи из банальностей и лозунгов.

***

Так вот, во всем этом скопище фестивалей-уродцев оставались немногие, не вписывающиеся в общий ряд. В них высокое искусство не сдало своих позиций. Разумеется, они не рассчитаны на широкие народные массы, у которых нет времени/желания/воспитания на бесполезное. Оттого исключений, организаторы которых заботятся о смыслах и душах (извините за старорежимный моветон), немного. На моей памяти за последнее десятилетие это тольяттинский «Классика Open Fest», в рамках которого появился Поволжский молодежный симфонический оркестр; первый книжный фестиваль, организованный областной библиотекой в Струкачах; фестиваль Шостаковича – Валеры Макарова и первый из двух организованных под художественным руководством Трифонова; и Фестиваль классического балета имени Аллы Шелест. Кого-то забыл – простите.

Последний из названных – уникален: он продержался с начала 90-х – больше четверти века, – не снижая планку качества. Продержался в неконсерваторском городе, в котором никогда не было серьезной школы балетной подготовки. За эти 30 лет Самара увидела практически всю палитру отечественных звезд – в спектаклях классического репертуара. Это была своеобразная школа мастерства, в которой жил и профессионально рос самарский балет. К каждому фестивалю его художественный руководитель Светлана Петровна Хумарьян формулировала концепцию форума, раскрывавшую новые глубины программы из традиционных названий.

Новые имена гастролеров, новые смыслы – и зритель заполнял фестивальные залы, как говорится, под завязку. Потом ковид, пауза, позволившая новому руководству театра отказаться от фестиваля. Они не ожидали, что их одолеют звонками в театр – «Когда будет фестиваль Шелест?»; публикациями в местных СМИ. И руководство начало выкручиваться, но…

В деятелях искусства меня всегда поражали две вещи. Глядя на самарский городской ландшафт, я недоумеваю, почему архитекторам так плохо преподавали сексопатологию; а читая/слушая новых творцов самарского музыкального театра, я изумляюсь, отчего в хореографических академиях не читают курс классической логики.

Судите сами. Я выдержал три интервью худрука балета Юрия Бурлаки. Так много, чтобы нельзя было списать уловки на интервьюеров и оговорки.

«Когда я стал художественным руководителем фестиваля балета имени Аллы Шелест, сразу поставил вопрос: «А какой в нем интерес артистам, которые работают здесь?» Поэтому мы стали делать новые номера, показывать исполнителей в непривычной для них хореографии, которая была интересна как артистам, так и публике. Это очень оживило событие и придало ему ярких красок».

Враньё, вернее незнание истории: в программе фестиваля всегда были номера, поставленные Якобсоном, Чернышевым, Шморгонером, etc.

«С моей помощью в качестве руководителя мы дошли до 100-летнего юбилея великой балерины. Для себя я решил, что это станет финальной точкой». Хлестаковщина. С его помощью фестиваль закрыли. Он жил бы и дальше, в «портфеле» Светланы Петровны осталось немало нереализованных идей.

«Мы показали практически весь ее сохранившийся репертуар». Это говорит знаток истории балета и балетмейстер-реставратор, сосредоточенный на хореографии Петипа? Художественный руководитель балета, который считает необходимым раз в три-четыре года являть новую постановку продолжающего идти в репертуаре балета? Что неплохо, наверное, но есть еще пара десятков спектаклей из репертуара Аллы Яковлевны, которые никогда не шли (или шли очень давно) на самарской сцене.

И потому аргумент «У нас есть фестивали, посвященные одному имени – Рудольфу Нуриеву или Галине Улановой, – и рано или поздно содержание форума перестает иметь связь с заглавной персоной, остается только формальное название. Мне не хотелось подобной судьбы» – ничтожен. Два десятка балетов хватит еще на пару десятилетий, а «Лебединое», «Жизель», «Баядерка» – вечны. Это не считая «номеров» и «спектаклей», стилистически эстетически связанных со взглядами балерины и балетмейстера Шелест на искусство.

И наконец: «Вместе с художественным руководителем и главным дирижером театра Евгением Хохловым мы задумали фестиваль «Наследие», который будет состоять из двух слагаемых: балет и опера. Они могут соединяться или существовать отдельно».

Здравствуй, родной «оливье»! Открою только одну тайну: в искусстве – не в художественной культуре в целом, где есть народные умельцы, анонимные «скрепы», а в «высоком» искусстве – наследие персонифицировано.

Балет в Куйбышеве/Самаре создала Наталия Данилова, и высот он достиг при Алле Шелест и Игоре Чернышеве. Вот три имени, которыми имеет право называться самарский фестиваль классического балета. Но история распорядилась так, что Данилову в России мало кто помнит, и интерес к творчеству Наталии Владимировны не возродят легенды «Снегурочка» и «Читра». Игорь Александрович сделал всё, чтобы его безусловный талант танцовщика и балетмейстера потонул в лавине скандалов, связанных с его именем.

А Шелест – легенда общероссийская. О ней продолжают писать монографии, делать фильмы. Она – гордость и Петербурга, и Самары. И эта достойная манкуртов идея – вычеркнуть ее имя с культурной карты области-курорта – не имеет права на реализацию.