Очерк старшего преподавателя Богословского факультета протоиерея Феликса Стацевича, ставший лауреатом Конкурса творческих работ ПСТГУ в 2012 году.
Поминaйте настaвники вaша,
иже глаголаша вaм слово Божие:
ихже взирaюще на скончaние жительства,
подражaйте вере их (Евр. 13.7)
20 лет тому назад... Только-только возобновляется в Москве церковная жизнь, в тех «количествах и качествах» какие ныне стали нам привычными. Во множестве открываются церкви, большей частью разорённые... Ещё почти некому петь, мы, - иной раз и в единственном «экземпляре» являя собою «хор» в каком-то из таких храмов, по мере надобности, по случаю какого-либо важного и ответственного события, как то: архиерейская служба, престольный праздник, особенная какая служба Триоди - объединяемся в «дуэты», «трио», «квартеты», сколько успеваем собрать... В каких церквах мы только не поём, курсируя между подворьем Троице-Сергиевой лавры (развалины… Тогда из них только-только выселили оркестр Московской филармонии во главе с Коганом) и подворьем Оптиной в Останкино (здесь порядок, здесь был музей), между Соловецким подворьем и подворьем Валаамского монастыря, между храмами Москвы и Подмосковья, иной раз «гастролируя» и в соседние с Москвою губернии.
Обмениваемся редкими ещё тогда нотами, от копии к копии печать делается всё призрачнее и у nn-ых ксерокопий приходится дорисовывать нотный стан, обводить «целые» и «половинки», закрашивать «четверти» и «восьмушки»... Мы дерзаем «расцвечивать» одноголосные номера «синего»-«тонкого»-нотного Октоиха, приписывая «недостающие» голоса, гармонизации получаются вполне доморощенные, но всё звучит внове, и - главное! - не задерживается на бумаге, а бумага в столе, но тут же за ближайшей службой и звучит! После службы «по горячим следам» исправляются «неблагозвучия». Хоровиков среди нас почти нет, хоровики поют в правых хорах, мы их презираем за недостаток энтузиазма (а у нас энтузиазма хоть отбавляй); за (мы позволяем себе так думать) за мало- и как-то «уныло-», «вяло»-верие (а мы только открываем для себя Церковь! и потому «кипим»), да мы для себя и хоровую музыку только открываем, а им, как нам думается, она надоела ещё на их «дир-хорах»... Что-то даже и сочиняем, тоже весьма доморощенно, однако здесь случаются и жемчужины («Херувимская» - тогда просто Миши, а теперь давно уже отца Михаила Акинфина, он не искал себя обнаружить и мы назвали её «Волжская»; «Полиелей» тогда Мити, ныне же протоиерея Димитрия Арзуманова)... Очень интересуемся уставом, благо монастырские службы зело тому способствуют, горячо спорим, обсуждая какую-нибудь закорючку в Типиконе, потрясая им, как булавою, перед оппонентом, таким же в большей или меньшей степени неофитом... Впоследствии на экзамене по Уставу о. Георгий Крылов и Илья Александрович Красовицкий заспорят друг с другом над моим ответом на, теперь не помню какой, вопрос, потом опомнятся - ведь экзамен! - поставят «отлично» и пригласят преподавать Устав...
И вот первый набор в институт. Молва о нём противоречива, но настоятель той церкви, в которой я пою и регентую по воскресеньям (и по сию пору служу священником), говорит об отцах-основателях с большим почтением, и я поспешаю к вступительным экзаменам едва ли не в последние их часы...
Первый молебен… Он совершается в соборе Донского монастыря у мощей — не так давно обретённых — святителя Тихона, недавно же и прославленного в лике святых. Меня больше всего интересует, что там на клиросе... Кто? как? Я ведь поступал на певческий.
Пробираюсь к клиросу. Вглядываюсь, вслушиваюсь даже с некоторой ревностью. Этот мир мне пока неведом, здесь уже сложилась традиция, эти певчие — певчие со стажем, некоторые поют с детства, с «подспудных» ещё времён, некоторые даже из церковных семей, это нечто совсем необычное для моего круга... На клиросе несколько молодых людей, манеры строги, движения сдержанны, они словно отлично отлаженный механизм, ни одного лишнего движения, все собраны, сосредоточены, все молитвенники... Но за внешней строгостью кипит и фонтанирует жизнь, певчие светятся радостью и вдохновением, искры этого их костра словно бы поднимаются куда-то к «третьему небеси». Самые обертоны с каждым следующим истончаются... «физика»... «мета-физика»... дальше... дальше...
Регентует Татьяна Ивановна Королёва, вскоре я узна́ю её как замечательного педагога, её трудами и, думается, многими её скорбями возрос и состоялся певческий факультет... Среди тех певчих - Илья Красовицкий, Илья Александрович, замечательный пианист - его шопеновская баллада, игранная в 20 аудитории на пианино с очень скрипучей педалью до сих пор в моей памяти, равно как и интермеццо Брамса оп. 117... Впрочем, интермеццо игрались в другом городе и в другом обществе, и это, как говорится, совсем другая история. Ещё Илья Александрович — замечательный преподаватель литургики... Ещё — регент. На клиросе и Мария Сергеевна — будущая Ильи Александровича жена — тоже замечательный литургист, вдохновенный преподаватель, автор прекрасного институтского учебника, теперь мама множества Красовицких – у них с Ильёй Александровичем девятеро.
После молебна отец Владимир проповедует. Содержание его слова ясно помню: учение в институте как служение Святой Церкви! Просто, ясно, убедительно. А для меня и это внове. До этого моя короткая церковная жизнь — пока одно только удивление, певческая же и регентская практика — что-то вроде игры. Разве только в новом для себя жанре... Теперь же, говорит отец Владимир, пора трудиться, пора «собирать камни»...
После много всего было замечательного: прекрасные службы в Кузнецах и в Троице, разучивание песнопений – богослужебных и концертных – к институтским праздникам, долгие всенощные накануне, торжественные и волнительные архиерейские литургии (где предстоятелем неоднократно был сам Святейший патриарх Алексий, теперь покойный); клиросная практика — многие маститые теперь регенты делали тогда самые первые свои шаги (вспоминаю «Софрониевскую» Херувимскую Поплии Михайловны Латифи, это была её самая первая служба в новом для неё качестве регента, я пел в басовой партии и дивился волнению регента, сам к этому времени имея в этом качестве даже некоторый стаж); разнообразные «десанты» (на конференцию «Единство Церкви» — шумное некогда событие столичной церковной жизни или молебен по случаю закладки библиотеки МГУ: мороз за 20 градусов, а мы поём... Никто, конечно, и не думал заболеть)...
Какие замечательные люди вошли тогда в мою жизнь, открыли для меня эту удивительную грань Церкви — «добро и красно жити братии вкупе» — Церкви как собрания! Больше 20-ти лет на одном приходе почти приучили меня к этому чуду, но «привычка» так и не возникла, едва ли не за каждой Литургией это чудо не перестаёт удивлять! Однако тогда это было внове... Замечательные люди, множество замечательных людей, всех и не перечислишь!
А началось всё с молебна, одного из замечательнейших событий всей моей теперь уже довольно долгой жизни. Увидал тогда воочию церковную службу, какую предугадывал в Церкви, но дотоле ещё не видывал, увидал как до́лжно пети Богови («пойте Богу нашему, пойте!..»), как можноработати Господу («работайте Господеви со страхом!...»), увидал радость со трепетом («и радуйтеся Ему с трепетом!..»)
Татьяну Ивановну почитаю, и по сей день с благодарностью поминаю за каждой Литургией. Она навсегда останется одной из самых важных в моей жизни наставников и учи́телей. Таких, как она, единицы. Чтобы их исчислить, хватит пальцев одной руки. Поминаю и Евгению Борисовну Резниченко, и отца Алексея Емельянова, и, конечно, — отца Владимира — досточтимого ректора и дорогого отца...
Через три года я уходил с факультета, «многость» жатвы побудила осознать иное своё – священническое – призвание. Татьяна Ивановна приходила на обе хиротонии, да они и случились одна за другою. Подаренный ею «Илиотропион» и теперь со мною, среди настольных моих книг. А вот подпись на книге: «С любовию о Христе и благодарностию совместного клиросного служения в день призвания к иному служению с пожеланием во всех путях искания воли Божией от любящих о Господе братьев и сестер («святотихоновцев»)». Святотихоновцев!
И тот молебен, то пение Богу, те – работа Господеви и радость со трепетом навсегда остались со мною как облик нашего института, выраженный живыми человеческими голосами. С той службы начался не первый, но очень важный этап моей пусть маленькой, незначительной, полной испытаний, но радостной и счастливой жизни в Церкви.
Сказанное всё как-то неловко было проговорить вслух, разве только спеть?! или пером описать. Пером оказалось сподручнее. Радуюсь поводу признаться в любви и благодарности своим учи́телям-учащим и собратьям-учащимся. Спасибо вам всем, родные!
Источник
#Лица_ПСТГУ