Недели проходили быстро и одновременно тянулись невероятно долго, иногда сложно было сказать, какой теперь год, есть ли сегодня церковный праздник или не пропустили ли чьи именины. Все существование жителей усадьбы сливалось в один никогда не заканчивающий день, они могли бы точнее ученых объяснить понятие бесконечности.
Ждали отъезда на лето и имение, но никак не могли собраться. Погода стояла уже совсем летняя, общество все чаще собиралось в беседке. В один из особенно жарких дней Шмахова и неведомо чья родственница Наталья Васильевна Горшкова расположились на воздухе пить чай. Елена Семеновна была встревожена, что рядом оказалась только Горшкова, ведь она так удачно подобрала к своему наряду желтый зонтик и рассчитывала на комплименты. Татьяна также была приглашена присоединиться, так как никого больше Глафире в доме найти не удалось.
Наталья Васильевна получила на днях в подарок от Шмаховой чепец, постоянно его теребила и поправляла. Теперь как раз был очень удобный момент для очередной благодарности:
— Елена Семеновна, Елена Семеновна, как я рада вашему подарку! Какая работа, как он красит меня!
Татьяна присела на край скамейки, чтобы уйти при первой возможности. Сцена с чепцом по обыкновению вызвала у нее раздражение, она пробормотала «бесспорно».
Раздался крик Сашки свинопаса: — Поросятки мои!
«Не вас ли зовут, Наталья Васильевна?» — подумала Татьяна.
— Пустяки, пустяки. Мне приятно вас, Наталья Васильевна порадовать. —ответила Шмахова, оглядываясь в надежде, что придет кто-нибудь еще из ее постоянных гостей.
Горшкова заметила это и принялась развлекать Елену Семеновну беседой:
— Что-то сестрица ваша совсем не бывает. Как здоровьице ее?
Тема заинтересовала Шмахову, хотя о своей сестре она говорила много и часто, и все уже знали ее ответы и рассказы:
— Что греха таить, не молода Елизавета, нет у нее моей бодрости, моей свежести… Но я за нее покойна, Иван Иванович ее так любит, так заботится о ней, что моя душа поет. Не всегда мы ладили, но как замуж Елизавета вышла, больше уж не ссорились. Такое счастье у них в доме, что и грех обиды помнить. А как Дашенька родилась, ах, тогда я совсем смягчилась. Прошлым летом ходили мы вместе к обедне с сестрицей, встречал ее Иван Иванович. Букет полевых цветов собрал! Представляете, Наталья Васильевна? Право, такой он романтик.
Горшкова сузила глаза и внимательно посмотрела на Татьяну:
— Татьяна Петровна, вы как будто побледнели и загрустили? Хорошо ли вы чувствуете себя?
— Душно так… Я пойду лучше, не по себе мне, вы правы.
Елена Семеновна воспользовалась уходом племянницы, чтобы заметить:
— Вроде родные племянницы и Татьяна с Катериной и Дашенька, а такие разные. Нет в дочерях Петра ни уважения ко мне должного, ни благодарности, ни преданности!
Горшкова имела свое мнение, но положение ее не предполагало его высказывание:
— Поколение такое, пропащее…
Татьяна вышла за ворота. Мимо проехала коляска, лошади подняли облако пыли над дорогой, она закашляла, но обратно не воротилась. Вдалеке показалась старая разваленная бричка Евгения Сергеевича Рюмкина. Было слышно, как он ругается с кучером:
— Вот ты, Еремей, глупый! Я тебе шапку подарил? Подарил! А ты ее что? Потерял! А потом ходишь по кабакам рассказываешь, что барин твой – плохой человек.
Еремей, не испытывавший особого уважения к хозяину, даже не оборачиваясь к нему, спокойно отвечал:
— Шапка была моя, барин. Вы ее, барин, у меня забрали, а куда дели, не сказывали. Я вот думаю, что по пьяни вы ее сами и потеряли. Теперь у меня шапки нету.
— Ах какая подлость! Я ж тебя! – он замахнулся, сплюнул в сторону и хотел добавить что-то еще, но тут заметил, что они поравнялись с Татьяной и приказал Еремею остановиться.
— Татьяна Петровна! Здравствуйте! Это я! Евгений Сергеич! – радостно и лихо воскликнул он, поднимаясь на ноги.
«Доброго вам дня» сказала Татьяна и продолжила идти.
Рюмкин соскочил со своего транспорта и предстал перед девушкой во всей красе. Он был немолод, высокий, с темными вьющимися волосами, имел неплохой доход и мог бы считаться завидным женихом, если бы не постоянные гуляния, винные реки и непредсказуемые последствия. Его принимали не охотно, а заехать к Шмаховой хотелось, чтобы себе и другим доказать, что он все еще уважаемый человек и достойный барин.
— Давайте подвезу вас! – ему в голову пришла прекрасная мысль, как можно попасть в дом к Елене Семеновне без скандала. Но Татьяна остановилась, посмотрела на него равнодушно и сначала стала отказывать, а потом согласилась немного прокатиться.
— Как я рад вашему обществу, Татьяна Петровна! Как здоровье Елены Семеновны? – хитро улыбаясь, спросил он.
— Хорошо… Сможете у нее сами уточнить, она всегда рада гостям.
Рюмкин был в восторге, что его план оказался удачным и стал расточать комплименты:
— Непременно уточню! Как вы прекрасно выглядите Татьяна Петровна! Какая свежесть, как Вам к лицу это платье!
Бричка завернула за угол и скрылась из виду. Незаметным свидетелем этой встречи стал Алексей Николаевич Гусев. Он имел счастье и разрешение приходить и уходить в любое время, объясняясь делами. В этот день он под тем же предлогом отлучился отправить телеграмму своей невесте, проживавшей в соседней губернии. Еленой Семеновной ему были обещаны сто душ к свадьбе, что вызывало некоторую зависть у гостей и жителей усадьбы. Неудовольствие выражалось в разных колких замечаниях, например, со стороны Татьяны, которая любила повторять: «А если любит, кто кого… Зачем телеграфировать? Езжай да женись». Гусев действительно со свадьбой медлил, так как не хотел расставаться со своим холостяцким бытом, а также очень гордился расположением Шмаховой, службу у которой ему пришлось бы покинуть. Алексей Николаевич зашел в дом и проскользнул в гостиную, где застал Катерину.
— А, это Вы, Алексей Николаевич! И почем нынче пшеница? - Катерина от скуки часто задавала вопросы, которые на самом деле ее не очень волновали, однако знание, что где-то что-то происходит и изменяется давало ощущения причастности к настоящей жизни.
— Дорожает, Катерина Петровна! – полное лицо Гусева сразу сделалось довольным, тот факт, что его мнение ценили и уважали, очень льстил управляющему.
— А что это у Вас в руках? Неужели яблоко? Отдайте мне его, пожалуйста. Вам худеть надо, а мы уж и не помню, когда завтракали.
Гусев отдал яблоко и опустил глаза в беспокойстве, Катерина это заметила и строго посмотрела на него:
— Вы хотите сказать что-то, Алексей Николаевич?
— Нет… Да… Татьяна Петровна… - он замялся, но все-таки принял решение сообщить неприятную новость. – Татьяна Петровна уехала только что с Евгением Сергеевичем... в его, с позволения сказать, транспорте.
— Что? Не может быть! Таня у себя! — Никаких основании не верить словам Гусева у Катерины не было, возражать она стала только из приличия, и даже не слишком удивилась, давно предчувствовала беду, только не знала, какую именно.
Тут же в комнату вплыла Глафира, отправленная Еленой Семеновной искать домашних и звать их к ней в беседку. Горшкова уже истратила все свое ограниченное красноречие и надоела Шмаховой. Гусев и Катерина переглянулись и покорно последовали в беседку.
А там уже приведенная ранее Глафирой Дарья Ивановна сочиняла очередную хвалебную песнь тетушке:
— Елена Семеновна, я должна вам признаться… я вами восхищаюсь! Расскажите, расскажите, как вам удалось Ваше имение после смерти мужа вашего в порядок привести? Я вот очень делами интересуюсь, хотя папенька ругается, говорит, что есть и другие занятия … А я хочу быть как вы! Такой же сильной, такой же привлекательной!
Катерина в отсутствии сестры обернулась к Гусеву и прошептала:
— Что-то у меня голова кружится и тошнит… Может, пироги были испорченные? Ах, нет, это от речей Дарьи Ивановны.
Шмахова воодушевилась собранными в беседке гостями и улыбаясь ответила:
— Дашенька, так вы меня радуете! Да уж рассказывала не раз…
Где-то раздался крик «Я не брала!» и из дома вышла Глафира с видом опытного сотрудника сыскной полиции. Она подошла к Шмаховой и изложила чрезвычайно важное, по ее мнению, происшествие с разрешения Елены Семеновны:
— Марфуша потеряла ваше любимое блюдце с птицами. Я не могу вам подать пирожные к чаю, как вы просили.
Алексей Николаевич посмотрел на небольшой столик у входа в беседку, там стояло то самое потерянное блюдце, на котором лежал кусок пирога, оставшийся с завтрака.
Гусев наклонился к Катерине и показывая на столик с ухмылкой сказал:
— Сказать им или еще посмотрим?
— Давайте немного посмотрим, сказать всегда успеем, а то скучно очень. Хоть какое-то развлечение! – смеясь ответила она.
КК
Часть 1
Часть 3