О революции.
Что думали про войну? Мне кажется, верили в то, что она сама кончится; вера эта была всеобщей ко времени воззвания к народам всего мира. Помню, что приехавшие с Моодзунской позиции говорили, что там уже сговорились с немцами: ни мы, ни они стрелять не будут. В вообщем преобладало пасхальное настроение,было хорошо, и верилось, что это только начало всего хорошего.
Нельзя было держать части с одними офицерами, только что вернувшимися из долговременной отлучки. Хотя комитеты совершенно невозможны в армии-даже менее, чем выборное начальство,-но они были единственными, на чём хоть как-нибудь держалась армия. Самое плохое в комитетах было то, что они страшно скоро отрывались от своих выборщиков. Да и делегаты Совета не являлись в свои части чуть ли не месяцами. Солдаты были совершенно не осведомленыо том, что делалось в Советах. Ещё никто не говорил слов:" Мир во что бы то ни стало" Ещё не приехал Ленин, ещё большевики говорили, что винтовку надо держать наизготове, но гарнизона уже не было, был только склад солдат. Массы ещё сверкали пламенем революции, но это было не жаркое пламя кокса, а жидкий огонь разлитого спирта, не успевая зажечь дерево, которое он облил.
Таким огнём был Керенский. Я увидел его в первый раз на его генеральной истерике, когда он после статьи в "Известиях", направленной против него, вбежал в Солдатский Совет спрашивать-доверяют ли ему. С измученным лицом человека, дни которого уже кончаются, кричал он и в изнеможжении наконец упал в кресло. Это произвело страшное впечатление. Малый Совет солдатской секции, борясь своей весьма благонравной газетой с приехавшим Лениным, поместил в ней свою резолюцию, что он считает ленинскую пропаганду такой же вредной, как всякую контрреволюционную пропаганду. Ленин приехал объясняться в Совет. Зал заполнился комитетчиками. Председательствовал вольноопределяющийся Завадье. Ленин говорил речь с элементарной стремительностью, катя свою мысль, как громадный булыжник; когда он говорил о том, как просто устроить социальную революцию, он сминал перед собою сомнения, точно кабан тростник. Ленину возражал Либер. Говорил прекрасно и одушевлённо. Но его слова летели , как отруби, а не падали, как семена. С этим ощущунием стремительной, слепой, всех топчущей силы, я и уехал на фронт.