Сегодня исполнилось бы 70 лет выдающемуся режиссеру и педагогу Владимиру Туманову (19.09.1953 - 27.02.2020). Владимир Анатольевич поставил для Молодежного театра на Фонтанке несколько спектаклей, два которых сейчас идут на нашей сцене – это «Поздняя любовь» Александра Островского и «Фантазии Фарятьева» Аллы Соколовой. Также ранее в репертуаре были его постановки «Лунные волки» по пьесам Нины Садур и «Двенадцатая ночь, или что угодно» Уильяма Шекспира.
Владимир Туманов работал в театрах России и Литвы, поставил около 30 спектаклей в Вильнюсском театре русской драмы. После возвращения в Россию Туманов стал одним из ведущих режиссеров Петербурга, получил театральные премии «Золотая маска» и «Золотой софит». В 2011 году он стал главным режиссером Театра на Васильевском.
Семен Спивак о Владимире Туманове
Владимир Туманов лет пять-шесть был верным, надежным «плечом» в создании нашего репертуара. Он поставил очень интересные, «живые» спектакли: незабываемые «Лунные волки», удивительная «Поздняя любовь», отвязная «Двенадцатая ночь», замечательные «Фантазии Фарятьева» стали неотделимой частью Молодежного театра на Фонтанке. Мы общались с Тумановым непростительно мало, но, думаю, оба ощущали, что мы — друзья в профессии. Было дело, даже сделали друг другу подсказки в работе над спектаклями…
В нем чувствовалась небывалая мощь, но одновременно с тем, что он бывал яростен, мог быть и очень нежным. Умел любить, но умел, думаю, и ненавидеть: был соткан из пар противоположных чувств. И был одним из интереснейших петербургских режиссеров.
Ольга Скорочкина о Владимире Туманове
Его спектакли остались в памяти как волшебная шкатулка, набитая людьми, прекрасными и несчастливыми. Он, кажется,больше ценил в актёрской игре оттенки и блики, душевные мимолетности — в срывах и счастье- чем яркие краски. Актеры в лучших его спектаклях играли как родственники из одной деревни поют на свадьбах и похоронах. Переплетение индивидуальных тем и голосов в одной общей печальной гармонии.
Без всякой гугл-подсказки вот лично в моей голове все эти дни звучат голоса из его спектаклей. Никуда от них не деться, да я и не пытаюсь. Потому что это не цитаты, а зарубки на сердце.
— Вы все наскоком гражданин, а жить то больно же…
— Мама моя будет звонить…Я есть или нет меня? Что я болтаюсь в этой пустоте без названия?!…
— Убирайтесь а не то я вас ударю! — Лучше обнимите меня…
— Как же кто кого может взять и бросить? Небросаемо ведь! все со всеми навеки! только глазами увидишь — уже все, до смерти…
— Господи сделай так, чтобы я не любила его больше!
— а как массовик вальсировал! Ему больно, а он танцует…
Режиссёр — он вобщем-то массовик-затейник в деревенском клубе: ему больно , а он танцует. Режиссер Владимир Туманов кое-что знал об умении вальсировать. Об Искусстве держать спину, форму, ритм. Преодолевая жизненную «хромоту» и тьму, вместе со своими актерами.(Петербургский театральный журнал, 29.02.20)
Елизавета Минина о Владимире Туманове.
Возьмет, бывало, пьесу, которую все читали, никто не понял, никто не помнит, все отложили уважительно, а он раз — и поставил, и ты сидишь смотришь — батюшки, а что ж я такое читал, как я это читал, там, оказывается, вон чего было-то! В ту пору как раз популярен стал среди критики пассаж «режиссер победил пьесу». Друзья хихикали — Севочка, может, стоит себя поберечь, не бороться с пьесами-то каждый раз, выбрать какую-нибудь по душе, которую ставить одно удовольствие, а не борьба. Отмахивался и дальше ставил что-нибудь такое этакое, которое никому бы в голову не пришло, а в его лохматую — приходило, и получалось, получалось же.
Лучшие тумановские спектакли — о людях, которые живут немножечко не здесь. Почти целиком здесь, понятны и очевидны, как твой сосед или ты сам, но маленькая частичка их живет в параллельной реальности своей параллельной жизнью. Там эти люди совсем не как ты и твой сосед, они едят яблоки, танцуют танго, играют на саксофоне и качаются на полумесяце, как мишка из мультика детства. Так внезапно распахивается окно в тот этот свет, и тебя смотрящего окатывает воздухом иного, другого, совершенного. На этой грани, на этом подоконнике, на этом лезвии, между «так» и «иначе» и творится та заповедная, неуловимая, невысказываемая магия, которая, собственно, и есть смысл всего. Сева Туманов, Владимир Анатольевич Туманов просто знал, что в каждом человеке есть окно в космос, в бездонность, в вечность, в мир, в котором так же больно, так же страшно, так же тяжело, но там снег в луче и звенящее сопрано, и можно жить, дядя Ваня, можно жить. (Петербургский театральный журнал, 29.02.20)