Случилась недавно у нас в храме история. Началась она, правда, гораздо раньше, но конец ее пришелся как раз на это лето. В Москве меня тогда не было, но позвонила мне одна наша прихожанка и эмоционально закричала в трубку:
– Лена! Лена! Что я тебе сейчас расскажу! Только ты не падай!
Падать я не собиралась, потому что и так лежала на шезлонге у бассейна. Просто осталась слушать в том же положении.
Святая женщина
Но сначала, наверное, нужно обозначить следующее: прихожанка эта – святая и блаженная. Ну хорошо, практически. Долгие годы, проведенные в церковных стенах, никаким образом ее не «профдеформировали», как это порой случается. И она так и осталась человеком чистой веры, искренних христианских устремлений, горячего и бескорыстного служения Богу и ближнему и кристальной чистоты и доброты. В общем, всех тех качеств, которыми в большинстве своем обладают неофиты, но которые со временем почему-то нивелируются. Хотя, казалось бы, должно быть совсем наоборот. Сей факт сам по себе прекрасен, но методом проб и ошибок выяснилось, что это палка о двух концах.
Дело в том, что это ее чуткое и добродетельное душевное устроение удивительным образом считывают разнообразные околоцерковные прохиндеи, жулики и проныры. Все сирые, убогие, калечные, голодные, выброшенные злокозненными родственниками на улицу и те, кому из года в год не хватает на билет до Мурманска, появившись у нас на подворье, безошибочно направляются именно к ней. И она, всплеснув руками и облившись слезами, тут же бросается их всех спасать, кормить, поить, морально и материально поддерживать и устраивать их судьбы.
Причем считывают они это настолько тонко, что однажды один особо одаренный прощелыга сел в нашей чайной прямо перед взором этой прихожанки, достал из котомки «Преступление и наказание» Достоевского и начал читать. Ее любимое произведение. Этого было достаточно, чтобы она сама к нему подошла с вопросом: «А не нужно ли вам помочь?». Ему это было нужно, и он знатно поживился не только за ее счет, но и за счет всех нас – других любителей Достоевского.
Сколько денег отдала она «на лекарства»! Скольких отправила за свой счет в тот же «Мурманск», скольких «сирот и вдов» обогрела и выкормила «многодетных, брошенных отцами»! Сколько всяких «беженцев», «погорельцев», «невинно оклеветанных и осужденных» прибарахлились за ее счет, страшно даже сказать.
Когда же выясняется, что все эти люди лгали и использовали ее, она лишь тяжко вздыхает: «А кто без греха», просит у всех прощения и винит саму себя в том, что ввела очередного шаромыжника в соблазн. Ну не святая женщина? Не умирать же теперь.
А теперь история. Появился года два назад у нас на подворье Серега. Кто он и откуда – никто не знал. Но его беззубый, подслеповатый, хромающий, побитый судьбой, голодный и при этом кроткий и смиренный вид внушал если не доверие, то хотя бы жалость.
Но Серега и не наглел. В первый свой приход он просто стоял и молился. Причем не внутри храма, а во дворе. Человек этот не был бомжом в прямом смысле, но асоциальностью от него все равно попахивало. Видимо, он это понимал и скромничал.
Во второй или третий раз, смущаясь и потупя очи, он попросил кипяток. Стояла зима, и Серега замерз. Еще через какое-то время он попросил у меня таблетки от боли в горле – простудился все же. Странно, что у меня. В отличие от той нашей прихожанки, я не произвожу впечатление очень доброго человека. Тем не менее даже у меня это не вызвало никаких подозрений. Заболел человек – с кем не бывает. А денег нет. Не умирать же теперь от ангины. Лекарства я ему купила, он меня поблагодарил и прекратил кашлять.
Потом он вообще перестал что-либо просить. Просто появлялся время от времени на нашем подворье. И так же, не дерзая зайти внутрь, молился у входа. Или что он там делал. А потом пропал. Ну пропал и пропал. Может, куда в другое место перебрался. Лично я очень быстро о нем забыла. Да я, честно говоря, и не фиксировалась особо. Прошло время. Ну и позвонила мне эта наша святая прихожанка.
Выяснилось, что до того как Сереге пропасть, он ее «вычислил», и она по своей душевной доброте начала тайно помогать ему финансово. Даже телефонами обменялись, и он ей звонил с этими своими просьбами. А почему нет. Бедный же страдалец…
«Нищая ОПГ»
А потом прошло еще время, и этим летом у нас в храме появилась незнакомая женщина, которая «помогает беженцам». Я этого не видела, потому что, повторюсь, была не в Москве. Но рассказала мне та прихожанка, что прямо во время Евхаристии бродила женщина между народом, который готовился причащаться, рассказывала леденящие кровь истории о бедных этих беженцах и просила денег.
– Я сказала ей этого не делать, потому что сейчас будет Причастие. Потом, чуть позже, – делилась со мной знакомая.
«Меня Сам Бог на это благословил!» – ответила она. И обиженно отошла в угол храма.
Причастилась наша прихожанка, а сердце-то неспокойно. Беженцы же. Нашла ту женщину, извинилась, записала ее телефон и пообещала подумать, чем может помочь.
– Через несколько дней мне звонок на мобильный, – рассказывала она. – Высвечивается: «Валентина – сбор», так я ее записала. Подношу телефон к уху, а оттуда мужской голос: «Здравствуйте! Это я, Сергей! Мне очень плохо! Не могли бы вы мне опять помочь?»
Это правда был тот Серега. «Сергей, – спрашиваю, – а ты с чьего телефона звонишь?» «Да это друг дал. Меня же, представляете, ограбили».
Вот так, по их глупости, выяснилось, что у них там целая «нищая ОПГ». Один «сирый и убогий», другая – «с беженцами», ну и так далее. А потом тусуются вместе и смеются над нами.
Мы с той прихожанкой решили всех таких «страдальцев» к охране теперь сразу водить. До выяснения. Тем более что я сама видела, как один несчастный инвалид на костылях, который вот так же просил у нас в храме, потом очень резво по парку, откинув костыли, убегал от полиции.
«Если тебе что-то будет нужно, позвони!»
Но знаете, пишу я это все с таким посылом, что, мол, христианство не равно доверчивость. И вспоминаю другой случай.
Было это несколько лет назад. Как сейчас помню – в Великую Субботу. Я очень люблю этот день и люблю наблюдать за людьми на подворье – с их куличами и яйцами. Что я тогда и делала.
– Лен, тебя там какой-то дядька стремный спрашивает, – раздался голос одной нашей прихожанки.
Я напрягалась, потому что мне не очень нравятся стремные дядьки. Но тут он подошел сам. Это был Володя.
Володя когда-то появился у нас в храме и попросил вещи. Говорил, что проигрался в карты. Попросил он еще чаю и немного денег на дорогу куда-то там. Я была уверена, что он врет. Но почему-то помогла. Такой у меня был в тот день настрой. Мы с храмовыми девчонками его еще и накормили. А дома я попросила мужа поделиться с Володей кроссовками, что он и сделал.
А потом этого человека посадили в тюрьму. Я не знаю, за что. Но мне позвонили из полиции. У Володи в телефоне в исходящих звонках мой номер был последним. Пробивали информацию.
Из тюрьмы Володя писал письма на адрес храма. На мое имя. Рассказывал о своих буднях в заключении. Несколько раз звонил оттуда с чьего-то телефона. Не могу сказать, что это очень меня радовало, но как есть.
А через два года, отсидев, он пришел в ту Великую Субботу в наш храм. Чистый, красивый. В той самой одежде и в кроссовках, которые мы ему дали. За три дня до этого он вышел на свободу и пришел, чтобы найти меня и поблагодарить. За то, что у него нормальные, приличные вещи. За ту еду. За то, что в нем увидели человека. Только для этого. Он ничего не просил. Он говорил: «Спасибо!»
– Если тебе что-то когда-нибудь будет нужно, позвони, – сказал мне Володя.
Я знаю, что он женился и у него все хорошо. А врал он тогда вначале или нет, я так и не знаю. И я, честно, не знаю, как правильно. Помогать всем без оглядки и пусть это будет на их совести? И верить, что они потом придут в храм поблагодарить Бога и людей? Или понимать, что нами, добрыми доверчивыми православными, часто просто пользуются разные прохиндеи? Всё это так сложно.
А еще я часто вспоминаю покойную Верочку, одну нашу бабушку. Из своих крох она помогала всем без разбора: бомжам, врунам, алкашам, цыганкам. А когда я пыталась ее остановить, она всегда говорила:
– Леночка! Я боюсь пропустить Христа! Я так боюсь пропустить Христа!
Она видела Его во всех. И так, как любили ее храмовые попрошайки, пьяные, грязные, опустившиеся, они на любили больше никого. Может, все же правы покойная Верочка и та наша святая прихожанка? А Господь там разберется. Я часто об этом думаю.