Инна уже несколько лет была прикована к инвалидному креслу. Возможность ходить она потеряла совершенно случайно и до безобразия нелепо. Однажды, пытаясь убрать с крыши загородного дома сломанную сильным ветром ветку, Инна от неожиданного приступа головокружения рухнула с лестницы вниз, на груду неубранных вовремя кирпичей. Целых несколько часов подряд врачи собирали ее позвоночник буквально по кусочкам, а после того, как все было закончено, сообщили мужу Инны Владимиру о том, что жена вряд ли когда-либо сможет не то что ходить, а даже сидеть. Но вопреки всем их заверениям и прогнозам, Инна смогла. Уже через полгода она научилась немного приподниматься на постели, потом переворачиваться с боку на бок, а затем и самостоятельно перебираться с кровати на инвалидную коляску. Инне пришлось пройти через многое, чтобы добиться этого маленького, но очень важного прогресса. Боль и страх сопровождали ее все эти долгие, словно сама вечность полгода, и если бы не присутствие рядом мужа, вряд ли Инна смогла бы их пережить. Теперь же все было позади.
***
- Как здесь красиво, - сказала Инна мужу, который находился позади нее и держался за ручки ее коляски. - А как солнце играет на волнах!
Они находились на краю высокого, выдающегося вперед утеса, под которым где-то далеко внизу шумел прибой. Вид с этой острой, будто вырубленной топором какого-то сказочного великана был и впрямь изумительным: впереди, куда ни кинь взгляд, огромное, колыхающееся море, которое заходившее солнце окрасило в причудливый цвет. Вот белые, едва виднеющиеся над водой белые точки, мелькающие туда-сюда - это неутомимые пернатые рыбаки-чайки ловят неосторожную рыбешку. Вот светлое пятно парусной яхты, которая будто застыла на месте, потерявшись в открытом море. Вот яркие золотые брызги, вспыхивающие, будто праздничный фейерверк и рассыпающиеся, словно драгоценный янтарь, - это дельфины устроили сумасшедшую гонку. Инна смотрела на все это широко раскрытыми глазами и полной грудью вдыхала соленый, слегка щекочущий ноздри воздух.
- Да, действительно красота, - с запозданием ответил Владимир, отступив немного назад. - Ну что, ты довольна?
- Еще бы. - Инна повернулась к мужу и подарила ему лучезарную улыбку. - Мне так давно хотелось оказаться здесь, даже по ночам иногда снилось море. А потом, когда я упала, мне уже и не верилось, что я когда-нибудь снова увижу море, вдохну его запах. Знаешь, сейчас мне кажется, что я сплю.
Владимир сунул руки в карманы летних брюк и пожал плечами.
- Ты не спишь, - сказал он, почему-то воровато оглядываясь по сторонам. - Слушай, Инна... Нам бы надо поговорить, и очень серьезно.
Инна запрокинула голову. Лицо ее было встревоженным и удивленным.
- Что? - спросила она, морщась от резкой боли в позвоночнике. - О чем поговорить?
Владимир присел на камень и долго трепал руками свои и без того взъерошенные волосы. Губы его при этом что-то бесшумно шептали.
- Мне все не дает покоя тот день, когда я уезжал на похороны сестры, - наконец произнес он, не глядя на жену. - Почему ты тогда со мной не поехала?
Инна удивленно посмотрела на мужа, и на лице ее разом промелькнула целая гамма эмоций, от изумления до искреннего непонимания.
- Это же было так давно, - пробормотала она, потирая вспотевшие ладони. - Кажется, я тогда заболела, и просто не хотела никуда ехать. Ты же знаешь, какие у меня отношения с твоими родственниками. Твоя мать меня почему-то недолюбливает, и с твоей покойной сестрой мы не слишком-то ладили. Вот я и решила, что мне не стоит отсвечивать в такой день.
- Ты мне зубы не заговаривай, - вдруг вскипел Владимир, вскакивая на ноги. - Я знаю, что ты в тот день ездила к своему этому гинекологу! Этим и объясняется твоя болезнь!
Солнце для Инны зашло раньше срока и море окутала непроглядная тьма. Больше не было ни птиц, ни дельфинов, ни золотых волн. Только полумрак и давящая тишина, да еще сверкающие злобой глаза мужа. Чужие глаза.
- Понятия не имею, о чем это ты, - тихо сказала Инна, направляясь к краю утеса, подальше от изменившегося до неузнаваемости Владимира. - Что это вообще такое на тебя нашло? Перебрал в отеле?
Владимир двинулся за ней следом, нервно теребя часы на запястье.
- Со мной-то все хорошо, а вот с тобой... - Он остановился ровно в шаге от Инны и выставил вперед руку, вытянув указательный палец. - Ты меня все это время держала за дурака, я тебе верил. Поддерживал тебя, пылинки сдувал, оплатил все твои операции. А три дня назад, накануне вылета я встретил его, этого твоего Виктора. Он спросил о том, как ты себя чувствуешь, мы зашли в какой-то кабак, посидели, он надрался. Надрался и все рассказал. В тот день ты была с ним. «Она наставила тебе рога, дружок», - так он мне сказал. И еще рассмеялся. Ему было весело до тех пор, пока я не расквасил ему рожу.
С моря подул холодный, почти зимний ветер. Кожа Инны покрылась крупными мурашками. В какой-то момент Инне даже захотелось прыгнуть с утеса вниз, в черную морскую воду, лишь бы не быть рядом с этим незнакомым ей человеком, которого она раньше любила.
- И ты ему поверил? - неуверенно спросила она, не поворачиваясь к мужу. - Кажется, я уже говорила тебе о нем. Когда-то Виктор ухаживал за мной, но я ему отказала. Наверняка всю эту чушь он наплел из-за обиды.
- У тебя на все есть отговорки, - хищно улыбнулся Владимир, приближаясь к Инне. - Ты такая умная, а я такой идиот. Как же мы жили все это время вместе, а?
- Наверное, с этого момента нам больше не стоит продолжать, - осторожно заметила Инна, двигаясь все ближе и ближе к краю. - Вернемся назад и разойдемся. Ты соберешь свои вещи и покинешь мой дом. Так будет правильнее.
Лицо Вадима стало багровым, а глаза затянула мутная пелена. Ни говоря ни слова, он метнулся к коляске и силой толкнул ее вперед. Коляска пересекла опасный рубеж и полетела вниз, в черную, похожую на слюду воду. Инна полетела следом, так до конца и не поняв, что же произошло.
- Нет, - вдруг воскликнул Владимир, упав на колени. - Нет!
Он еще несколько раз повторил это слово, будто надеялся, что оно что-то изменит. Тишину нарушил негромкий всплеск, затем еще один и все стихло. Владимир подполз к краю пропасти и посмотрел вниз, но не увидел ничего, кроме расходившихся в разные стороны кругов. Встав на четвереньки, он вдруг завыл, будто раненный волк, потом несколько раз ударил кулаком по каменному карнизу, так что едва не сломал пальцы. А потом, поднявшись, пошатываясь направился прочь, стремясь как можно скорее покинуть роковой утес.
За всем этим снизу, из небольшой каменной бухточки наблюдал человек. Он был надежно укрыт от глаз посторонних огромной скалой, а сам прекрасно видел и море, и острый утес, на котором совсем недавно было двое. Человек наблюдал за ними в большой армейский бинокль, слегка прикрывая его линзы руками, чтобы не было бликов. Увидев, как Инна падает вниз, человек швырнул бинокль в сторону, нырнул в воду и принялся грести туда, куда плюхнулась коляска. Через несколько минут он выволок обездвиженное тело Инны на каменистый берег, посидел немного, пыхтя и отплевываясь и, взвалив на плечо упавшую, побежал вдоль берега и вскоре затерялся в сумерках.
***
Инна открыла глаза и тут же зажмурила их снова от ударившего в них солнечного луча. Осторожно разлепив веки, она увидела, что лежит на большой кровати напротив приоткрытого окна. Рядом хлопотала какая-то незнакомая полноватая женщина; она поставила на тумбочку эмалированный тазик, налила в него из чайника немного воды и опустила в нее тряпку. Тяжело дыша, женщина отжала тряпку и, повернувшись к Инне, вытерла ей лоб.
- Наконец-то ты очнулась, - улыбнулась женщина, посмотрев Инне в глаза. - Хочешь есть?
Инна осторожно приподнялась на локтях и кивнула. Есть ей действительно хотелось, но еще больше хотелось пить. Проведя распухшим языком по пересохшему небу, Инна болезненно поморщилась и указала рукой на чайник. Женщина молча подала поднесла его ко рту Инны и та, вдоволь напившись, блаженно улыбнулась.
- Сколько я была без сознания? - спросила Инна, попробовав предложенный ей женщиной куриный суп. - И где я вообще нахожусь?
Женщина отрезала от буханки огромный ломоть хлеба и положила его на поднос.
- Ты тут уже третий день, - ответила она, спрятав нож в карман передника. - А находишься ты в моем доме. Я - Вероника Львовна, но ты, если хочешь, можешь звать меня тетей Никой. Мой сын Степан принес тебя сюда позавчера, сказал, что ты упала в море с утеса. Ты помнишь что-нибудь? Помнишь, как тебя зовут?
Инна наморщила лоб и несколько минут сидела молча.
- Да, кажется помню, - согласно кивнула она. - Зовут меня Инной, а моего мужа - Владимиром. Это он толкнул меня вниз после ссоры.
Тетя Ника как-то странно посмотрела на Инну и покачала головой. Решив пока не мучить и без того слабую гостью вопросами, она подлила ей еще супа и подложила ей под голову еще одну подушку.
- А где сейчас ваш сын? - спросила Инна оглянувшись. - Я бы хотела поблагодарить его...
Тетя Ника улыбнулась и подошла к окну, из которого в комнату проникал свежий, пахнущий морской водой ветер.
- Как всегда наблюдает за птицами, - ответила она, осторожно перехватив пальцами бившуюся о стекло бабочку. - Он на этом деле просто помешан. Любит смотреть на них в бинокль и фотографировать. Он... немного особенный, и птиц любит больше, чем людей.
- Как это? - поинтересовалась Инна, оставив опустевшую тарелку. - Что значит «особенный»?
Тетя Ника повернула к ней свое круглое румяное лицо и вздохнула.
- Степан - немой, - пояснила она немного поколебавшись. - От рождения. Совсем не может разговаривать, даже мычать. Просто молчит, и все. Когда ему было четыре, я научила его читать и писать, и с тех пор он общается со всеми записками. Сейчас ему почти тридцать, а он по-прежнему живет со мной и также как в детстве убегает на старый пляж смотреть на птиц. Вот поэтому он и особенный. Все считают его таким, хотя если бы не его немота, Степан был таким же обычным человеком, как и мы с тобой.
Инна грустно улыбнулась и указала рукой на свои ноги.
- Я тоже особенная, - сказала она. - Уже почти год не могу ходить.
Откинув с ног одеяло, Инна слегка помассировала колени и вдруг почувствовала слабую боль, которой раньше не было. Она уже привыкла к тому, что ноги ее похожи на две тяжелые деревяшки, и эта боль вызвала у Инны граничащую с паникой тревогу.
- Странно, - отозвалась тетя Ника, внимательно рассматривая конечности Инны. - Когда Степан принес тебя к нам, я стала снимать с тебя промокшую одежду, и ты тогда сильно пнула меня в живот.
- Разве? - изумленно воскликнула Инна. - Этого быть не может! Я даже пальцами пошевелить не могу, не то что пинаться. Наверное, это просто какой-то рефлекс или что-то вроде того...
Несмотря на отрицание, в душу к ней закралась слабая призрачная надежда. Что, если будет ходить так же, как раньше? Поднимется на ноги, забудет про проклятую коляску и вернется к прежней, нормальной жизни. Инна мысленно усмехнулась этой надежде, но прогонять ее прочь не стала.
- Отдыхай, - сказала тетя Ника, собирая посуду. - Вечером вернется Степан; он наверняка захочет тебя увидеть. Он почти сутки не отходил от тебя, все проверял твой пульс и слушал сердце. Вот он обрадуется тому, что ты наконец в сознании!
Инна улыбнулась заботливой хозяйке, опустила голову на подушку и снова уснула.
***
Вечером Инна впервые увидела своего спасителя. Степан был рослым, могучим человеком с небритым лицом и длинными, собранными в тугой хвост волосами, которые делали его похожим на древнего воина. Одет он был в легкую клетчатую рубашку с закатанными рукавами и просторные армейские штаны, а на груди его висел массивный зеркальный фотоаппарат. Войдя в комнату Инны, Степан улыбнулся ей и помахал рукой, после чего достал из кармана маленький блокнот и принялся что-то писать.
«Привет, - прочла про себя Инна продемонстрированную Степаном записку. - Как ты?»
Она кивнула и показала Степану кулак с отогнутым вверх большим пальцем.
- Отлично, - добавила она. - Спасибо тебе за помощь. Я у тебя в долгу.
Степан небрежно махнул рукой и присел на край ее постели. Он долго молчал, вертя в руках свой фотоаппарат.
- Почему тебе так нравятся птицы? - спросила Инна, чтобы нарушить неловкую паузу.
Степан снова достал блокнот и заполнил чистый лист.
«Потому что они красивые, - гласила записка. - И свободные.»
Он поднялся, вышел из комнаты и тут же вернулся с фотоальбомом в руках. Раскрыв его, Степан стал показывать Инне фотографии птиц, которых ему удалось запечатлеть на пленку. На каждой фотографии было написано название птицы, ее вид, место обитания, а еще день, месяц и точное время, когда был сделан снимок. Инна с интересом разглядывала эти фотографии и поражалась тому, с какой любовью и вниманием к деталям они были сделаны.
- Где ты научился так хорошо фотографировать? - спросила Инна несколько раз перелистав альбом.
- Он самоучка, - ответила за сына вошедшая в комнату тетя Ника. - Еще в детстве дедушка подарил ему подержанный «Зенит», с тех пор он и увлекся фотографией. Сначала снимал меня, покойного отца, дедушку с бабушкой и друзей, а потом вдруг взялся за птиц. Как-то к нам в сад попал раненый сокол; Степа выходил его и отнес обратно в горы, но перед этим пару раз щелкнул его на память. До сих пор фотография этого сокола висит у нас в гостиной.
Она хлопнула сына по плечу и что-то шепнула ему на ухо. Степан сразу помрачнел, поднялся и вышел, оставив Инне альбом. Та окликнула его и хотела вернуть альбом, но Степан лишь помотал головой.
- Оставь его себе, - сказала тетя Ника, наливая в стакан виноградный сок. - У Степы их целая куча. Иногда он дарит их тем, кого считает хорошими людьми. Сейчас как раз такой момент.
Инна молча прижала альбом к груди и задумчиво посмотрела в окно, на малиновую полосу заката, растянувшуюся на западе. Ей вдруг захотелось стать птицей; Инна представила, как она расправляет свои крылья, отталкивается от земли и летит вверх, к зажигающимся на небосводе звездам.
«Птицы красивые и свободные, - мысленно проговорила Инна, повторив слова Степана. - Да, так и есть».
Тетя Ника, будто прочитав ее мысли, загадочно улыбнулась.
***
Инна навсегда запомнила восьмое августа - день, когда с ней случилось чудо. Это произошло утром, еще до рассвета. Инна проснулась от сильной боли в ногах; ее правая лодыжка горела огнем, как будто кто-то невидимый поджаривал ее горелкой. Через некоторое время жжение сменилось острой болью; кто-то невидимый отложил горелку в сторону и взял в руки сверло. Инна застонала, откинула одеяло и завизжала от ужаса. На ее ноге сидела огромная черная многоножка, отдаленно напоминавшая пиявку. Инна дрыгнула ногой, чтобы сбросить с нее мерзкое насекомое и сильно ударилась о металлическую спинку кровати. Боль от удара была такой, что Инна едва не потеряла сознание.
- Что с тобой, деточка? - воскликнула обеспокоенная шумом тетя Ника, влетев в комнату в одной ночной сорочке. - Приснилось чего?
Инна лишь затрясла головой и указала на все еще не уползшую многоножку. Та застыла на полу, свернувшись в подобие подковы. Тетя Ника схватила мухобойку и, издав какое-то жуткое подобие боевого клича, обрушила свое оружие на пришельца. Не ожидавшая столь ошеломительного удара многоножка была мгновенно размазана по линолеуму.
- Чертовы сколопендры нет-нет да и пролезут в дом, - сказала тетя Ника, заметая останки насекомого под кровать. - Они и пауки - самые мерзкие твари, хотя и неопасные.
- Она меня за ногу цапнула, - пискнула все еще перепуганная до полусмерти Инна. - Жжет, словно царская водка! Мне надо какое-нибудь противоядие, а то я могу умереть!
Тетя Ника склонилась над слегка распухшей ногой Инны и погладила ее своими прохладными шершавыми пальцами.
- Ты же сказала, что не чувствуешь ног, - прищурилась она, хмыкнув. - Как же так?
Инна растерянно пожала плечами. Правая нога ее продолжала гореть адским огнем, и почему такое возможно, Инна совсем не знала.
- По-моему, с твоей ногой все будет хорошо, - поспешила успокоить ее тетя Ника. - Как я уже сказала, эти насекомые неопасны. Кусают больно, но не смертельно. Пара компрессов, и опухоль спадет. Слушай, а почему бы тебе не попробовать встать?
Она испытующе посмотрела на Инну и та, немного поколебавшись, вцепилась руками в матрас. Сделав резкий рывок, она опустила ноги на пол и ощутила подошвами приятный холод. Тетя Ника осторожно перехватила ее руки и помогла подняться. Инна несколько мгновений стояла как вкопанная, потом сделала маленький шажок вперед и упала. Тетя Ника помогла ей вернуться в постель и заботливо укрыла одеялом.
- Вот видишь, какая ты молодец, - улыбнулась она, проведя рукой по вспотевшему лбу Инны. - А ты мне не верила. Пройдет совсем немного времени, и ты снова начнешь ходить. Нужно только немного постараться. Ты ведь постараешься, да?
Инна ничего не ответила. Все происходящее казалось ей сном. На рассвете ей всегда снились странные сны, но этот переплюнул их все вместе взятые. Инне очень не хотелось, чтобы этот сон заканчивался, не хотелось, чтобы поднимавшееся на востоке горячее солнце обожгло и прогнало его своими лучами. И Инна, стараясь сберечь этот прекрасный сон, спряталась с головой под одеяло и закрыла глаза.
***
Прошло несколько месяцев. Владимир не знал о том, что его жена жива и, что не менее важно, вновь обрела возможность ходить. Он по-прежнему жил в ее доме, ходил на работу и не переставал напоминать окружающим о том, что сильно тоскует о пропавшей во время отдыха Инне.
- Был страшный шторм, - повторял Владимир словно мантру идеальную, по его мнению, легенду. - Поднялся сильный ветер, такой сильный, что удержаться на ногах было сложно. Коляска Инны стояла на самом краю скалы; ветер ударил в нее и... Я видел, как она летит вниз, как падает в бушующее море, на острые камни. Потом упал я, и ударился головой о что-то твердое. Больше я ничего не помню.
Чтобы закрепить эту душераздирающую легенду, Владимир всякий раз выдавливал из себя слезы. И, как всякому хорошему актеры, слушатели неизменно верили ему. В самом деле, как же было не поверить убитому горем вдовцу, любимую жену которого забрало море? Владимир и сам в какой-то момент поверил себе; он действительно видел как наяву отброшенную порывом ветра Инну, слышал ее истошный крик и ощущал страх вызванный этим зрелищем. В те моменты ему было совершенно невдомек, что где-то далеко, за несколько тысяч километров от него живая и здоровая Инна гуляла по берегу остывшего от осенних холодов морю и любовалась птицами, которых показывал ей немой фотограф Степан. В этом блаженном неведении Владимиру оставалось жить совсем недолго, и расплата за содеянное им уже надвигалась, как огромная грозовая туча.
Однажды, возвращаясь домой, Владимир проверил свой почтовый ящик и обнаружил в нем конверт. На нем не было указано ни адреса отправителя, ни его имени и фамилии. Войдя в дом, Владимир немедленно вскрыл конверт и с недоумением посмотрел на выпавшую из него фотографию, на которой была изображена какая-то мелкая пестрая пичужка.
«Спасибо, что научил меня летать, милый, - гласила надпись на обороте. - Жду не дождусь, когда ты присоединишься ко мне. Твоя птичка.»
Владимир, узнав аккуратный почерк жены, обессиленно рухнул на диван. Тело его прошиб ледяной озноб, на лбу выступила испарина.
- Как же это... - пробормотал он, еле ворочая онемевшим языком. - Почему?..
Ответа не было. Зато были другие конверты и другие фотографии с птицами. Они начали приходить почти каждый день, и на всех них без исключения имелись пугающие послания.
«Почему же ты не летишь ко мне, милый», - вопрошала фотография с малиновкой.
«Я подарю тебе такие же крылья, какие ты подарил мне», - обещал нахохленный дрозд.
«Я уже приготовила для тебя новое гнездышко», - сулила нарядная самочка зяблика.
Владимир рвал эти фотографии, резал их ножом, сжигал в ванной, но они все приходили и приходили, сыпались, словно безумное разноцветное конфетти, и в конечном итоге свели Владимира с ума. Несколько дней подряд он просидел дома, пытаясь прогнать страх крепким алкоголем, но он лишь усугубил его состояние. Владимиру казалось, что жена где-то рядом, что она следит за каждым его движением; он видел ее в каждой птице, пролетавшей за окном или сидевшей на проводах. Как-то утром, едва проснувшись, Владимир увидел мелкую пташку, сидевшую на люстре. Та деловито вычистила перышки, присвистнула и посмотрела на Владимира маленькими глазками-бусинками.
- Почему ты убил меня? - вдруг спросила она по-человечески.
Владимир завыл, схватил валявшуюся на полу бутылку и запустил ее в птицу. Та исчезла и вдруг появилась вновь, усевшись на его плечо.
- Почему ты убил меня? - повторила пташка прямо на ухо Владимиру.
Совершенно обезумев, Владимир вытащил из кармана складной нож и в исступлении полоснул себя по плечу.
- Расскажи всем, что ты сделал, - выкрикнула птица, облетая комнату. - Они должны знать!
Птица подлетела к окну и пропала, а Владимир, держась за порезанное плечо, опустился на пол и зарыдал.
- Я убил ее, - сказал он едва слышно, а затем повторил чуть громче: - Я убил ее! Убил ее!
Голос его перешел в безумный, срывающийся на визг крик. Ни на секунду не умолкая, Владимир подполз к окну, открыл его и высунулся наружу.
- Я убил ее! - заорал он на всю улицу. - Убил, убил, убил!
Потеряв над собой всякий контроль, Владимир продолжил двигаться вперед и через мгновение упал вниз. Пролетев десяток метров, он приземлился на соседскую машину и затих.
- Вызовите «скорую»! - крикнул кто-то.
Владимира окружила толпа зевак, но он уже ничего не видел и не слышал.
***
Инна и Степан сидели на пустынном диком пляже, окруженном поросшими лесом скалами. Холодное море катило на берег вспененные волны; они набегали на песок, смывая с него мелкие камни и ракушки. Солнца не было видно; серые тучи висели низко, почти над самой водой, грозясь в любой момент пролиться дождем. Совсем близко от того места, где находились Инна со Степаном, ошивалась небольшая стайка грачей, которые то ли решили осесть здесь на зиму, то ли попросту устроили себе передышку, чтобы затем лететь дальше через море, в теплые страны.
- А мне все-такие немного жаль бывшего мужа, - сказала Инна, взяв в руки выброшенную морем ракушку. - Хорошо, что он выжил. Правда, врачи говорят, что он вряд ли будет когда-либо ходить. Плохо ему будет в тюрьме, очень плохо.
Она умолкла и передала ракушку Степану. Тот поладил ее пальцем и бережно спрятал в рюкзак. Потом, вытащив из кармана свой маленький черный блокнот, что-то торопливо написал в нем и отдал записку Инне. Та прочла ее и улыбнулась.
- Я вернусь, - ответила она, несколько раз сложив записку пополам. - Вот улажу дома все дела и вернусь. Это не займет много времени. А ты продолжай следить за птицами, чтобы с ними ничего не случилось.
Степан кивнул и хотел написать что-то еще, но передумал. Инна смастерила из его записки маленький кораблик и поставила его на песок. Набежавшая на берег волна тут же забрала его с собой и кораблик, взметнувшись вверх, начал свое бесконечное путешествие, уносясь все дальше и дальше от берега.
- Я обязательно вернусь, - снова пообещала Инна поднявшись и обняв на прощание Степана. - Так же, как и птицы.
И она, забросив на плечо тяжелую сумку, медленно пошла по берегу к скалам, а Степан продолжал стоять и смотреть ей вослед до тех пор, пока Инна не превратилась в крошечное светлое пятнышко вдалеке. Такое же, в какое превратился маленький бумажный кораблик, который море уносило вперед, к дальним берегам.
Автор: Антон Марков