-1-
Шторм в системе Жука разразился внезапно, как и всегда. Слабые отголоски конвект-излучения докатились и до Гиуры, и местные диспетчеры, не мудрствуя лукаво, просто закрыли единственный космопорт на неопределенное время. Так я застрял на этой унылой, богом забытой планетке, где не было даже приличных баров, не говоря уже обо всем прочем.
Проклиная всех перестраховщиков на свете, я с ругательствами поволок свой багаж обратно в гостиницу (самую паршивую из всех, где мне случалось останавливаться), когда мне преградил путь патруль Межрасового Миротворческого Корпуса. Двое из них, с сержантскими нашивками, явно были рептилоидами, а лейтенант больше напоминал двухметровую коалу, для разнообразия отрастившую пышный хвост.
- Добрый день, - на весьма приличной унилингве обратился ко мне лейтенант. – Прошу прощения за беспокойство. Вы – гуманоид?
- Предположим, - осторожно ответил я. Отношения с властями у меня довольно непростые, но здесь, на Гиуре, я совершенно точно ничего противозаконного не совершил.
- Идентифицируйтесь, пожалуйста.
Лейтенант протянул мне сканер. Руки у меня были заняты, поэтому я просто плюнул на плоский экран. Экран озарился изумрудным светом, а лейтенант оскалился.
- Человек, - удовлетворенно сказал он. – Землянин.
- Да, - не стал спорить я. Глупо отрицать очевидное.
Лейтенант еще шире открыл зубастую пасть. Выглядело это жутковато, но мой универсальный распознаватель эмоций утверждал, что коала добродушно улыбается. Я слегка расслабился и улыбнулся в ответ.
- Прекрасно! – возликовал лейтенант. – Замечательно! Вы-то нам и нужны. Пройдемте, гражданин!
По собственному опыту я знал, что от такого предложения не отказываются. Поэтому я, изобразив радость и готовность подчиняться, поплелся следом за лейтенантом. А сержанты услужливо подхватили мой багаж. Пробираясь сквозь толпу, запрудившую тесноватый зал ожидания, я высматривал пути для бегства. Скорее по привычке, чем из необходимости – бежать на Гиуре мне было некуда. Да, в общем-то, и незачем – мое пребывание на этой планете было абсолютно законным, ровно как и поручение, которое я выполнял. А что касается взятки, которую я получил, так ее еще доказать надо!
Или меня, нежданно-негаданно, настигли старые грешки?
В офисе Межрасового Миротворческого Корпуса меня встретил капитан. Седой ежик волос, два усталых глаза под набрякшими веками, один нос, жесткая щетка усов над верхней губой… две руки с пятью пальцами на каждой, две ноги, полное отсутствие хвоста, ложноножек, чешуи и прочего… Человек! Точно вам говорю – человек! Мой собрат по расе!
Я бы прослезился на радостях, но дело в том, что именно у человечества были ко мне самые серьезные претензии по поводу несоблюдения некоторых мелких, изживших себя законов, мешающих развитию свободной личности. Давно пора было отправить эти законы на свалку истории, но Земля с упорством слабоумного маньяка продолжала цепляться за них. На всякий случай я принял вид оскорбленной невинности и приготовился отбиваться от нелепых обвинений.
Капитан встал мне навстречу, окинул меня суровым взглядом.
- Иван Кузин, - сказал он и протянул мне руку.
- Джеймс Смит, - после некоторого замешательства представился и я, отвечая на рукопожатие.
- Чай? Кофе? Дистурикс? Или, может, глоточек джина?
Я выбрал последнее, тем более что к джину, по неписаным правилам, полагалась сигара.
Джин оказался крепким, сигара – превосходной, и я слегка расслабился: с преступником, которому должны предъявить обвинения, так себя не ведут. Уж вы мне поверьте, я-то знаю! Интересно, зачем я тогда понадобился?
Капитан Кузин не стал ходить вокруг да около, а сразу взял быка за рога.
- Джим, вы нам нужны, - прямо заявил он. – Вы инопланетник, вы родились не на Гиуре, пропади она пропадом, и вы нам подходите.
- Подхожу – для чего? – с подозрением спросил я.
- Сейчас объясню, - сказал капитан, снова наполняя наши стаканы. И объяснил.
Как я понял с его слов, между гиурянами, этими разумными червеобразными, коих я за две недели навидался предостаточно, и зугдийцами, о которых я впервые услышал прямо сейчас, произошел конфликт. И не просто конфликт, который можно было бы разрешить хорошей дракой, а нечто гораздо более серьезное. Настолько серьезное, что одному из зугдийцев грозила смертная казнь, не больше, не меньше.
Все цивилизованные расы не одобряют вооруженные конфликты. Кроме альтаирцев, конечно, но им простительно. И если где-нибудь заваривается кровавая каша, туда тут же отправляется Миротворческий Корпус. Вмешиваться в конфликт им нельзя, они просто эвакуируют из опасных зон беззащитное мирное население и следят, чтобы какая-нибудь третья сторона не вмешалась, желая погреть руки у чужого костра. При этом количество жертв никого особо не волнует – война есть война, что поделаешь, потери неизбежны.
Но если на какой-нибудь не особо продвинутой планете приговаривают к смертной казни какого-нибудь мерзавца… О, тогда все гуманисты, пылая праведным гневом, бросаются на его защиту! А как же! Ведь жизнь любого разумного существа священна!
Нанимаются лучшие адвокаты, сотни, тысячи репортеров слетаются со всех уголков Галактики, чтобы подробно и непредвзято освещать скандальный процесс; гиперсвязь захлебывается и сбоит, не в силах справиться с потоком гневных петиций с требованием помилования. И вообще, шум поднимается такой, что власти, себе на голову затеявшие судилище, готовы признать мерзавца святым, лишь бы перестали вытаскивать на свет и перетряхивать их грязное бельишко. В результате чего мерзавец приговаривается к какому-нибудь смехотворному сроку, который отбывает в прекрасных условиях, недоступных многим честным работягам. А если означенный мерзавец еще и книгу напишет о своей непутевой жизни, то из заключения он выйдет известным и вполне себе обеспеченным.
Что-то в этом роде случилось и на Гиуре. Если бы не миротворцы, преступившего закон зугдийца суд приговорил бы к смертной казни, и все, на этом дело и кончилось бы. А так пришлось затевать целый судебный процесс, грозящий растянуться на долгие годы. Да еще с привлечением представителей других рас в качестве независимых, незаинтересованных присяжных.
Одним из таких присяжных предлагалось – очень настойчиво предлагалось! – стать мне. Разумеется, я пустил в ход все свое красноречие, чтобы отказаться от этой высокой чести. Усомнился в своих моральных качествах, посетовал на недостаточное знание местных реалий и местных же порядков и даже признался (очень, очень аккуратно!) в том, что страдаю слабой формой врожденной ксенофобии. Капитан выслушал меня, не перебивая, и ни один мускул не дрогнул на его твердом бронзовом лице.
- Не капризничайте, Джим, - сказал он почти дружески, когда я выдохся. – Вы все равно надолго застряли в этой дыре. Так почему бы не доставить удовольствие местным? Заодно и сами развлечетесь.
- Благодарю, - холодно сказал я. – Такого рода развлечения не в моем вкусе. – Внезапно меня осенило. – А вы? – вскричал я, тыча в капитана опустевшим стаканом, который он тут же наполнил. – Вы-то сами? Тоже человек, да еще и получше меня! Идеальная кандидатура!
- Я – представитель власти, - внушительно сказал капитан, выпячивая нашивку. – Кроме того, я уже три года сижу на этой на этой вонючей планетке и не могу быть беспристрастным.
Я лихорадочно соображал, что бы еще такое придумать, а капитан наклонился ко мне.
- Соглашайтесь, Джим, - проникновенно сказал он. – Добровольно. А в ответ на вашу любезность мы закроем глаза на контрабанду.
- К-какую к-контрабанду? – заикаясь, спросил я.
- А вот такую.
И капитан ловко выудил откуда-то прозрачный запаянный пакетик с несколькими невзрачными коричневыми камешками. Он помахал пакетиком у меня перед носом и зловеще улыбнулся.
- Что это? – слабым голосом поинтересовался я.
- Окаменевший помет иглокожей землеройки, - любезно объяснил капитан. – Запрещен к вывозу как предмет религиозного культа. Нарушение запрета карается пожизненной каторгой на урановых рудниках. И, кстати, никого не будет интересовать, как вот это к вам попало. Достаточно того, что это обнаружат в вашем багаже. Я лично обнаружу.
- Это произвол! – с трудом просипел я. – Шантаж! Нечистая игра!
- Да, - не стал спорить капитан.
Мы поглядели друг другу в глаза, и я сдался. Ну а что мне еще оставалось?
- В чем там хоть дело-то? – спросил я. – Могу я узнать?
- Узнаете, - очень довольный, пообещал шантажист. – Прямо там, на суде. Таковы правила.
-2-
Кроме меня, в зале суда присутствовало еще шесть присяжных. Все они, как и я, были инопланетниками, рожденными не на Гиуре. Все они, как и я, застряли в гиурском космопорте из-за шторма. И все мы были раздражены до крайности и мечтали как можно скорее вернуться домой. И это давало надежду, что судилище не затянется слишком уж надолго.
Обвиняемый зугдиец скромно стоял на специальном помосте. Или не скромно, а вызывающе. И не стоял, а, к примеру, лежал – кто их разберет? Я лично зугдийца видел впервые, и впечатления на меня он не произвел. Какой-то невзрачный серый шар, утыканный десятком шаров поменьше. Ни тебе яркой расцветки обитателей Валты, ни причудливых форм айкаров. Скучный серый тип, самой судьбой предназначенный быть жертвой.
По обеим сторонам от обвиняемого расположились прокурор и адвокат. Понятия не имею, как тут раньше проходили разного рода судилища, но с тех пор, как Гиура официально вступила в Галактическю Лигу, она вынуждена была подчиняться ее законом. Если не де факто, то де юре. И если по протоколу положены адвокат и обвинитель, значит, должны быть адвокат и обвинитель. И не надо тут спорить и вспоминать старые добрые времена!
За отдельными столиками сидели трое наблюдателей от Лиги, вполне себе гуманоиды с виду; один так и вовсе человек человеком, если не обращать внимания на длинные фиолетовые уши с колокольчиками на острых кончиках. Наблюдатели негромко переговаривались, их лица выражали терпеливую скуку. На обвиняемого они не смотрели.
Большой полукруглый амфитеатр был целиком заполнен почтеннейшей публикой… в смысле, неравнодушными гражданами Гиуры – их тут было подавляющее большинство. Червеобразные гиуряне взволнованно извивались, копошились, переползали друг через друга и напоминали шевелящийся клубок мотыля в банке аквариумиста. Среди них я заметил редкие вкрапления представителей других рас.
Ну и репортеры всех форм и расцветок, куда же без них! Гиены пера обладали острейшим нюхом и мгновенно оказывались там, где пахло жареным. Удивительная способность, объединяющая всю многочисленную расу журналистов.
Сцена была подготовлена, все действующие лица представлены, ждали только судью. И он появился, мрачный и недовольный, если я правильно понял выражение насекомьего лица офийца. Судья занял свое место, с раздражением поправил красную пелерину на верхнем плечевом поясе, оглядел гудящий, булькающий и рыгающий зал. И вдруг издал резкий пронзительный звук, призывая к молчанию и вниманию. Звук был такой, словно кто-то провел гигантским ножом по стеклу, так что молчание и внимание судье были обеспечены. Дождавшись, когда упавших в обморок приведут в чувство, судья произнес краткую напутственную речь, призывая к объективности, беспристрастности и прочим недостижимым идеалам. После чего передал слово обвинителю.
Обвинителем, естественно, выступал гиурянин, отрастивший по такому случаю дополнительную пару покрытых слизью антенн. Судя по его виду, он был готов биться до конца. Весь дрожа от возбуждения, он разразился патетическим монологом.
Речь его была пространна и цветиста; она изобиловала отсылками к истории великой расы Гиур, сомнительными аналогиями и еще более сомнительными надеждами на высшую справедливость. Унилингву обвинитель то ли не знал, то ли не посчитал нужным ею воспользоваться, так что мой бедный переводчик скрипел и заикался, силясь перевести эти изысканные пассажи. Так что очень скоро я вообще перестал понимать, о чем тут речь, и только дремотно клевал носом, время от времени вздрагивая и просыпаясь, когда червеобразные гиуряне разражались одобрительными криками.
Часа через два обвинитель выдохся и попросил перерыв. А я, радуясь тишине, загрузил его речь в компилятор.
Что ж, все оказалось куда проще, чем я думал. Суть дела оказалась вот в чем: всем без исключения инопланетникам нельзя было размножаться на Гиуре. Поскольку это вело к разбалансировке некой трансцендентной субстанции, из которой состояло все сущее. А обвиняемый зугдиец не только нарушил этот запрет, но еще проделал это самым возмутительным, противоестественным образом – он вздумал почковаться, причем на глазах у всех. А это, согласитесь, уже ни в какие ворота не лезло!
Что ж, претензии гиурян мне были понятны. Знал я планеты, на которых нельзя было умирать. Бывал на планетах, где запрещено было дышать. Слышал о планете, на которой нельзя было мыслить. На Гиуре запрещено было размножаться, и это не обсуждалось. А несчастному придурку, нарушившему закон, грозила смертная казнь через сепарирование.
Мне не было его жаль. Прилетел на чужую планету? Изволь соблюдать ее законы. Нарушил? Ну так неси всю полноту ответственности. Ладно, приспичило тебе почковаться, так приспичило, что аж зудит. Ну и вали к себе на Зугду, размножайся там хоть до посинения! Чего проще? Нет, здесь почковаться вздумалось, именно здесь, на глазах шокированных гиурян! И хотя сами гиуряне с их отвратительным дискриминационным законом не вызывали у меня горячей симпатии, тут я был целиком и полностью на их стороне.
Хотя бы потому, что нельзя распространять человеческое понятие морали на негуманоидов. Это бессмысленно и вредно для всех.
Обвинитель был настроен очень решительно, общество кипело от возмущения, и судьба зугдийца была мне предельно ясна. Конечно, будет еще проникновенное выступление адвоката, затем слово возьмут независимые наблюдатели Лиги, последуют вялые прения, но это уже так, бессмысленное барахтание, дань традиции. Всем все было понятно.
Нас, присяжных, позвали в столовую, где каждому предложили привычный его расе рацион. Мой представлял собой стандартный набор блюд, подаваемых на любом лайнере дальнего следования, так что я без опасений и с большим удовольствием отдал должное и супу с клецками, и картофельному пюре с котлетой, и овощному салату, и кофе. Судя по дружному чавканью, мои товарищи по несчастью тоже не остались разочарованными.
После сытного обеда мы часок вздремнули (космопорт все еще был закрыт), а потом, зевая и потягиваясь, вернулись в зал суда. Там уже ждал адвокат-зугдиец, подпрыгивая от нетерпения. Или от волнения, кто его там разберет. Нас ждала длинная слезливая речь, призванная доказать, что обвиняемый достоин жалости, понимания и прощения. Я занял свое место, зевнул и приготовился скучать.
Не тут-то было! Адвокат меня поразил. И не только меня. Оказывается, он целиком и полностью признает вину своего соотечественника. Оказывается, он не видит никаких смягчающих обстоятельств, позволяющих обвиняемому рассчитывать на более мягкий приговор. Поскольку обвиняемый был своевременно и должным образом информирован о том, что такое хорошо и что такое плохо на Гиуре. Более того, ради мира и дружбы между народами, он, адвокат, как полномочный представитель расы Зугды, целиком и полностью полагается на правосудие Гиуры и отдает обвиняемого в руки закона. Высокая мораль расы гиурян… неотвратимость наказания… весь цивилизованный мир, в едином порыве….
У меня отвисла челюсть. У остальных присяжных – тоже. Ошалевший от такого поворота дел обвинитель потерял самообладание и принялся жрать сам себя. Лишь огромным усилием воли он удержался от аутофагии, ограничившись тремя нижними члениками тела. Присутствующие на заседании гиуряне впали в безумие, репортеры впали в безумие, и шум поднялся такой, что, разверзнись небеса, никто и внимания не обратил бы.
И лишь судья-офиец сохранял видимое хладнокровие. Он издал уже знакомый отвратительный звук, вдвое громче предыдущего, и наступила тишина. Из зала вынесли нескольких контуженных, а оставшиеся снова расселись по местам, с опаской поглядывая на судью.
Ловкий ход, подумал я, немного придя в себя. Хитрец адвокат польстил гиурянам, и те должны, просто обязаны помиловать преступника, чтобы доказать свою приверженность гуманистическим традициям цивилизованного мира. Обвиняемый покается, пообещает больше так никогда не делать… ну, дадут ему сколько-то лет заключения, за примерное поведение выпустят досрочно… И волки, как говорится, сыты, и овцы сыты… Да, ловко, очень ловко….
А потом слово дали обвиняемому, и он все испортил. Нагло искрясь, он поднял на смех законы и обычаи Гиуры, ядовито прошелся по способу размножения гиурян, усомнился в их умственном потенциале. И, словно этого было мало, вызывающе вырастил еще одну почку, прямо на глазах присутствующих.
Это был конец. Трясясь от ярости, обвинитель потребовал самого сурового наказания. Хладнокровный судья-офиец зачитал приговор: сепарация с последующим сливом органических останков в канализацию. Детские почки зугдийца признать неотделяемой частью единого материнского организма и уничтожить вместе с ним. Все семь присяжных, включая меня, единогласно утвердили решение суда – шторм стихал, и с минуты на минуту мы ждали открытия космопорта. Зал аплодировал стоя. Деморализованные наблюдатели Лиги растерянно переглядывались. Сгорающий от стыда за соотечественника адвокат багровым колобком выкатился за дверь. И только приговоренный сохранял спокойствие.
На казни я не присутствовал, сославшись на религиозные мотивы, так что, слава богу, не видел, как дурака-зугдийца перемололи в гомогенную массу. Убедившись в полной и окончательной смерти преступника, тюремная санитарная бригада вылила бочку с останками в канализацию, и на этом все закончилось.
А потом открыли космопорт, и я улетел на Землю, выбросив из головы это неприятное происшествие.
-3-
Это было три года назад. Я хорошо помню шумиху, которая поднялась вокруг этого дела. Гиурян ругали, хвалили, требовали исключить из Лиги, ввести в Совет с правом вето, и все это одновременно. Но время шло. Остыли горячие головы, проблема, став привычной, утратила пикантную остроту, и весь мир с энтузиазмом переключился на обсуждение других животрепещущих новостей.
Сперва пережевывали восстание на Чиампуле и раскрывали объятия беженцам – хмурым необщительным аборигенам, считающих себя прямыми потомками богов. Затем первые полосы таблоидов заняла великолепная Зига Ни со своей беременностью. Потом общество взбудоражило таинственное исчезновение богатейшего магната Галактики и его младшей жены, потом….
О Гиуре никто больше не вспоминал. А зря. Потому что история эта имела самое неожиданное продолжение – об этом мне рассказал мой приятель-экзобиолог, специализирующийся на разумных беспозвоночных: авторитетный ученый, смелый теоретик и просто хороший парень.
Эти хитрецы – я имею в виду зугдийцев – рассчитали все от и до. С самого начала они делали все, чтобы их соотечественника казнили, и не потому, что все дружно ненавидели его и желали ему смерти – вовсе нет! Наоборот, по некоторым непроверенным данным казненный стал национальным героем у себя на родине. Хотя, может, это просто слухи, которые распространяют одураченные гиуряне. Когда поняли, что их одурачили.
Дело тут вот в чем. Да, зугдийцы размножаются почкованием, и процесс этот довольно сложный, требующий участия нескольких особей; этим поддерживается необходимое генетическое разнообразие расы. Но у зугдийцев есть одна особенность, роднящая их с обыкновенной белой планарией.
Если планарию протереть сквозь мелкое сито, каждая ее частичка, попав в питательный субстрат, способна вырасти до полноценной особи, сохранив при этом память и прежний опыт. Зугдиец – тоже.
Конечно, они рисковали – мощный сепаратор это вам не сито, он разрушает сами клетки организма. Но они поставили на то, что хотя бы одна, две, три клетки героя останутся неповрежденными. И выиграли.
Гиуряне поначалу не обратили внимания на странные грибы, выросшие по берегам реки, куда сливалась тюремная канализация. Тем более, их было так мало. Белые, круглые, без корней и мицелия, они росли с удивительной скоростью. А когда слегка озадаченные гиуряне заинтересовались новым видом, было уже поздно – около десятка зугдийцев родились на Гиуре.
Они появились на свет точно так, как, согласно священным легендам, появился Первый Гиурянин – из земли и воды, без отца и матери. И с этим фактом ничего нельзя было поделать, не подвергая сомнению религиозные основы мировоззрения гиурян. А это уже попахивала ересью и бунтом.
Скрипя зубами (ну, или чем они там скрипят в минуты душевных терзаний?), гиуряне примирились с новыми соседями по планете.
Да, зугдийцы жили в резервации. Да, у них был статус некоренных граждан Гиуры со всеми вытекающими. Но они свободно почковались и процветали, потихоньку раздвигая границы своей территории. К тому же выяснилось, что зугдийцы равнодушны к радиации, солям тяжелых металлов и прочей гадости, смертельно опасной для любого гиурянина. И это означало, что вынужденному соседству бывших врагов скоро придет конец, и наступит эпоха взаимовыгодного сотрудничества двух дружеских рас. Во всяком случае, мой друг экзобиолог очень на это надеялся.
- Хитрецы! – восклицал он, красный от возбуждения и выпитого вина. – Ах, какие хитрецы! Надо же, так подловить гиурян на их же собственных законах! Я преклоняюсь перед ними, честное слово! Замечательная раса, поистине замечательная!.. Конечно, есть небольшая проблема – строго говоря, все эти зугдяне, присутствующие на Гиуре, являются одной-единственной особью. И это вызывает определенные юридические сложности. Но я уверен, они что-нибудь придумают!
- Я тоже, - мрачно сказал я.
Хитроумие зугдян не вызывало у меня восторга. Наоборот, озабоченность оно вызывало и даже тревогу. Ну, ладно, захотели они Гиуру и получили ее. Унылая бедная планета в стороне от оживленных трасс - невелика потеря. Но что, если это только начало? Если на этом они не остановятся? Если завтра им захочется Юнону? Офу, как бы я ни относился к самим офийцам? Землю, конце концов??? Есть ли что-то, что мы сможем противопоставить этим ушлым знатокам законов?
Мы обсудили этот вопрос со всех сторон, выпили все вино, разругались в хлам и ни к какому решению не пришли.
Утром я встал с гудящей головой и в отвратительном настроении. И не только алкоголь был тому виной, но и вчерашний разговор. Напившись крепкого чаю с лимоном, я засел за уником. Помимо мировых проблем, мне нужно было решить проблемы личные, а это куда как сложнее.
Дело в том, что моей жене, моей Фирочке, урожденной Черизы, не давали разрешение на въезд на Землю. И это при том, что у нее была давно открыта мультивиза, действующая на всех планетах Галактической Лиги! Что-то нашим крючкотворам там не нравилось, чем-то они были недовольны, придирались к пустякам и вообще выказывали вопиющую некомпетентность и дремучее невежество. А так же полное отсутствие желания выполнять свои профессиональные обязанности. Пришлось самому взяться за дело.
Несколько часов я, постепенно зверея, звонил то одним чиновникам, то другим, отсылал бесконечные копии документов, справок и заявлений – потом большая часть этого оказывалась не нужной, и меня упрекали за то, что я перегружаю архив. Меня переключали между отделами и службами, с преувеличенной сердечностью радовались моему обращению, лживо уверяли, что делают все возможное, задавали идиотские вопросы, опять требовали никому не нужные бумажки и с облегчением отфутболивали дальше. А потом я заметил, что хожу по кругу, вызывая одни и те же номера. Уником у меня раскалился, я заработал жестокую мигрень, а все, чего я добился, это неохотное обещание перезвонить, как только что-то прояснится. И я сдался.
Гигантский, неповоротливый, древний, как сама письменность, не дающий сбоев бюрократический механизм с легкостью перемолол своими равнодушными жерновами песчинку по имени я. Он был явлением природы, стихийным бедствием, которому невозможно противостоять. И как любое стихийное бедствие вызывал священный трепет и благоговение своей неотвратимой мощью.
Нет, ребята, сказал я зугдийцам, наливая себе хорошую порцию водки. Если вам и суждено разбить свои лбы о какую-нибудь планету, то это будет Земля. Даже если вы будете действовать строго по закону.
И, ей-богу, за это стоит выпить!