Дражайшая моя Анна, тебе не передать, какую великую радость мне принесло твое письмо. Здесь, так далеко от дома, я снова и снова думаю о тебе. После долгого, тяжелого дня твой образ приносит мне желанное упокоение, в то время, когда с твоим именем на губах я снова и снова иду в бой.
Впрочем, едва ли теперь я могу сказать "снова". Огромными потерями мы прорвались из Бретани в Пикардию. Я сам, душа моя, был ранен, однако, тебе не стоит волноваться за мое здоровье. Армия лакеев, как назвал моих людей Его Величество, прорвала оборону французов без поддержки со стороны испанцев. Всеобщее ликование было так сильно, что уже на следующий день наше войско увеличилось втрое. Те, кто еще накануне усмехался в мой адрес, теперь предлагали своих людей в мое услужение.
В составе пятитысячной армии, мы открыли путь к Парижу. Былые победы и новость о прибытии во Францию нашего короля, сделала нас неустрашимыми. Однако Генрих не оценил наши заслуги.
Теперь мой путь лежит в Ирландию. Твой покорный слуга, перед именем которого трепетала вся Франция, отстранен от дел и, точно пьяный солдат, удален с боевой арены. Генрих все еще пылает злостью ко мне, хотя я ничем не оскорбил достоинства Его Величества. Вот что ты, моя Елена Троянская , делаешь с сильными мира сего.
Я направляюсь к мятежным племенам. Генрих отказал мне даже в разрешении наведаться домой, так что я могу лишь надеяться, подавить восстание до конца года, и вернуться к тебе.
Знала бы ты только, как разрывается мое сердце при мысли, что после смерти нашей дорогой Норы, ты осталась в полном одиночестве. Конечно, ты пишешь мне о неоценимой помощи Норриса, но я все еще не могу простить ему былой обиды, отчего испытываю куда больше расстройства при мысли, что сейчас он является твоим самым близким человеком.
Прошу, не позволь моим опасениям сбыться. Я не переживу очередного обмана. Не переживу, если ты вновь лишишь меня своего внимания.
Томас.
- Леди Анна! - голос Норриса разнесся по коридору. Анна поспешно спрятала письмо под ворохом иных посланий, не желая, чтобы Генри заметил упоминание своего имени. К счастью на столе и без того было немало писем, и еще одно легко терялось среди остальных.
С тех пор как не стало Норы, прошло уже четыре месяца, показавшихся Анне одним долгим безрадостным днем. Голоса, прежде не смолкавшие ни на минуту, теперь уступили место пронзительной тишине.
Деньги, сэкономленные на содержание прислуги, она жертвовала на восстановление храма. Норрис смотрел на это с улыбкой - в то время, когда своими пожертвованиями Анна искупала грехи, эти деньги стали прекрасным поводом для отца Мартина и доктора Крэнорда держать язык за зубами.
В лояльности оставшихся слуг Норрис не сомневался.
В то же время он сам предал интересы герцога, утаив от него новость о беременности леди Болейн.
Что касается самой девушки, она не знала покоя с того самого дня, когда доктор Крэнорд сообщил ей о беременности. Мысли ее были далеки от насущных проблем – с ужасом она думала о будущем, когда дитя появится на свет.
Что с ним делать? Оставить? Но это навсегда перечеркнет всю ее жизнь. К тому же подозрительность Норфолка заставит его сомневаться в своем отцовстве. Отдать? Но кому? Появление ребенка в деревне невозможно – крестьяне не глупы - затворничество Анны и появление младенца, несомненно, свяжут воедино. Перевезти в Норидж? Да, это стало бы выходом, Норидж второй по величине город Англии после Лондона, но там у нее нет никаких знакомых.
Оставить здесь вопреки всему? Но какая из нее мать? Она и собственную жизнь не может привести в порядок, а тут ответственность за дитя. К тому же доктор Крэнорд не сомневался, что ребенок родится с уродствами – даже сейчас, на последнем месяце беременности она была не так полна, как следовало бы.
И все же Анна надеялась. В памяти воскресали слова матери о том, что и ее беременности протекали не так, как у обычных женщин. Семейная особенность? Возможно, но как написать матери об этом? К тому же письмо не успеет прийти вовремя.
- Леди Анна, - в комнату ворвался Норрис. Он никогда не позволял себе подобного поведения, а потому Анна рывком приподнялась и тут же рухнула снова на стул. Порой она попросту забывала о своем положении – не считая запоздалой тошноты и маленького живота, беременность протекала легко.
- Что случилось, Генри?
- Я нашел его, - он понизил тон. – Есть один человек, он достойного происхождения, но бездетен. И он согласен взять ребенка в семью.
- Ты ему рассказал обо мне? – Анна почувствовала дурноту.
- Нет-нет, что вы, госпожа Болейн, - поспешил успокоить ее мужчина. – Я сказал Томасу, что это ребенок нашей служанки, которая скончалась в преждевременных родах.
- Это хорошо. Тогда никто не удивится, отчего младенец маленький. Но женат ли он?
- Да, госпожа. Хотя господин молод, у него было немало внебрачных связей, но детей Бог ему не дал. Даже бастардов. К тому же Томас несчастлив в браке. Он женат на Элизабет Брук, дочери лорда Кобхэма, которая не славится ни красотой, ни здоровьем, отчего у него не возникает желания исполнять брачные обязанности, - Норрис смущенно замолчал.- После смерти отца ему перейдет внушительное состояние. Он сможет позаботиться о ребенке. А, если это будет мальчик, ему, в отсутствие других детей перейдет все состояние господина.
- Норрис, меня не интересуют причины. Главное, чтобы у дитя были родители. Когда они прибывают?
- Через три недели. К этому времени вы разрешитесь от беременности.
- Так скоро. – Анна невольно коснулась распятия на шее. Сколько бы времени ни миновало с печального дня, ей казалось, что все это происходит не с ней, все просто сон, который рассеется, точно утренний туман, оставляя за собой лишь пустоту.
- Леди Болей? – снова привлек к себе внимание Норрис. – Вы в порядке?
- Нет. Но буду, - она сделала глубокий вдох, пытаясь разогнать ту тяжесть, что сковала ее грудь. – Я хотела бы увидеть этих людей.
- Будет разумнее, если вы встретитесь с ними как можно позже, госпожа. Никто не должен связать воедино вас и их дитя.
- Я понимаю, - вздохнула девушка. – Но ведь Норидж большой город.
- И все же соседи обращают на прибывших внимания не меньше, чем в деревне. И, леди Анна, вам не стоит ни о чем беспокоиться. Хоть мистер Уайетт вырос в аристократической семье, где деньги ценятся куда выше религии, он человек невероятной набожности и доброго сердца. Его отец бывал здесь, в имении, пару лет назад, и я имел удовольствие сопровождать молодого господина во время охоты и выездов.
Общение с ним – великое удовольствие, к тому же он поражает тем, что со всеми, даже слугами, общается на равных. Он нашел мои размышления любопытными, а, узнав о моих скромных попытках овладеть чтением и письмом, с удовольствием принялся помогать мне в этом, строго велев регулярно тренироваться, отправляя к нему письма. Хотя с тех пор минуло немало лет, мы все так же регулярно обмениваемся посланиями. И для меня нет более великой чести, чем его истинно дружеское отношение.
- Я доверяю вашим суждениям, Генри, - тихо произнесла Анна. – И все же, возможно несколько позже, я хотела бы увидеть воочию этих людей. Хотя бы отца.
- Мистер Уайетт проходит обучение в Кембридже. Лишь переезд в имение отвлек его от учебы.
- Тогда мы свидимся с ним в следующий раз, - решительно произнесла Анна. Стараниями Норриса одной заботой у нее стало меньше. Однако вероятность того, что ребенок, ослабленный болезнью матери, родится больным или, не дай то Боже, мертвым, была все еще слишком высокой.
Успокоенная обещаниями Норриса, Анна почувствовала себя просто превосходно. Вот уже долгие дни она пребывала в черной меланхолии, но радужные картины будущего развели мрак.
К тому же день выдался особенно солнечным и теплым. Несмотря на начало сентября, на улице было по-летнему жарко. Роскошный сад Норфолка, теперь пришедший в запущение, буйно цвел, в воздухе смешались тысячи ароматов, и, отворив окно, Анна впустила в комнату свежий воздух.
Вместе с тонким запахом цветов комната наполнилась птичьей трелью. Удивительно, Анне казалось, что еще вчера всего этого не было. Как же так? В своих переживаниях она затворницей провела целое лето. А ведь она так любила эту пору!
- Норрис, - позвала она слугу. - Генри, я хотела бы выйти из дома.
- Разумно ли это, госпожа, в вашем положении? - живо отозвался мужчина. Теперь, когда до родов оставались считанные недели, он особенно волновался за состояние Анны. Впрочем, его не мог не порадовать тот факт, что девушка впервые за столь долгое время выразила желание покинуть стены имения.
- Отведите меня куда-нибудь, где нас никто не сможет увидеть. Я задыхаюсь.
- Конечно, - он бросил на ее платье взгляд, отчего-то стесняясь спросить, желает ли его госпожа переодеться, но Анна уже взяла его под руку, и Норрису не оставалось ничего другого, как следовать в сад.
Прямо за ним начинался лес, где редко можно было кого-то встретить - имение Норфолка было удалено не только от города, но и от деревни. Лес этот был будто создан для прогулок - даже без тропок здесь можно было легко пройти, деревья стояли на некотором расстоянии друг от друга, и солнечный свет проникал сквозь листву. В начале лета все вокруг было усыпано земляникой. Они с Джейн любили здесь уединяться ото всех.
Анна, крепко держась за руку слуги, внимательно разглядывала окрестности, находя буквально во всем невероятную красоту. Как много времени миновало с тех пор, как Норфолк впервые показывал ей эти места. Чуть дальше лес становился темнее и гуще - там начинались охотничьи угодья.
Анне казалось, что она переместилась в лето прямо из продроглой весны, впрочем, так оно и было. И сколько бы она ни глядела по сторонам, наслаждаясь зеленью и пением птиц, как бы жарко не пекло солнце, она не могла вдоволь насладиться природой. Если бы еще здесь был Норфолк! Тогда бы ее счастье не знало предела.
Острая боль, неожиданно пронзившая девушку, заставила ее буквально сложиться вдвое. Из ее горла вырвался крик, и Анна ухватилась за Генри обеими руками, с трудом удерживаясь на ногах. Еще ночью она ощущала боли внизу живота, но они, к сожалению, были нередки, отчего Анна не придала им значения. К тому же роды ожидались в конце сентября, никак не в начале.
- Анна! - Норрис подхватил ее, впрочем, несколько неуклюже - он боялся своими действиями принести ей еще большую боль. С его помощью Анна опустилась на землю.
Она часто и глубоко дышала, не в силах разогнать тот жар, что сковал ее от низа живота до самой груди. В одно мгновение она покрылась испариной, причиной которой была не столько боль, сколько страх.
Она рожает! Рожает, точно простолюдинка в лесу, где нет ни доктора Крэнорда, ни повивальных баб. Сколько женщин погибало в родах даже тогда, когда для сохранения их жизней были приглашены лучшие специалисты.
- Леди Болейн, все хорошо, - дрожащим голосом произнес Норрис. - Вы можете идти?
- Нет, - слабо произнесла Анна, ощущая, как очередная волна боли подкатывается к ней. От одной мысли, чтобы теперь подняться ей становилось дурно.
- Я оставлю вас. Мы должны сообщить доктору...
- Нет, - изо всех сил она впилась пальцами в руку конюха. - Не оставляй меня. Не здесь!
- Я не уйду, - тихо пообещал Норрис. Когда Джейн рожала их сына, его не было рядом, зато Норрису доводилось принимать роды у лошадей.
Сейчас же перед ним лежала леди Анна Болейн, сестра королевской фаворитки и возлюбленная герцога Норфолка. От одного этого Норрису было не по себе.
Но стоило ему бросить взгляд на девушку, и страх исчез - Анна была белая, точно полотно. Кожа ее блестела от пота, губы были плотно сжаты, а глаза застила пелена боли. Он не мог оставить ее в подобном состоянии, не мог позволить страху сковать его разум. Жизни этой молодой женщины и ее ребенка теперь всецело находились в руках Генри, и он был готов сражаться за них до конца.
Удивительно, как только их никто не обнаружил. Крики Анны всполошили птиц, которые сорвались с деревьев в воздух, уносясь прочь. Теплая кровь стекала по рукам Генри, и он не мог понять, как это хрупкое существо все еще остается в сознании, более того, находит в себе силы проталкивать ребенка.
Он шептал ей ободряющие слова, сам толком не понимая, что говорит. Разум давно покинул его, он действовал по наитию, точно зная, как следует поступить.
Никто из них не знал, сколько прошло времени, когда ребенок наконец-то целиком вышел на свет. Он был настолько крошечными, что Генри оторопел оттого, что подобное существо может быть живым. Его плач был тихим и слабым, он практически сразу стих, но младенец дышал, и Генри не мог скрыть своей радости. Несколько растерянно он перерезал пуповину, прежде соединяющую мать и дитя и, аккуратно вытерев младенца от крови и слизи, протянул его Анне.
- Поздравляю, госпожа, у вас родился сын.
Измученное лицо женщины озарила улыбка. Положив мальчика на грудь, она вглядывалась в его крохотное розовое личико, и слезы текли из ее глаз.
- Вы должны дать ему имя, - тихо произнес Норрис.
- Могу ли я? - с трудом произнесла Анна. Силы ее были на исходе, и лишь мысль о том, что, возможно, она в первый и в последний раз видит своего сына, не позволяла ей отдаться усталости.
- Это ваш выбор.
- Он будет Томасом.
- Хорошее имя. В честь трех отцов - вашего, Томаса Болейна, родного - Томаса Норфолка и приемного - Томаса Уайетта.
- Вы правы, Генри, - голос женщины слабел. Впрочем, это сейчас было как нельзя кстати. Выждав еще пару минут, Генри взял ребенка на руки и быстрым шагом направился в сторону имения.
Когда Анна проснулась, она находилась в собственной комнате. За окном царила ночная тьма, а на столе горели свечи. Камин не был зажжен, хотя даже летом в имении было холодно и сыро. Однако теперь, холод был с радостью воспринят женщиной.
Сколько бы она ни прислушивалась, до нее не доносился детский плач - доктор Крэнорд, осмотрев спящую Анну, забрал младенца с собой. Стены храма, частично отремонтированные пожертвованиями несчастной женщины, заглушали теперь плач ее сына, скрывая его существование от всего мира. В имении же все осталось как и накануне, и лишь тупая ноющая боль внизу живота и пояснице свидетельствовала о рождении первенца леди Болейн.
©Энди Багира, 2014 г.
