Нищая девочка, над которой все смеялись в школе, стала миллионершей. прислушавшись к старушке на рынке. Вся школа была в шоке.
Иногда Фаина задумывалась – может, мама родила ее зря? Самой маме это не приходило в голову. Наоборот, она хвалилась – ей все советовали избавится от ребенка. Ни профессии, ни работы, ни крыши над головой. Зато не выпускает изо рта сигарету, почти каждый день напивается в той или иной компании, там же, где пила – остается ночевать. Да знает ли она вообще, кто отец ее нерожденного чада? Не девка – оторва. Сама себя называет – байкершей. А народ о таких отвязанных, что пулей проносятся на своих мотоциклах по дорогам, и вовсе говорит, содрогаясь: «Мясо. На такой скорости если что случится – костей не соберешь»
— А я на всех наплевала, и тебя родила, - с гордостью говорила мама Маргарита, или Марго, как ее все называли.
И надо сказать, что, обзаведясь младенцем, Марго здорово остепенилась. Нет, в чужих глазах она и осталась такой же неприкаянной, но если сравнивать с ней прежней – перемена была разительной.
Марго с дочкой поселилась в караване – жилом прицепе. Был у нее друг – хозяин турбазы. Там было разное жилье – корпуса, для тех, кто побогаче, вигвамы – деревянные домики, упрощенный вариант, и самое дешевое, где можно было поселиться – прицепы.
Первое, что запомнила в своей жизни Фаина – вот такой старенький прицеп. Она ползала по разобранной кровати. Всюду окна – слева и справа, сзади, и даже над головой. А впереди – с двух сторон – шкафчики. Если у них открыть дверцы – дом будто делится на две комнаты. На одной половине – Фаина, на другой – там, где откидной столик и два стула – Марго. Одна, или с кем-нибудь из гостей. Они пьют пиво и слушают музыку. Иногда Марго и засыпает там, на мягком стуле, уронив голову на стол.
Если идет дождь, он барабанит по металлическому домику, будто ты сидишь в консервной банке и тебя поливают из шланга. Но хуже всего, если на улице холодно. Ватное одеяло тяжелое и отсыревшее, под ним не согреешься. Фаина спит в куртке, и все равно ночами просыпается от того, что замерзла, не чувствует ни рук, ни ног.
Она рано научилась включать кипятильник, согревать себе чай в поллитровой банке. Какая-нибудь комиссия, нагрянь она сюда, убила бы Марго. Ребенок у нее делал всё то, что детям делать категорически нельзя. Захватывает полотенцем банку с кипятком, наливает себе в чашку. Будит нетрезвую маму и укладывает ее спать. А если на кого-нибудь из маминых друзей нападет желание поговоить, Фаина сидит напротив, укутавшись в тряпье, покорно слушает и кивает…
И какой-нибудь заросший бородой мужик, в бандане в черепами, расчувствовавшись, кивнет ей, погладит по голове, а порой еще и достанет из кармана шоколадку.
Фаина пошла в школу, когда они переехали. Матери – чьей-то забубенной дочери, потому что своих дедушку и бабушку Фаина ни разу не видела – перепало наследство. Марго уехала на несколько дней, поручив дочку друзьям, жившим в таких же прицепах по соседству. Фаина вспоминала, как до поздней ночи сидела с ними у костра. Она была на редкость послушным ребенком. Позже она задумывалась – почему? Не в Марго же пошла она характером – той не только палец в рот было не клади, она вообще никакого удержу не знала. Наверное, всё-таки отец, о котором Марго ни разу не обронила дочке ни слова – был тихим и робким молодым человеком. Эта застенчивость стала единственным, что он оставил в наследство Фаине.
Марго вернулась такая же, как всегда – кто уж там в роду у нее умер, она не горевала. Наоборот, она была непривычно возбуждена, и сказала, что они сейчас купят себе комнату.
Сделка состоялась очень быстро, и двух недель не прошло, как они переехали. Для Фаины это было ударом. Размышляла она обо всем этом позже, когда подросла. Наверное, денег матери дали совсем мало, и хватило только на такое жилье. Самый старый фонд, дома, которые уже никто и никогда не будет ремонтировать. Проще снести. Комната пятнадцать квадратных метров в коммуналке. Темный и мрачный двор, со всех сторон окруженный такими же убогими домами. Подъезд – обшарпанный, только фильмы ужасов тут снимать. Длинный узкий коридор, окрашенный синей краской, местами уже отваливающейся – и восемь дверей. Шесть комнат, общая кухня и уборная. Ванна настолько чудовищно грязная, что никто из жильцов и не пытался с ней что-то сделать. Может быть, другие ходили в баню? Фаина помнила, как ее мама в комнате мыла, в тазике. А потом те, кто жил внизу, приходили ругаться, что у них мокрое пятно на потолке.
Пусть в прицепе было тесно и холодно, но там вокруг – природа, там были мамины друзья. А здесь – мрачно, солнце никогда не заглядывает на северную сторону. И во дворе – ни травинки. Дома же вокруг- злые тетки. Одна из них рассчитывала купить за гроши ту комнату, которую у нее перехватила Марго. И эта самая тетка возненавидела новую жилицу и ее дочку. Марго то всегда могла отбрехаться, она и в общую кухню выходила без страха. Остальные женщины чувствовали – эта способна на все, она и поварешкой в лоб засветит – только гул пойдет, и смолками в ее присутствии. Только губы поджимали, показывая, что она им чужая и своей никогда не станет.
А Фаина боялась выйти лишний раз в коридор, и даже еду себе не разогревала – ела холодным то, что оставляла ей мать. Как мышка прокрадется до туалета и обратно, и снова усаживается на широкий щербатый подоконник, сидит и высматривает – не идет ли Марго. А что еще делать? Читать Фаина в ту пору не умела, да и не было у Марго книг. И телевизора не было.
Теперь Фаине кажется, что за окном всегда шел дождь. Но такого, конечно, быть не могло. Это просто настроение такое было, будто на душе постоянно – дождь и слякоть.
Когда пришла пора идти в школу, мать отвела Фаину в самую ближайшую – ту, что в соседнем дворе. В ту пору Марго уже работала – в магазине «Вина и настойки». Впрочем, это был скорее не магазин, а что-то вроде бара. Конечно, приходили и те, кому вино на вынос – Марго наливала его из маленьких бочонков в пластиковые бутылки. Но постоянно торчали тут у высоких столиков мужики, покупали вино, а чаще настойки, трепались между собой часами, и в воздухе стоял такой запах, что и не надо никого просить – мол, дыхни. И так, понятно, что все пьяные.
На блюдечке лежали леденцы, маленькие в ярких обертках. Их можно было брать бесплатно всякому, кто купил себе выпить – на закуску. Но подобного рода закуской мужики никогда не соблазнялись, и Марго каждый вечер приносила Фаине эти конфеты.
А вот со школьной формой сглупила. Друзья время от времени подкидывали ей одежду – ту, из которой выросли их собственные дети. Марго совершенно во всем этом не разбиралась, для нее эти вещи были – как с другой планеты. Она сама носила такие рваные джинсы, что порой, одеваясь, проваливалась ногой в дыру, а не в штанину. И футболки с вызывающими надписями, хорошо, что на работе надо было сверху надевать глухой халат. Потому что от того, что было написано у Марго – поперек через всю грудь, порой даже мужчины начинали краснеть и моргать.
И вот перед тем, как повести дочку в школу, Марго вытащила из мешка какой-то темный сарафанчик, покрутила его, повертела и решила, что он вполне сгодится для школы. И туфли вон те - еще вполне целые, не разваливаются. Единственное, что Марго купила дочери – это очень красивый бант. Такой, как огромная бабочка, и еще с него спускаются и завиваются такие белые ленточки, как локоны.
Фаина целый вечер его рассматривала, даже дышать на него боялась. Про букет же для учительницы Марго и вовсе не подумала.
Первое сентября стало для Фаины катастрофой. Уж слишком отличалась она от других ребят, что пришли нарядными, во всем новом, хрустящем, наглаженном. Школьный двор тонул в цветах, звучала веселая музыка, а Фаина стояла красная от смущения и стыда, и глазах ее плескалось отчаяние. Кто-то из девочек, оказавшихся с нею рядом, сморщил носик:
— Фу! От тебя же воняет…
Сама Фаина не ощущала запаха, но может быть, она впитала запах старого дома? Или так пах узел с вещами, который принес кто-то из маминых друзей, и откуда Марго выудила этот сарафан. Фаина не помнила, постирала его мама или нет.
Но стоило сказать такое одной девочке, как все будущие одноклассники стали демонстративно шарахаться от Фаины. Для них это была игра. То же самое продолжилось и после линейки в классе.
— Я не буду с ней сидеть!
— И я!
— Нина Васильевна, она вонючка.
— О, Господи, — у молоденькой учительницы уже голова шла кругом, - Хорошо… Как тебя зовут? Фая? Пусть Фая у нас пока посидит одна…
У учительницы была куча дел. Нужно сказать детям, что приносить завтра на уроки, ответить на вопросы родителей, столпившихся в дверях. И все-таки, когда все уже расходились, она задержала Фаину, которая хотела незаметно ускользнуть.
— Погоди…Скажи маме, чтобы она тебя сегодня выкупала, вещи твои постирала, и пусть завтра оденет тебя поаккуратнее. И сама уже начинай следить за собой. Ты же не хочешь, чтобы над тобой все смеялись…
В довершении несчастий у Фаины украли бант – ее главное сокровище.
Придя домой, девочка рыдала до самого вечера. Разговор с Марго ни к чему путному не привел. Мать грозилась прийти в школу и выдрать всех, кто обижал дочку.
— Второй раз они не вякнут, - уверяла она, — Будут тебя десятой дорогой обходить.
Фаина представила, какой станет ее жизнь, если все начнут обходить ее даже второй дорогой или третьей, а не десятой.
— Научи меня лучше стирать, — тихо попросила она маму, - Ну и гладить тоже.
Вскоре девочка уже полностью могла заботиться о себе сама. Теперь она подолгу стояла перед небольшим зеркалом, оглядывала себя со всех сторон – все ли пуговицы застегнуты, не помята ли юбка? Выглядеть аккуратной – это стало ее манией. Но то ли первое впечатление оказалось самым сильным, то ли запах старого дома был неистребим – Фаина так и не смогла найти себе в школе друзей – все ее сторонились. Училась она не лучше, и не хуже других, уроки делала столь же старательно, как и за своей одеждой следила, и исправно приносила четверки, изредка перемежаемые тройками, если контрольную давали слишком уж трудную.
И учительница с чистой совестью перестала обращать на нее внимание. Девочка тихая, незаметная, двоек не получает… Нина Васильевна, конечно, видела, что в глазах всего класса Фаина стала изгоем. Она несколько раз попробовала поговорить с детьми о том, как важно жить дружно, и что в хорошем коллективе никто не должен оставаться за бортом, но прочувствованная беседа никакого воздействия на ребят не возымела, и учительница отступилась – так было проще. Она успокаивала себя тем, что рукоприкладства у нее в классе не, Фаину никто не бьет, а что ее не любят – так ведь заставить любить невозможно.
К тому же девочка ведет себя вполне разумно – не пристает к одноклассникам, не добивается их расположения, похоже, она смирилась со своим одиночеством. Наверняка, доучится до десятого класса, а потом уйдет в какой-нибудь техникум или училище. Может, там к ней иначе будут относиться. А что Фаина совершенно «погасла» - никогда и никто не слышал ее смеха, не знал ничего о ее жизни вне школы, ни разу не пробежала она наперегонки с другими девчонками – это так и осталось всеми незамеченным.
(продолжение следует)