В предыдущих публикациях говорилось о том, что Славяно-Русь находилась между двумя Белыми морями (Студёным и Мраморным), то сама Русь ограничивалась Белым морем на Севере и рекой Истра (Дунай) на Юге.
Первым и основным русским морем было Алатырь-море, которое сейчас называют Балтийским. Об этом море подробно рассказано в Заметке к первому выпуску «Песен собранных П. В. Киреевским», 1860 года издания.
Киреевский об Алатыре (текст 1860 года)
«Еще раз перед нами Илья Муромец, и во первых — в битве с Соловьем. Соловей является как «Алатырец некрещеный»; ступим далее, и находим Илью, по известному рассказу о Сокольнике или Бориске Збуте, в связи с «Бабой Латыгоркой, от моря Студенаго»: здесь место и время уяснить подобные названия и скрытые под ними намеки.
Средоточием всех этих имен, и связанных с ними представлений, является камень Алатырь, Латырь, Белый Латырь, Белатырь. После остроумнейшей догадки покойного Н. И. Надеждина, высказанной в Русской Беседе 1857 г., т. IV, ч. 2, не остается никакого сомнения, что это знаменитый Электр (электрон или илектрон), драгоценный товар первых морских торговцев Финикиян, переданный и преемникам их, Грекам и Римлянам. Его главной родиной, с отдаленнейшей древности, было Балтийское море, доселе изобилующее янтарем по всему южному берегу от Копенгагена до Курляндии: из Пруссии, где он составляет государственный источник доходов, присяжные искатели отправляются туда и длинными шестами из лодок ломают янтарь по берегу в глыбах рыхлой земли.
Побережье Балтийского моря заселено было Славянами при самом их появлении на поприще истории. Края Руси, размещенные в водоеме этого моря, водившие издревле по нем торговлю или просто ближайшие по соседству, сберегли для нас древнейшие, определеннейшие и самые яркие образы и выражения о камне Алатыре, об его добывании, об море — его родине, о развозе его и употреблении. Так Литовское племя, всегда здесь соседившие с Славянским, выработало для камня название «gintaras», усвоенное впоследствии и Русскими, «янтарь»; безспорно это переделка из того же «алатыря». Белая Русь разсказывает в Стихе, Голубиной Книге:
Ах Латырь-моря всим морям отец,
А Латырь-каминь камням отец.
Потому Латырь-моря всим морям отец,
Потому Латырь-каминь всим камяням отец:
Ляжит ён сириди моря,
Сириди моря, сириди синява,
Идуть по морю много корабельщиков,
Гли (возле) тово камня останавливаются,
Яны бярут много с яво снадобья,
Посылают по всяму свету белому.
Для этого края Руси, а вместе и для древнейших Славянских поселений, море Балтийское является главным, старшим; как место добычи янтаря, оно прозвано само Латырь-морем; камень является отцом прочих, как камень по преимуществу, как главный товар древнейшей торговли; описан и самый торг, развозивший янтарь как снадобье по всему свету. Известно, что янтарь ценился у древних не по одной красоте, а именно как снадобье и лекарство, носившееся в амулетах: так и у нас янтарь был издревле не только любимым ожерельем, но вместе оберегом шеи и груди, и всего тела; самое название ладонки едва ли не происходит отсюда же, от латыря (латырка, латонка), и только развитие христианства ввело сюда ладонь, близкий и по имени.
Многочисленные русские заговоры подтверждают то же самое: здесь Алатырь и Латырь, как «бел-горюч камень», по народным представлениям, одарен высшею целебной силой против всяких болезней, так что одно имя его служит уже заговором недуга и спасением; по описанию, он лежит обыкновенно «на море Окияне, Кияне», или просто «на синем море», большей частью на «острове Буяне»; по мере распространения сказаний внутрь Руси, море и остров представляются отдаленнейшими: таковы же были они по отдаленной древности Славянских поселений и торговых промыслов на Балтийском море.
Любопытно заметить при этом постоянное русское прозвище всякого камня — «бел и горюч». Перенесенное на янтарь, название «белый» означает конечно блеск и свет, как «белый день», «белый свет». Но название «горючего» бросается в глаза странностью: на Юге, где мы встречаем Славян при начале уже положительной их истории, камень, место отдохновения в тени, подушка ночью, окраина ключа и водоема, должен был соединяться в представлении с прохладой; и действительно, Славяне Южные, Сербы и Болгаре, доселе удержали в народном языке постоянное прозвище для камня — «хладен» и «студен».
В краю противоположном, в стране холода, выразилось и противоположное впечатление: здесь отец камней, камень по преимуществу, алатырь или янтарь был «горючим»; и, название «белого» перенесено на янтарь от всякого камня, отделяющегося от земли и белеющегося, так наоборот имя «горючего» Русь перенесла от янтаря на все камни.
Псковичи, торговавшие с древним славянским прибалтийским союзом, с Ганзою, поют в том же Стихе, Голубиной Книге:
Белый Латырь-камень всем камням отец:
С-под камешка с-под белаго Латыря
Протекли реки, реки быстрыя,
По всей земле, по всей вселенную,
Всему миру на исцеление,
Всему миру на пропитание.
Известно, что по народному представлению море и море-Окиян есть источник для всех рек; а на этом море лежит Латырь, и Латырь целебный: отсюда, из под того камня, все реки, отсюда целения.
Новгородцы, стоявшие в одних обстоятельствах торговли, как и Псковичи, изображая самого отважного своего удальца Василия Буслаева, передают нам, что конец его подвигам положил «бел-горюч камень», что через него-то удалец перепрыгивал, на нем же запнулся и нашел смерть.
В сказке, которую приведем мы в одном из следующих выпусков, место камня Латыря и в том же значении занимает «морская Пучина»: «Лежит тут морская Пучина, вокругом глаза; он — Василий Буслаев — вокруг ее похаживает, сапожком ее попинывает, а она ему и говорит: «Не пинай меня, и сам тут будешь». Вот после этого рабочие его расшутились меж собой и стали скакать чрез морскую Пучину: все перескакали; он скокнул напоследок, и задел только ее пальцем, да тут и помер».
Ясно, что Пучина, в виде Медусы, могла явиться вместо «бел-горючего камня» потому лишь, что самый камень, Алатырь, лежал среди моря, на море. Любопытно, что славянское «Пучина», в древней форме «Пѫчина», есть исконное название для моря, то же, что греческое «Πόντου», латинское «pontus»; а по законам языкознания несомненно, что это греческое и латинское слово в славянской форме будет «Пѫтъ», «Пѫть (с носовым, понтъ, понть)», т. е. путь.
Никто не удивится такому сближению, вспомнивши, что горы разъединяют народ, а море сближает, что море именно есть путь, путь по преимуществу торговый, каким и было оно для Финикиян и Греков; сравните, при форме «pontus», латинское «pon-s», «pont-is», как мост, тот же «пѫть» через реки; наше выражение «путь-дорога», из которого вторую половину, т. е. «дорогу» нельзя употребить в смысле плавания или путешествия по рекам и морям, намекает также, что «путь» есть именно, по древнему значению слова, для воды.
Так точно, рядом с «пучиною», мы Русские имеем доселе древнейшую форму — «путина», «путинка», ход по реке, как выражаются наши бурлаки. Итак, представление Новгородцев в помянутых песнях и сказках соединяет с морем и алатырем, с пучиной и бел-горючим камнем, древнейшие торговые пути по морю.
Еще шаг по тем же краям Руси, от Литвы, Руси Белой, Пскова, Новгорода, — и Олонецкая область, высказавшаяся так ясно в песнях, собранных П. Н. Рыбниковым, выводит нам страшную Бабу-Латымирку, от того же «Латырь-мира» или просто «Латыря». А область Архангельская, одним еще шагом на Север, в помещенной у нас песни, соответственно «Латымирке» дает Бабу-Латыгорку, от «Латырь-горы», где гора принята в древнейшем славянском значении — «берега».
По мере этого удаления от Литвы, Белой Руси, и вообще краев ближайших к Балтийскому морю, по мере расширения Руси от древнейших поселений по Балтике с одной стороны к Северу, с другой к Югу, Дунаю и Черному морю, изменяются и представления об Алатыре.
В нашей песне из Архангельска, представительница Алатыря, Баба-Латыгорка с сыном выводится уже «от Студенаго моря», т. е. Белого, и всего Северного океана: следовательно Алатырь представляется уже там, где развилась и главная торговля Архангелогородцев; самое прозвище «белый» должно было способствовать представлению.
С другой стороны, в тех Стихах о Голубиной Книге, которые вытекали из Стихов, Списков или Свитков Иерусалимских, т. е. шли с Юга, седалищем Алатыря является уже море Черное, называвшееся иначе «Теплым»; представлению способствовало и название камня Алатыря «горючим»: совершенно та же мена прозвищ для моря, «Студенаго» и «Теплаго», мена между областями Юга и Севера, как видели мы выше в мене прозвищ «горючаго» и «хладнаго» или «студенаго» для камня. Так читаем в одном из списков Голубиной Книги, ближайших к Свиткам Иерусалимским:
Камням камень-мать
Кармаус камень Илитор (илектрон):
И лежит он у моря Тёплаго,
На восточном устье Волгском (примешано еще море Каспийское);
А коя рыба с моря пойдет
И о камень потрётся,
И на Русе той рыбы ловцам не добыть,
И птицам её не убить,
И того году смерти ей не будет.
Здесь, хотя поприще действия перенесено уже к Черному морю, а с развитием торговли даже к Хвалынскому или Каспийскому, но в основе те же представления об Алатыре, его чудодейственной и целебной силе, даже о трении, этом поразительном для древних свойств янтаря, давшем в позднейшей науке имя электричеству.
Таким путем мало по малу разошлись по всей Руси представления и имена «Алатыря», до того, что перешли в имена сел и городов: сюда причисляем мы, кроме Алатыря, и название Ахтыр-ки; в народном же говоре переделано ее Алабырь и Алабор, с производными, в значении как янтаря (алабырь), так и хозяйства, домашнего устройства, распорядка (алабор, алаборить), вытекавшего из древнего представления о янтарной и вместе всей морской торговли, предприимчивости, промышленности (противоположность — безалаберщина, беспорядок).
Самый камень, по мере отдаленности разных краев Руси от моря, явился уже не морским, а сухопутным: так в песнях П. Н. Рыбникова «камень Латырь» вместе со столь же таинственным «сырым дубом Невином», лежит в чистом поле, на крестовых дорожках, т. е. на перекрестке, и получает одинаковое значение с Чуром, который известен по нашим заговорам и которым чурались, заклинались и заговаривались (греч. «герм», латин. «термин»). Потому «бел-горюч камень», известный по нашим песням, который обыкновенно лежит поперек дороги на перекрестке, решая судьбу, куда пускаться богатырю, суля ему то женидьбу, то богатство, то смерть, ведет свое происхождение от того же древнего Алатыря, решавшего судьбу древних странников и торговцев; он только упрощен и введен в обиходную жизнь.
Но, при этой обиходности понятий и имен, древнейшие представления не уничтожились и время от времени, там и сям, возникают и отзываются в народном творчестве. По мере прекращения древней морской, Балтийской торговли, по мере ухода с того побережья Славян Русских, с тех пор, как среди положительной истории, в течение XIII — XV веков, мало по малу Литва связалась с Польшею, Белая Русь подлегла им обеим, Корела, Корсь, и вообще Чудь подчинилась Немцам, а вместе с тем Литва явилась «поганою», Корела «проклятою», Белая Русь иноязычною, и т. п., предмет древнейших представлений отодвигался все далее и далее, покрывался туманом, оставлял в памяти народной одни лишь загадочные образы, безобразные тени.
В представлении народном обрисовался какой-то отдаленный край, где живут Алюторы (те же Алатырцы; прежние издатели песен видели здесь Лютеран): Владимир посылает Добрыню покорять их, вместе с Чукшами и Чудью белоглазою; там целый «Алатырский мир», ибо оттуда «баба Латымирка», там «Алатырская гора», ибо оттуда «баба Горынинка», «баба Латыгорка», там «царство Алыберское» (ср. выше алабырь, алабор, безалаберщина), воюющее с Латинами и Литвою; выходцы оттуда — то же, что Немцы, люди немые, бестолковые языком, иностранцы, иноземцы (ср. народное «немой алабор» или «алабырь», безтолковый, косноязычный, немой.
Словарь В. И. Даля, вып. 1, стр. 8): Алатырь и Алатырец — пройдоха, грубиян; наконец оттуда выходцы страшные, безобразные — Соловей-разбойник, «Алатырец некрещеный», «баба Латымирка» и «Латыгорка». С сими последними возвращаемся мы к Илье Муромцу.
Почему Соловей-разбойник назван «Алатырцем», догадки могут быть разные: вероятнее всего, что по имени своему он сближен с Соловьем Будимировичем, который приезжал из за Волынского моря (может статься с Волина), с Кодольского острова, из города Леденца, и в котором мы видели образец морских, вероятно прибалтийских, наездников, тем более, что на своем Соколе корабле он чуть было не погубил Илью Муромца и действительно был другою, только более удалою и блестящею стороною Соловья-разбойника, тот же Соловей-разбойник, только не сухопутный, а морской.
Но почему «баба Горынчанка», «Горынинка», в сказках «Яга-баба», обрисована Алатыркой, это еще виднее. Она, как известно по песням, владела несметною золотою казной, спрятанной у нее: то же представление, что об Алатыре, о древней торговле, а вместе о древнем богатстве. Далее — она мать известного Збута, Бориски, Сокольника, Поляницы: Илья прижил его в дальней стороне, одолев «бабу» с бою.
Переход древнейшего начала к новому, древней жизни в новую, выражается в мифологии, как известно, тем, что это начало делается сперва доступным, податливым, женственным, и потом блудит с началом новым. Так начало древнейшей Славяно-русской жизни, начало, о коем мы говорили, — назовем его «Алатырским», при переходе к жизни последующей, приняло в творчестве образ женщины, «бабы», хотя еще мужественной, страшной.
Представитель начала нового, сложившегося мира-народа, Илья Муромец, по старшинству ближайший к пройденному периоду, вопреки последующему своему образу, в котором является всегда степенным и холостым, не падким на женщин, однако сблудил когда-то с «бабой», и именно когда она жила с стихийным богатырем Святогором.
Плодом была опять реакция древнего начала: сын Збут явился образцем врагов сложившегося русского мира-народа, жестоким, бродячим удальцем, похожим на старых стихийных богатырей; он даже задумал убить отца своего, и только по счастью новое начало победило в лице проснувшегося Ильи Муромца.
Алатырский период жизни, как видите, соответствует периоду стихийному, бродячему, кочевому, и, как этот же последний, отодвинувшись представлениями в далекую глубь, высылал из себя страшных чудовищ, врагов нового порядка вещей.
Таковы были судьбы древнейших представлений, связанных с именем Алатыря. В дальнейшем ходе, при развитии и водворении христианства, представления эти изменились коренным образом. Когда после древних торговых путешествий явились странствования по святым местам, и особенно в Иерусалим; когда место Старших и Владимировых богатырей заняли Калики Перехожие, и притом уже мирные, нищие, певцы Стихов; когда вместо Былин, с возобладавшими интересами религиозными стали являться чаще Стихи, а самая Голубиная Книга от древнейших языческих, космогонических и феогонических, представлений, стала вырабатываться воззрениями более христианскими, тогда и Латырь-камень получил совсем иное значение.
Это сделался уже тот камень, над коим, по преданию, был распят Христос, и сквозь который текла с распятия Его кровь на главу Адамову; этот-то камень, по разсказам и Стихам возвращавшихся из Иерусалима странников, был источником всяких исцелений, духовнаго богатства, новой жизни; отсюда, с этих сказаний, запевалось начало Голубиной Книги, — «от нашея от Алатыря и от той главы от Адамовой»; отсюда, с камня, учил Христос, разсылал Апостолов, распускал книги по всей земли; отсюда родилась Книга Голубиная, в смысле уже Священнаго писания. Древний Алатырь-камень бел-горючий, цель давних путешествий, приманка Балтийских моряков, награда отважных торговцев, с его морем и островом, с его народом, с его порождениями, вторгавшимися в позднейшую историческую жизнь Руси, — все это потонуло в море совершенно иных и новых христианских воззрений, возстановляемое из глуби только средствами науки и научным взглядом.»
© Песни собранные П. В. Киреевским, выпуск 1. 1860 г.
Пояснения к тексту 1860 года
Здесь мы видим образ «края земли Русской», находящемся на южном побережье Балтийского моря, сформированном в образе камня «Алатыря». Алатырский край является одним из начал Русской земли, простиравшейся от моря Белого (по-латышски Балтийского, возможно, так называемого из-за бел-горюч камня Алатыря) до моря Чёрного, называвшегося Русским. От «края и до края» или от «моря и до моря» простиралась Русская земля, если смотреть с Севера на Юг.
От «янтарной столицы» или города Калининграда, носившего немецкое название Кёнигсберг (Королевская Гора), до сербского Белграда на Дунае, южнее которого находится крепость Смедерево (Золотая Гора), по прямой — 1100 км. От реки Эльбы до Волги, по линии Запад-Восток, а точнее от ныне немецкого города Магдебург - "девичья крепость" (стоящем на Эльбе), название которого означает тоже самое, что и у дагестанского Кизляра — «селение девушек, девиц», до русского города Самары (который на Волге), расстояние составляет более 2,5 тысяч километров. И это без учёта славянских земель, располагавшихся к югу от Дуная или Истра, а может и Брега.
В общей сложности, размер первоначальной Русской земли, по кругу, или как говорят — «от А до Я», что можно представить также и как «от Алатыря до Янтаря», составлял около 2,75 млн кв километров. Этот размер территории соответствует, примерно, современной Аргентине или 13-ти государствам, таким как Белоруссия.
Славянские же земли, если считать от города Русе на Дунае до Текирдага на Мраморном (Славянском Белом) море, составляли по линии Север-Юг — 340 км; а по линии Запад-Восток, если измерять от хорватского города Пула на берегу Адриатического моря, до болгарской Варны на Чёрном море, то расстояние составит 1140 км. Площадь Славянских земель тогда составляла чуть менее 390 тыс. кв километров, что в семь раз меньше размеров первоначальной Русской земли.
Подобная пропорция сохраняется и по сей день. Кто бы что ни говорил, но размер России, по сравнению с остальными славянскими государствами, даже вместе взятыми, всегда был и остаётся на порядок больше. Как и численность русского населения, по отношению ко всем остальным славянам, сохраняет ту же пропорцию, которая существовала на заре появления Русской и Славянской земель.
Исторические события, происходившие на Русской земле, вынудили русское население уйти от Дуная и берегов Балтийского (Варяжского) моря. Те земли были заняты враждебным, по отношению к русским, населением; потому в тех странах по сей день продолжает вымарываться из памяти и истории любое упоминание о настоящих владельцах той земли, носящей историческое название «Русская земля».
Как бы ни старались эти захватчики уничтожить информацию о русских землях, русский народ сохранил в своих былинах, песнях, преданиях старины глубокой, ту историческую память, которая дошла до наших дней.
Продолжение в статье Гильфердинг о жизни крестьян русского Севера.