Этот человек умирал в детстве, был тяжко болен в зрелом возрасте, большую часть жизни занимался тяжелым физическим трудом... и прожил 103 года (из книги "Духовные светильники Карагандинской земли")
Продолжение
7
Собираясь в Казахстан, мы взяли, кроме другого всего, мешок муки, но с собой в вагон муку не разрешили брать, а только в общий грузовой вагон. А когда по приезде стали мешки разбирать, свой мешок я не нашел, чужие чьи-то оставались, но я ничего не взял. И так у нас осталось из того, что везли с собой, только пшена килограмма полтора и масла коровьего немножко. Жена, помню, сварит кашки, сядем кушать и говорим монахине: «Матушка, садись кушать». А она отвечает: «Нет, я не хочу, вы люди рабочие, вам больше надо есть, а мне пайка хватает, я сыта. Я ‒ монахиня, и привыкла с детства мало есть». А мы опять: «Матушка, ну хоть немножко покушай». ‒ «Ну, раз так просите...», ‒ возьмет ложечку, зачерпнет, помолится: «Дай Бог, чтобы у вас, как у сарептской вдовицы, пшено и масло не убывало». Мы ели месяца два, и у нас не убывало пшено и масло. Мы это явно заметили с женой.
А потом дома построили, из землянок мы переселились в них. Она нас потеряла, и мы ее потеряли, и быстро пшено и масло съели»...
Батюшка, вспоминая свою долгую жизнь и удивляясь промыслу Божию, рассказывал и про другие многие случаи, когда Господь сохранял его от явной смерти. Как-то на шахте их бригада шла по штреку и рабочие разговаривали между собой. На минуту они остановились, возникла небольшая пауза в разговоре и полная тишина. Высота штрека была небольшой, местами нужно было идти, склонив голову. На голове Ивана Семеновича, будущего о. Евфимия, была надета каска. Случайно коснувшись головой потолка, в наступившей на одно мгновение полной тишине, благодаря резонации звука о каску, которая его несколько усиливала, он услышал едва уловимый хруст. Тишина тут же была нарушена: кто-то хотел продолжить разговор, кто-то – двигаться дальше. Иван Семенович в сильном волнении громко сказал: «Назад, порода пошла!» «Да что ты…» ‒ недоверчиво отмахнулся один из рабочих и хотел идти дальше. Но Иван Семенович схватил его за руку, другой рукой отталкивая других: «Назад!» Чуть они отбежали на два-три метра назад, как на то место, где они прежде стояли, обвалился пласт породы тонны 2-3.
А вот другой случай. Когда Иван Семенович работал на хлебозаводе, в одну из смен возникла необходимость почистить барабан тестомешалки. Иван Семенович залез в барабан чистить, а другого рабочего попросил следить, чтобы кто-нибудь случайно не включил тестомешалку. Тот рабочий с кем-то заговорился, а в это время пришел сменщик и, ничего не подозревая, включил барабан. Иван Семенович всем корпусом залез в емкость для теста и работал, но когда услышал шум загудевшей машины, рванулся назад и закричал. Сменщик выключил двигатель, Ивану Семеновичу раздробило руку и со лба «всю кожу слупило», как он говорил, но все-таки остался жив.
Ниже приводятся рассказы батюшки, которые относятся к раннему периоду его жизни в Караганде.
«Когда нас сюда привезли, тут простиралась вокруг одна степь, построек никаких не было. Я на лошадях работал. Поехали мы как-то лес разгружать на станцию. На станции тоже никаких построек не было. Где лес свален, там и мешки с мукой. И вот мы на пяти подводах подъехали, стали лес грузить. Мы все уже знали друг друга, некоторые возчики были даже с нашего барака. Нагрузили мы по очереди все подводы. Моя подвода самая последняя была. Нагрузили ее, и я стал увязывать бревна веревкой. Кто-то из возчиков, который был, видимо, из моих соседей, взял мешок пшеницы и мне на подводу бросил. Я испугался: «Что вы делаете?» Но все возчики, не оглядываясь, побежали на свои подводы, сели и поехали. Я растерялся, а охранник заметил и закричал: «Бери мешок и иди за мной!» Завел меня в контору (это была землянка такая, как погреб). Там сидел здоровенный мужчина. Показывая на меня, охранник сказал ему, что я взял мешок пшеницы. Начальник взглянул на меня и спросил: «Давно ты начал воровать?» Я ответил: «Товарищ начальник, я не брал его!» «Какой я тебе товарищ!» ‒ закричал он и ударил меня по щеке. Затем схватил полено и пригрозил: «Сейчас всю голову тебе размолочу!» Потом обратился к охраннику и сказал: «Отведи его и посади». Привели меня в тюрьму. Это тоже был большой подвал в земле. Находилось в ней 26 человек. Заключенные, которые сидели там достаточно давно, спали на столе и на нарах, а новичкам первую ночь приходилось под нарами спать. И меня заставили под нары лезть. А там ‒ буквально полчища клопов, они меня всю ночь как огнем жгли, спать не давали. И я до утра, не смыкая глаз, молился святителю Николаю: «Святителю Николае, спаси меня!» Утром, чуть зорька, открылась дверь, зашел начальник и спросил: «Тимаков кто?» «Я», ‒ отвечаю. ‒ «Выходи и иди домой!»
Думаю, что Николай Чудотворец не дал начальнику всю ночь покоя. И на зорьке меня уже выпустили.
До 1934 г. у нас священников не было. Только один священник из старообрядцев ходил крестить детей. Звали его отец Сергий. Но службы проводить он боялся. В 1934 г. из Карлага вышел священник отец Иаков Пеньков. Он хотел служить, но не имел ни антиминса, ни облачения, ни Евангелия, ни креста. В 60 километрах от нас в селе Санниковском на горе церковь раньше стояла, там батюшку с псаломщиком зарубили в 1921 г. (свщмч. иерей Леонид и мч. Исидор). Там старик со старухой жили – Иван и Евдокия, которые как-то сумели взять из церкви облачение, крест, Евангелие и антиминс. И когда они услышали, что в Караганду привезли много людей – ссыльных и спецпереселенцев, то подумали: «Среди них, наверное, есть священник. Может быть, ему это нужно». Приехали в Караганду на базар. Ходят по базару и спрашивают: «Священник тут есть?» Им показывают: «Вон священник, шапки продает». Они подошли: «Вы священник?» ‒ «Нет». Они еще походили по базару: «Где здесь есть священник»? Им опять показывают на отца Сергия. Они опять подходят: «Вы священник?» Он опять: «Нет, я не священник». Они похо-дили, походили, поспрашивали, и им снова кто-то указал на того же отца Сергия. Они к нему очередной раз: «Вы не священник?» Он даже как-то рассердился на них: «Да что вы?! Я сказал вам! Что вы еще!» Он боялся говорить, что священник. Шил шапки, продавал их и тем жил. Тогда они снова спрашивают людей: «А еще здесь есть где-нибудь священники?» ‒ «Есть на Пришахтинском». Дали адрес. Они нашли отца Иакова, спрашивают его: «Вы священник?» ‒ «Да, я священник».
Продолжение следует.