Федор кричал в черный-пречерный туннель метро Москвы, будто в чью-то раскрытую пасть. Он выпил. Он смертельно устал. Выход ему виделся отнюдь не мигающей зеленой табличкой «Выход» над головой. Мигать здесь уже поздно. Нужен нырок в темноту, лишь только состав окажется поблизости, и бац — ты уже во чреве кита. Все унижения и неудачи растворятся во тьме, будто их никогда и не было.
Около пяти лет он работал на киноплощадках помощником режиссера: бегал перед камерами с хлопушкой, а в перерыве между сценами приносил кофе режиссеру. Поначалу Федор долго и мучительно внедрялся в киношную сферу: соглашался бесплатно помогать то студентам ВГИКа, то молодым режиссерам за крошечные деньги. Этого едва хватало на жизнь, зато он заслужил доверие, и его стали звать «хлопать» на полные метры.
Экспедиции в разные города длились месяцами, рабочие смены по двенадцать часов на ногах, выходной один на неделе в лучшем случае, из еды — однообразная холодная баланда, да сушки с пакетиками чая. По редким выходным Федор лежал в постели и жалел себя. Да, он причастен к искусству, но по факту оно состояло из грубиянов в съемочной группе и хронической усталости от переработок. Он хотел быть в кино, хотел чего-то большего, но не знал, куда ему двигаться дальше. Тлен овладел им полностью.
Ночь в Москве горела огнями, на станции «Чертановская» не было ни души, потому никто не видел, как Федор спрыгнул с платформы и отправился на верную смерть. Уж куда уж вернее, не так ли? Ему было чуть за тридцать, взъерошенные волосы и грузные мешки под глазами выражали полнейшее истощение и несчастье.
Рельсы вдруг задрожали, затряслись, свет хлынул из конца туннеля, сигнал «Бииуу…» полоснул бритвой по барабанным перепонкам. С жутким басовитым «А-а-а!» его таки заглотило нечто, мчащееся прямо на него.
— Хо-хо-хо! Добро-о пожа-а-арловать, мой юный др-руг, — раздался голос то ли в голове, то ли над ухом.
Федор пришел в себя. Над ним нависал дракон-альбинос размером с «Детский мир» на Лубянке. Костяные наросты на вытянутой морде выглядели не сильно дружелюбно, красные кровяные глаза, очевидно, знали слишком многое, а пасть с заостренными желтыми зубами растягивалась в неприятной улыбке.
— Я умер страшной смертью? — Федор на всякий случай пошевелился.
— А вот и не-ет. Теперь ты дома, и можешь, наконец-то, отдохну-уть.
У дракона был не московский акцент. Он дунул-плюнул, и Федор сам собой встал на ноги. Дракон сложил гигантские кожаные крылья, открыв взору Федора вид на рай. Они находились на голубом облаке без края и конца. Вокруг парили пушистые домики, будто слепленные из сладкой ваты. Деревья струились призрачным дымком, застывая в причудливых позах. Где-то за кадром нежно шумели водопады. Тут даже были люди, самые настоящие. Они передвигались крайне неспешно, лениво возлежали на огромных перинах и медитировали на что-то, напоминающее солнце. Усталость от переработок им явно была неведома.
— В чем подвох? — Федор мало кому доверял, а гигантскому малознакомому дракону и подавно.
— Дыши, кайфуй, живи-и, мой дор-рогой др-руг. Большего и не надо. Добро-о пожа-а-арловать в Ново-Выгарково.
Дракон хлопнул крыльями и взлетел, прихватив Федора с собой. Они парили над облачным раем, дыша кристально чистым воздухом, который не дают в Москве. Федор любовался подушечным царством-государством, чувствовал безмятежность каждого метрика этой локации, и наполнялся счастьем. А ведь и правда, что еще нужно? Только радость и покой.
Они приземлились перед сахарным уютным домишкой, Федор забежал внутрь, осмотрелся. Кроме кроватей разной степени мягкости там ничего и не было. Он плюхнулся на пышные перины и забылся сном. Так он провел несколько недель, а может и месяцев, доподлинно неизвестно. Спалось тут крепко, без снов и надоедливых мыслей. Еды не было, но есть и не хотелось. Возможно, всех людей здесь питало блеклое солнце или чья-то добрая воля. С каждым днем он двигался меньше, а спал больше.
Однажды Федору, несмотря на лень, пришла в голову чудесная мысль, которая могла бы превратиться в сценарий какого-нибудь фильма. Ему захотелось удержать ее, а еще лучше записать. Он спросил дракона, где можно получить канцтовары.
— Нет, др-ружок-кружок. Здесь никто не работает.
Федор удивился, но мысль возвращалась к нему снова и снова, рука требовала бумаги и пера. Наверное, это пройдет, надеялся он, однако ж картинки одна за другой выстраивались в ряд по типу раскадровки и разговаривали с ним голосами разных актеров. Федор недоумевал.
— Я хочу рассказывать истории! Создавать миры! — осенило его.
— Здесь нельзя работать и создавать миры. Этот мир уже-е создан. И создан для отдых-ха. — хмурился дракон. На его белой коже в последнее время появились темные пятна, и он злился.
Федор устал от безделья и хотел сделать хоть что-то. Как минимум — удержать красивую идею за хвост.
— Дайте хоть карандаш и ручку! — молил Федор.
— Отдыха-ать, — голос дракона охрип, а сам он как-то хищно скрючился возле крошечного Федора и не сводил с него пунцовых глаз. Темные пятна расползлись по всей его громадной спине.
— Так ведь это не работа, а удовольствие. Хобби! Возможно, мое предназначение!
— Отдых-х… Отдых-х… — Дракон потерял неземной акцент и начал потихоньку распахивать пасть. Его древние альбиносные сухожилия неприятно заскрипели, а тело почти почернело.
— Да не так-то я устал, знаете ли! Это ж разве жизнь?
Тут дракон Федора снова и проглотил. Стало тесно и мрачно, а потом Федор оказался вновь в туннеле метро. Прямо на него мчался поезд, ослеплял, тарабанил колесами и отчаянно сигналил.
— Жизнь! — крикнул Федор и бросился на живот в желоб между рельсами. Тяжелая махина промчалась прямо над ним, мощным воздушным потоком выдувая из парня всю дурь.
Когда поезд ушел, Федор медленно поднялся и засмеялся. Мы точно не знаем, сошел ли он с ума. Знаем одно — вскоре нашлись дежурная по станции «Чертановская», двое полицейских и много бумажной волокиты.
— Идея… — бормотал Федор, жмурясь от счастья в полицейском участке. — Наконец! Мне еще столько всего нужно успеть!
#делюсьтекстом_бэнд