Экипаж сошёл на льдину для молитвы, не надеясь избавиться от опасности
Гренландия на горизонте
После трёх неудачных путешествий на север, предпринятых капитаном Дэвисом для открытия Северо-западного прохода в «Восточную Индию», англичане, можно сказать, пали духом и долгое время ничего не предпринимали в этом направлении. Впрочем, так было до тех пор, пока в Лондоне не объявился малоизвестный мореход Лука Фокс. Поддерживая беспрестанные связи с бывшими моряками, участниками плаваний на Север, Фокс собирал все карты и отчёты, связанные с последними экспедициями в арктические области. Наконец, его заметили, и молодой исследователь был представлен королю Карлу I, который благосклонно отнёсся к идее продолжить поиски легендарного Северо-западного пути «в Индию».
Уже через месяц Фокс имел под своим началом королевское судно «Карл», экипаж которого насчитывал 22 человека. Слух о выгодном предприятии дошёл до бристольских купцов, и последние предложили своим компаньонам соединиться с грядущей экспедицией. Таким образом, Англию покинули два судна — уже упомянутый «Карл» (шкипер — капитан Фокс) и компанейский корабль под началом Томаса Жамеса, об экспедиции которого, собственно, и пойдёт речь. К сожалению, автор «Истории Кораблекрушений» (1800) Деперт, на текст которого мы опираемся, не приводит названия этого корабля. Что же касается Жамеса, то последний, несмотря на отличные рекомендации, имел небольшой опыт хождения в арктических водах.
Итак, экспедиция вышла в море в мае 1631 года. Однако суда шли не вместе: из-за сложностей с погрузкой корабли покинули Бристоль с разницей в три дня.
Вскоре после выхода в море судно Жамеса столкнулось с сильным штормом и было вынуждено укрыться в Милтфордской гавани, где экипаж пробыл до 17 мая. Затем, воспользовавшись попутным ветром, корабль покинул порт и взял курс на северо-запад. Уже 4 июня была замечена туманная полоска гренландского берега. На следующий день команда была приведена в замешательство скоплением льда, который невозможно было миновать. Виной всему были сплошные туманы, которые были до того густы, что «помрачали зрение». Опасаясь пробоины, шкипер принял нестандартное решение: подвёл корпус судна к большой льдине и спустил паруса. Чтобы обезопасить обшивку корабля, моряки отталкивались от ледяной глыбы шестами. Однако из этой затеи ничего не вышло: шесты ломались как спички…
На другой день опасность увеличилась: лёд стал надвигаться на судно буквально со всех сторон. В своём дневнике шкипер признаётся, что каждую минуту ожидал крушения… После непродолжительной ледовой атаки, корабельная шлюпка, плывущая за кормой, была раздавлена. Жамес пишет, что опытные моряки ухитрились вытащить разбитую лодку, чтобы при первом удобном случае заняться её починкой.
Наконец, к большому удивлению экипажа, судно вышло на чистую воду. 9 июня корабль уже достиг 59° северной широты. Кто-то из бывалых моряков уверял, что на этой широте есть мощный поток, который стремится в Северо-западный проход и, что надо только найти его и отдаться на волю этому чудесному течению. Но признаков этого течения так и не нашлось. Жамес отмечает, что море здесь было очень странное: лот не доставал до дна, в море отсутствовали рыбы, киты, а ветер был очень переменчив «с весьма густым туманом, который мочил как дождь».
10 июня — во время сильного волнения — были замечены айсберги, которые вздымались над морем выше мачт. Шлюпка, которую недавно отремонтировали, снова была раздавлена льдами; причём при попытке собрать доски, были тяжело ранены два моряка. В восемь вечера с марса заметили землю, простирающуюся к северу. Море вокруг было «черно», корабль шёл в плотном густом тумане. Наконец, стали показываться рыбы.
Ночь на 17-е мая была очень темна, а туман так холоден, что снасти и паруса покрылись льдом. Жамес полагает, что именно этот необычный туман стал причиной того, что компасы на всём корабле оказались негодными к употреблению. По шуму волн казалось, что судно находится около берега, однако утром выяснилось, что причиной этого обманчивого явления был громадный айсберг, дрейфовавший около корабля.
Жамес сообщает, что на другой день показался остров Решимости, который обогнули с юга. А вскоре моряки с ужасом увидели, что пролив, через который они надеялись пройти, напрочь забит льдом. Тогда бросили лот, но он снова не достал до дна. Затем усилившийся ветер стал подвигать судно к земле, которая представляла собой странное зрелище: некую смесь больших ледяных глыб и обломков льда.
Неожиданно мощный «поток» (по-видимому, прилив) подхватил корабль и увлёк его через бесчисленное множество «каналов», идущих между утесами и льдами. В это весьма опасное время шкипер приказал спустить барку, чтобы найти безопасную гавань. Однако лёд шёл на корабль с такой силой, что матросы были вынуждены вернуться на судно. Тут выяснилось, что потерян один из якорей…
Чтобы остановить корабль, матросы стали кидать канаты на скалы. Одновременно начавшийся прилив пригнал к судно множеству больших льдин, которые матросы тщетно сдерживали баграми… Так прошла целая ночь.
Молитва на льдине
Во время следующего прилива лёд потащил судно на ледяную отмель, после чего корабль оказался на таком возвышении, что невозможно было встать на якорь. «Экипаж сошёл на большую льдину для молитвы, не надеясь когда-нибудь избавиться от сей опасности, — пишет Деперт. — Но вдруг с приливом корабль начал подыматься и, к великой их радости, стал на ходу, и потому моряки стали с величайшим рвением стараться, чтобы оттуда удалиться, хотя опасность всё ещё была ужаснейшая». Далее шкипер предпринял отчаянную попытку провести корабль между льдом и скалами: для этого пришлось рубить топором большие льдины. В дело пошли и копья, которые были взяты для охоты…
Однако это мало помогло: к вечеру с моря пошёл густой лёд, и судно оказалось заперто. Тогда Жамес решил лично выйти на берег. Перескакивая со льдины на льдину, он добрался до побережья, где высек на скале крест. Само же место, где застрял корабль, он назвал Пристанью Божеского Провидения.
На другой день капитан снова сошёл на берег, где, поднявшись на возвышение, смотрел, где лучше поставить корабль. Неожиданно он услышал страшный шум: последний шёл от большой льдины, которая развалилась в недальнем расстоянии от судна. К счастью, корабль даже не покачнулся…
Приметив, наконец, место для стоянки, Жамес послал барку к судну, которая должна была буксировать его к берегу. После того, как корабль крепко пришвартовали к скалам, шкипер сделал одно неприятное открытие: здешний берег был совершенно пустынен — ни одной травинки; кругом — камни и песок. Все озёра и болота — покрыты льдом. Следов птиц, диких козлов или медведей тоже не наблюдалось. Впрочем, скоро моряки заметили кости лисиц, и это вселило надежду, что дичь заходит в эти места.
Жамес назвал это место Пристанью Приса — в знак уважения к хозяину корабля.
Простояв здесь около недели, судно двинулось дальше. Жамес пишет, что, для того, чтобы покинуть бухту, они буквально протиснулись между двумя льдинами, которые уходили на сорок сажень в глубину. Выйдя на чистую воду, корабль попал в сильное волнение. Тогда же ветром нагнало льда, и шкиперу пришлось лавировать между льдинами. Вдобавок снизилась видимость: более чем на триста метров нельзя ничего было различить даже с высокой мачты. Так продолжалось двое суток, когда, наконец, погода прояснилась. Любопытно, что всё это время не было никаких признаков рыб, хотя моряки постоянно держали «уды с прикормкою». Ночи же были так холодны, что снасти замерзали…
5 августа небо совсем прояснилось, и стало очевидно, что всё северо-западное направление покрыто льдом. Из этого Жамес сделал вывод, что в этом году «изыскивать» искомый проход во льдах не представляется возможным. Тогда он решил спуститься на юг, к острову Мансфильд, по пути к которому судно получило сильные повреждения. Ввиду острова Жамес собрал команду на палубе и объявил, что положение серьёзное, в том числе плохи дела с продовольствием, — с этого дня экипаж стал получать вдвое меньше хлеба.
Здесь Деперт, следуя дневнику капитана, замечает, что моряки, посланные измерить глубину близ Мансфильда, сообщили, что видели на земле следы «диких», т.е. индейцев. К сожалению, что это были за «следы» — не упоминается.
18 августа судно взяло курс к Западным островам, лежащим около 63° северной широты. Жамес очень надеялся, что море вскоре будет свободно ото льда. Плавание было чрезвычайно опасным: время от времени корабль останавливали льдины. Вечером 20-го судно встало на якорь у края земли, простирающейся к югу. Жамес назван это пустынное место новым Княжеством полуденно-валлийским. Экипаж собрался на палубе и пил за здоровье Валлийского короля.
Ночью поднялся сильный ветер, и корабль сорвало с якоря. Матросы поспешили вытащить якорь посредством ворота, что в итоге только запутало канат. Деперт пишет, что операция по спасению якоря дорого обошлась экипажу: канат «захватил» двух моряков — одному «почти оторвало голову», а второй так повредил ногу о болт, что, во избежание гангрены, ему пришлось ампутировать ногу выше колена.
27 августа глубина пошла на убыль, и капитан послал барку к земле. Однако на другой день посланные не вернулись. Чтобы привлечь внимание пропавших, с палубы палили из пушки, но безуспешно — моряки решили, что их товарищи «стали добычей диких». К тому же на берегу горел огонь, который не отвечал оговорённым сигналам… Надо ли говорить, как был обрадован экипаж, когда утром от берега отчалила шлюпка. Возвратившиеся на борт объяснили, что были задержаны отливом и вынуждены были ждать прилива, чтобы спустить шлюпку на воду. Они рассказали, что не обнаружили никакого признака «диких». Впрочем, на снегу было много следов белых медведей и коз.
29 августа в четырёх милях от берега показалось второе экспедиционное судно капитана Фокса. В этот вечер офицеры Фокса посетили соседей, а на другой день Жамес нанёс ответный визит. На следующий день Фокс взял курс к юго-западу, и суда потеряли друг друга из виду.
Спасение на острове
11 сентября судно Жамеса подошло к острову, где команда надеялась найти какие-нибудь растения, чтобы добавить свежую зелень в рацион больных моряков, которых становилось всё больше. На другой день при сильном ветре — из-за халатности вперёдсмотрящего — судно оказалось в опасной близости от скалы. Кораблекрушение, казалось, неизбежно… Был отдан приказ выгружать на берег плотницкие инструменты, бочки с хлебом и порохом, мушкеты, лоты, смолы и прочее.
Пока одни матросы занимались переноской груза, а другие скручивали паруса, третьи пытались вытащить из полузатопленного трюма бочки с пивом. Однако после того, как вода была откачана, Жамес объявил команде, что судно спасено, и после небольшого ремонта они продолжат поиск Северо-западного прохода.
13 сентября корабль снялся с якоря и пошёл к Гудзонову заливу…
Чтобы лучше осознать, куда следовал деревянный парусник XVII века, на борту которого не было двигателя, подробных карт, эхолотов и радиосвязи, приведём небольшую географическую справку. Гудзонов залив по своей площади является крупнейшим заливом мирового океана после Бенгальского. Он также является частью Северного Ледовитого океана, примыкающего к Атлантическому. Фактически, Гудзонов залив представляет собой внутреннее море, окружённое с востока, юга и запада землями канадских провинций Квебек, Онтарио, Манитоба, а также территорией Нунават. Климат здесь чрезвычайно суров: север Гудзонова залива лежит в зоне полярного климата. Среднегодовая температура –12°; при этом рекордно низкая температура, зафиксированная здесь –51°. Температура воды даже летом ниже нулевой отметки. В течение года, кроме лета, здесь дуют сильные ветра, достигающие 150 км/ч. Почти девять месяцев в году (с октября по июль) залив покрыт льдами. Гудзонов залив нередко называют «холодильником Северной Америки», так как оттуда на сушу постоянно перемещаются холодные воздушные массы. Также отметим, что, помимо тюленей и моржей, в Гудзоновом заливе водится такой редкий вид акул, как полярная или гренландская акула.
Всего этого Жамес, конечно, не знал. У него, как мы помним, был небольшой опыт хождения в полярных морях. Но, судя по его дневнику, шкипер очень надеялся найти проход к «канадской земле», откуда мечтал найти путь к вожделенной Индии. Впрочем, Жамес обладал очень хорошим качеством: умел вовремя отступать. В итоге, он счёл за благо «зимовать на твёрдой земле, нежели продолжать мореплавание по столь опасному морю, среди камней, мелей и островов». Куда ехать на зимовку — об этом много спорили: большинство моряков предлагало идти в Порт Нельсон, на что шкипер категорически не соглашался, так как из-за льдов туда трудно было пройти. В итоге Жамес повёл судно к южной стороне Гудзонова залива, где хотел встать в маленьком заливчике, обозначенном на карте.
Вечером 14 сентября начался шторм: шлюпка, привязанная к корме, ударилась о планширь и затонула. Теперь у команды осталась только одна барка, которая была в очень худом состоянии. Наконец, 22 сентября Жамес и несколько офицеров сошли на остров Фомы, лежащий на 52° северной широты. В то время, когда капитан был на земле, ветер переменился, и Жамес с большим риском вернулся на корабль.
1 октября показался следующий остров. Шкипер снова сошёл на землю, назвав её островом Графа Данби. Здесь он не нашёл ничего, кроме «худых зёрен и ягод». 7 сентября снег повалил в таком множестве, что его скидывали с палубы лопатами; он так крепко пристал ко всем частям корабля и стал таким твёрдым, что походил на лед. Жамес констатирует, что паруса покрылись льдом, отяжелели и стали непригодны. Из-за этого судно не смогло идти дальше. О степени оледенения парусов можно судить по следующему сообщению: ткань оттаяла только на земле — после того как их расстелили на острове
…Кое-как корабль дошёл до некоего безымянного островка, где и предстояла суровая зимовка. К тому времени многие из экипажа «сделались опасно больны». Их пришлось выносить на берег на руках, где несчастных разместили в наспех сколоченной хижине. Тем времен «на разведку» вглубь острова были отправлены четыре матроса. К вечеру они вернулись еле живыми, так как большую часть пути прошли по колено в снегу.
12 октября капитан решил, что пора озадачиться провизией: на это дело он снарядил шестерых моряков, которым в помощь дали двух собак. Попутно они должны были искать какую-нибудь годную пристань для корабля. Охотники вернулись через трое суток с весьма скромным трофеем в виде одной худой козы. Вести, которые они принесли, были неутешительны: остров необитаем, удобного залива они не нашли. Но самое прискорбное было то, что один из моряков, рискнувший перейти замёрзший пруд, провалился под лёд и утонул.
Бочка замёрзшего пива
1 ноября Жамес лично занялся ревизией корабельных припасов. Когда же он обнаружил в трюме замёрзшую бочку с пивом, то приказал вытащить её на берег и поставить около огня. Однако нагретое пиво отдавало довольно дурным вкусом…
12 ноября случился пожар: загорелась хижина, стоящая на берегу, которая с трудом была спасена. А через десять дней — ещё одно несчастье: от гангрены умер канонир, которому ампутировали ногу. Жамес пишет, что перед смертью пушкарю давали пить «Гишпанскаго вина» столько, сколько он мог выпить. При этом шкипер добавляет, что бутылка, лежащая в изголовье больного, несколько раз замерзала…
Как следует из дневника капитана, 23 ноября «корабль был в величайшей опасности»: множество больших льдин потащили судно с якорного места с такой силой, что канат лопнул. Пришлось с помощью шлюпок тянуть к его земле. Одновременно на берег был выгружен самый ценный груз — порох. Хотя корабль удалось подвести к берегу, его атаковали волны и льдины.
29 ноября был отдан приказ покинуть судно, и семнадцать человек спустились в шлюпку, чтобы добраться до берега. Это предприятие прошло с большим трудом, так как снег вокруг судна превратился в ледяную кашу. Морякам пришлось активно орудовать веслами, прежде чем они пробились к берегу. Жамес пишет, что во время этой короткой поездки на них «нападало столько льду и снегу, что вышед на берег, они едва могли узнать один другого».
Шлюпка достигла берега в полночь, и моряки с трудом нашли дорогу к хижине. Первым делом они развели большой огонь и наскоро поели хлеба, запивая его водой, добытой из растопленного снега. После этого пошли жаркие дебаты, что делать дальше… Плотник уверял, что корабль совсем потерян, и им нельзя управлять по причине утраченного руля. Капитан же был иного мнения: он ободрял своих товарищей и предлагал им положиться на Провидение, которое никогда не оставляет тех, кто на него уповает. «В конце концов, — говорил Жамес, — мы можем построить из обломков корабля пинк и на нём возвратиться в Англию… Тут взял слово плотник, который заявил, что он «не пощадит своих трудов, ни искусства для освобождения их из сего места», и он готов построить отличный пинк из леса, который растёт кругом в избытке. Но он умоляет не трогать корабль, который — может так случиться — принесёт им «невиданную пользу». Тут все члены экипажа сорвались с места и закричали, что все их силы в его распоряжении. Капитан же «в ободрение плотнику дал серебряной посуды на 10 фунтов стерлингов и уверил его, что, если он построит пинк, то подарит ему 5 фунтов наличными по возвращении в Англию».
После этого Жамес приказал лекарю взять на себя обязанности цирюльника и всем обрить бороды, дабы никто не опускался, и все выглядели опрятно, как подобает истинным британским морякам. На этом собрание на пустынном арктическом острове было завершено.
1 декабря 1631 года несколько моряков добрались на шлюпке до корабля, где их застигла буря, и они должны были провести всю ночь на борту судна. Жамес сообщает, что смельчаки, доплывшие до судна, чуть не замёрзли. «Холод был так велик, что дорога до корабля была вся покрыта льдом». Однако риск стоил того: моряки доставили на берег два мешка сушёной рыбы, несколько одеял и много постелей. Впрочем, последние были сильно испорчены водой…
3 декабря моряки снова добрались на шлюпке до корабля. Неожиданно поднявшийся ветер погнал лёд на судно. Пришлось срочно спасать шлюпку, стоявшую подле борта. Увы, поднять её на палубу не удалось; тогда шлюпку приподняли надо льдом на верёвках, где её закрепили чуть ниже поверхности палубы.
Когда встал вопрос о сохранении припасов, доставленных с судна, плотник построил около хижины «магазин», куда, помимо провизии, сложили также снасти и паруса.
Жамес сообщает, что постройка нового судна дорого обошлась команде: некоторые отморозили себе пальцы, нос и щёки: «Они сделались так белы, как снег, не перестававший идти. Стужа умножалась каждый день, и на телах тех, которые с морозу вскоре садились греться у огня, выскакивали большие пузыри».
Тогда же замёрз колодец, и зимовщикам пришлось топить снег, что плохо сказывалось на их здоровье: появились многие болезни и «затруднения в дыхании». Часть продуктов тоже замёрзла, например, вино, спирт, уксус и масло. Они превратились в лёд, так что «для употребления оных пришлось их рубить топорами». «Мороз сделался так жесток, — продолжает Жамес, — что напитки промерзали даже на расстоянии в три фута от сильнейшего огня, хотя хижина была плотно затворена». В конце концов, дом, где жили англичане, была почти полностью погребён под снегом, который «не переставал идти в изобилии». Пришлось всем поработать лопатами…
Несмотря на свою изолированность от цивилизации, англичане отмечали христианские праздники, а в день св. Иоанна «положили назвать сие место их Рощею Винтера — в честь Сэра Винтера».
Характерно, что моряки, находясь в столь непростом положении, не забывали, что они — члены экспедиции, и занимались научными наблюдениями, в том числе и астрономическими: 6 января 1632 года команда наблюдала солнце, которое, поднимаясь над горизонтом, принимало форму овала. 30 и 31-го числа «весь млечный путь и облако Рака наполнены были маленькими звёздочками», — запишет Жамес в своём дневнике. Он признаётся, что не видел ничего подобного…
С начала января дул устойчивый северный ветер, и погода держалась чрезвычайно холодная. Когда же ветер стихал, моряки снова брались за строительство второго судна, таскали лес для огня, а также расчищали от снега дорогу к хижине. В феврале погода ухудшилась: над заливом поднялась такая жестокая стужа, что это сказалось на питании зимовщиков. Многие «были наказаны потерею зубов и опухолью десен» и практически не могли есть. Стужа была такая, что вне хижины нельзя было долго находиться. Жамес пишет, что самое тёплое платье не спасало их от мороза: все постели были покрыты льдом; даже те, которые стояли вблизи огня. Кадки с пищей, стоявшие в трёх футах от огня, промерзали до дна. Как ни старался лекарь сберечь запасы медикаментов, «они подверглись тому же жребию». Часы в доме остановились, а земля промёрзла на 10 футов в глубину (более трёх метров).
Однако, несмотря на невыносимые условия, команда работала, не покладая рук. К тому времени сапоги у всех развалились: «снег и огонь сделал их негодными к употреблению». Пришлось обёртывать ноги сукном и тёплыми онучами…
Продолжение следует.
***
Автор: Андрей Юрьевич Епатко, старший научный сотрудник Государственного Русского музея, специально для GoArctic
