Благодарю за лайк и подписку.
Предыдущая глава
– Знакомьтесь, моя жена Юлия, – галантно представил жену вот уже полтора месяца трезвый и полтора месяца редактор Дмитрий Борович.
– Очень приятно, Сергей, – назвался Масловский.
Дело происходило на корпоративе по случаю дня рождения канала. Юля пришла на мероприятие не только в сопровождении обновлённого мужа, но и своего нового редактора, который сильно смахивал на одного классика русской литературы. Среди присутствующих на торжестве, помимо работников канала, там и здесь мелькали разного размера звёзды, звёздочки и прочие самоназванные.
Множество вопросов и домыслов вызывала бритая налысо голова драматического баритона Кенаренко. Тот в последнее время резко отощал, был весьма бледен и не пил ничего крепче сока. И везде появлялся в сопровождении странного патлатого мужика.
Не без интереса празднующие рассматривали притихшего, выбритого, постриженного и цивильно одетого в пиджак и галстук поэта Глуковского. Он также явился с другом. Куда только подевались грязные патлы и рваная сермяга?
Также живое любопытство провоцировала комичная пара молодых актрис: высокой, но уже не такой тощей, как раньше Фёклы Жемчужной и невысокой, но не менее тощей, Елизаветы Стасовой. Фёкла тоже выкинула коленце – пришла на мероприятие ещё и с, как она сказала, тётей. Тётя была аристократична и очаровательна, не в пример присутствующим на тусовке многим гранд–дамам советской ещё эстрады.
Гульбище было в самом разгаре, люди сходились, обменивались парой слов и расходились по противоположным фарватерам. Многие уже спотыкались о ровный и гладкий мрамор пола. Фёкла, уставшая от одиночества и тараканов старого папика напропалую кокетничала с Глюком и настырно пыталась его напоить. Он и сам был не против, и только чувствительные пинки в спину от странного спутника мешали ему согласиться. Очередной пинок привел к взрыву.
– Да отвали ты от меня! Чего привязался? – на крик обернулись почти все присутствующие, кто ещё мог резко оборачиваться, и увидели, как пиит по-гусарски лихо хватает со стойки бутылку коньяка и заливает в себя огненную воду.
– Илья, поставь бутылку, мы договаривались, – строго сказал сопровождающий Глюка.
– Да иди ты в жжопу! – проорал Глюк. К нему через толпу подбежал Борович.
– Илюха, здорово, ты чего расшумелся? – Димка треснул его по спине.
Глуковский обернулся, увидел родственную, как он думал, душу и пустился в пьяные объяснения.
– Димон, ааа, ты не понимаешь. Э-этот, – Глюк показал пальцем на Пушкина, – прицепился как клещ, пить не дает, заставил волосы отрезать, вообще, влез в мою жизнь и везде мне мешается. Да ты вообще знаешь, кто это? Это… – Борович не дал ему договорить.
– Илюх, я вот тоже пить бросил, на работу устроился, на канал редактором, с женой вроде помирился… поверь, быть трезвым весьма неплохо, – успокаивающе проговорил Борович.
– Ааа, так ты тут работаешь? Скурвился! А ещё свободный художник…
Глуковский вырвался из смирительных объятий Боровича и понёсся к выходу из зала. Его друг тут же исчез. Фёкла выглядела обиженной.
– Ладно, Тань, не бери в голову. Какой-то он малохольный, – Стасова попыталась успокоить подругу.
– Да, ты не понимаешь. Я устала от этого старого хрена. Мне нужен молодой здоровый мужик. А этот вроде ничего. Вполне себе симпатичный.
– Танька, – Стасова аж присвистнула, – ты не заболела снова? Он же бедный!
– Знаешь, я тут подумала…
– Что сделала? – удивлению Стасовой не было предела.
– Лизок, не издевайся. Пока я болела, богатый Витя ни разу обо мне не вспомнил, а на сообщение ответил, чтоб я к врачу сходила. В общем, плевать ему на меня. Да и в постели от него никакой пользы… а я так-то человек, мне внимания хочется…
Через некоторое время всё утихло, скандал сошёл на нет. Звёзды и звездульки что-то пели и плясали на сцене. Масловский и Кенар сидели у самой дальней от фуршетного стола стены. Масловский тянул коньяк, Кенар какой-то сок.
– Борь, как же так… как лечение проходит? Как состояние? – телеведущий только вчера узнал о том, что у Кенара рак и до сих пор не мог это принять, хотя и раньше подозревал, что с другом что-то не так.
– Серый, да лечусь помаленьку. Постоянные капельницы, какую-то жёсткую химию назначили. В первую же неделю волосы полезли клоками – пришлось обриться. Сил никаких нет, безнадега какая-то… Хотя врач говорит, что есть все шансы на стойкую ремиссию, но я думаю, что он меня просто успокаивает.
– Кенар, ты главное не отчаивайся. Директор твой странный всё ещё с тобой?
– Ага, куда ж он денется. Я даже уже и не помню, как это было, когда его не было.
Масловский заразительно рассмеялся.
– Ну тогда ты в надёжных руках.
– Не только в его руках…
Неозвученный вопрос повис во взгляде Сергея.
– Не-не, я не собрался завязать с холостяцкой жизнью, боже упаси… Сам понимаешь, не в моей ситуации. Но да, у меня появилась женщина…
– Похвастаешься?
– Пока нет…у нас с ней пока только встречи так сказать для удовольствия, а из-за этой бодяги я не знаю, насколько ещё меня хватит…Так что, может, потом как-нибудь. Если придется…
– Ну, ладно, отставить панику… Как по мне, так если ты на фоне твоего состояния ещё интересуешься бабами, так это верный симптом выздоровления…
Вечер, почти перетекший в ночь, плыл своим чередом над головами нетрезвых телевизионщиков и их гостей. А поэт современности Илья Глуковский выскочил из телецентра, прошёл вдоль пруда, закупился в сетевом магазине стеклотарой со спиртосодержащим напитком и потопал по улице главного космического академика в сторону ВВЦ, время от времени поправляя силы и здоровье жидкостью из бутылки и всё больше кренясь в сторону проезжей части.
К сожалению, брёл он один, поскольку Пушкин задержался с коллегами по посланническому цеху. Короче, со всех сторон, недосмотр Сергеича. Схалтурило Солнце русской поэзии. Потому что именно в тот момент, когда Сергеич ругался с Бетховеном, Довлатовым и Чеховым насчет методов воспитания подопечных и отбивался от Моцарта, жаждущего что-то рассказать, скрежещущий звук колес машины по льду напугал и без того нетвёрдо стоящего на ногах Глюка, который поскользнулся и упал аккурат под колёса летящей на него машины. Наступила тьма.
Продолжение следует