Ли Куан Ю и Маргарет Тэтчер
16 сентября исполнилось 100 лет со дня рождения Ли Куан Ю (1923—2015), одной из икон неолиберализма, первого и бессменного на протяжении более трёх десятков лет премьер-министра Сингапура (1959—1990). [Как там со священной Сменяемостью, кстати?] Занятно, что партия его до 1992 года входила в Социнтерн, хотя проводила на 100% неолиберальную политику, да вдобавок аннулировала в Сингапуре свободу слова и прочие гражданские свободы.
Из высказываний Ли Куан Ю:
«Меня часто обвиняют в том, что я вмешиваюсь в частную жизнь граждан. Да если бы я не делал этого, мы бы не добились того, чего мы смогли добиться на сегодняшний день. И я говорю без намёка на сожаление, что мы не добились бы такого экономического прогресса, если бы я не вмешивался в личные дела. Кто ваш сосед, как вы живёте, почему вы шумите, как вы плюёте и на каком языке вы говорите — мы решаем, что правильно. Неважно, что думают люди».
Как именно правительство Ли вмешивалось в повседневную жизнь граждан, в которую даже в буржуазных странах в те десятилетия обычно не вмешивались (правда, позднее это стало практиковаться по всему свету — см, например, тотальный запрет курения), он тоже подробно рассказал на таких примерах:
«Более шумной и опасной была традиция взрывать петарды и ракеты во время празднования китайского Нового года. Многие люди, особенно дети, получали серьёзные ожоги и увечья. Иногда пожары уничтожали целые деревни, застроенные деревянными хижинами. После того, как в 1970 году произошёл огромный пожар в последний день китайского Нового года, в результате которого погибло 5 человек, и многие были ранены, я запретил эту старую китайскую традицию. Но ещё и два года спустя два невооружённых полицейских были жестоко избиты, когда они попробовали запретить группе людей взрывать петарды. Мы пошли дальше и запретили импорт фейерверков вообще.
В 70-х годах, чтобы уберечь молодёжь от опасной привычки, мы запретили любую рекламу сигарет. Затем мы запретили курение во всех общественных местах, автобусах, поездах и станциях и, в конечном итоге, во всех офисах с кондиционированным воздухом и ресторанах. Я следовал в этом за Канадой, подававшей пример всему миру. Американцы были в этом отношении далеко позади, потому что их табачное лобби было слишком мощным.
Запрет на употребление жевательной резинки вызвал в Америке множество насмешек над нами. Уже в 1983 году министр национального развития предложил, чтобы мы запретили жевательную резинку из-за проблем, возникавших в результате её использования, — жевательную резинку вставляли в замочные скважины, почтовые ящики, кнопки лифтов. Брошенная на пол жевательная резинка значительно увеличивала стоимость уборки и портила уборочное оборудование. Сначала я сам считал тотальный запрет слишком крутой мерой, тем не менее, когда вандалы прикрепили жевательную резинку на датчики дверей поездов метро, движение поездов на некоторое время остановилось. Я больше не был премьер-министром, но премьер-министр Го Чок Тонг и его коллеги решили полностью запретить употребление жевательной резинки в январе 1992 года. Некоторые министры, которые учились в американских университетах, припоминали, как нижняя часть сидений в аудиториях бывала загажена жевательной резинкой, прикреплённой к ним наподобие моллюсков. Этот запрет значительно уменьшил проблемы, связанные с употреблением жевательной резинки, и после того как её запасы были удалены из магазинов, проблемы на станциях метро и в поездах стали незначительными».
В Сингапуре практиковались смертные казни за незначительные, по меркам других стран, правонарушения (например, обнаруженное самое ничтожное количество наркотика влекло здесь смертную казнь). Также нормой были и телесные наказания по суду и в педагогике.
Ли Куан Ю: «Я никогда не понимал, почему западные педагоги так решительно выступают против телесных наказаний. Ни мне, ни моим одноклассникам они вреда не нанесли».
Никакой неприкосновенности частной собственности в Сингапуре также не существовало, что охотно признавал и премьер-министр:
«Наиболее важное изменение в законе, сделанное нами в 1960 году, позволяло судам трактовать то обстоятельство, что обвиняемый жил не по средствам или располагал объектами собственности, которые он не мог приобрести на свои доходы, как подтверждение того, что обвиняемый получал взятки».
Вот как участник Социнтерна Ли высказался о «социальном государстве»:
«Мы использовали те преимущества, которые Великобритания оставила нам: английский язык, юридическую систему, администрацию, лишённую партийных пристрастий. Мы тщательно избегали использования методов, свойственных социальному государству, потому что видели, как великий британский народ в результате социалистической уравниловки превратился в посредственный».
Основой сингапурской модели капитализма Ли Куан Ю считал семью:
«Азиатской модели как таковой не существует, но существует фундаментальное различие между обществами, основанными на конфуцианских ценностях и на западных либеральных ценностях, между государствами Восточной Азии и западными государствами. В конфуцианских обществах люди верят, что индивидуум существует в контексте семьи, родственников, друзей и общества и что правительство не может и не должно принимать на себя роль семьи. Многие на Западе полагают, что правительство способно выполнять обязанности семьи в тех случаях, когда семья терпит неудачу, например, в случае с матерями–одиночками. Жители стран Восточной Азии не приемлют такого подхода. Сингапур зависит от крепких и влиятельных семей в деле поддержания в обществе порядка и традиций бережливости, трудолюбия, уважения к старшим, послушания детей, а также уважения к образованию и науке. Такие ценности способствуют повышению производительности труда и экономическому росту».
Впрочем, кроме этих неолиберальных перлов на восточно-азиатский манер, в наследии Ли можно обнаружить и вполне здравые суждения. Например:
«Михаилу Горбачёву следовало насторожиться, когда средства массовой информации враждебных государств стали хвалить его, вместо этого он следовал их увещеваниям и вызвал распад страны… так как ЦРУ могло только мечтать».
«У Горбачёва не было уверенности в том, какие шаги следовало предпринять, чтобы решить почти неразрешимые проблемы. Я подумал, что он совершил фатальную ошибку, начав кампанию гласности до перестройки экономики и что Дэн Сяопин проявил куда большую мудрость, поступив в Китае наоборот».
«Когда я посетил Советский Союз в сентябре 1970 года и встретился с премьер-министром Косыгиным на его черноморской даче, советские лидеры были уверены, что будущее принадлежало им. Наблюдать за тем, как огромная, контролируемая империя стала неуправляемой, а затем разрушилась, было устрашающим зрелищем. Что-то подобное этому, наверное, происходило в Китае в последние десятилетия правления династии Цин. Разница заключается в том, что Россия всё ещё располагает ядерным оружием, которое даёт ей возможность удержать любого агрессора, стремящегося к её расчленению. И любой, кто считает, что с русскими покончено как с великой нацией, должен вспомнить об их учёных, работавших в космической и атомной области, шахматных гроссмейстерах, олимпийских чемпионах, которых они воспитали, несмотря на весь ущерб, причинённый стране системой централизованного планирования. В отличие от коммунистической системы, русские — не те люди, которых можно выбросить на свалку истории».
«Американцы и европейцы по праву торжествовали и ликовали, когда давление в области соблюдения прав человека и демократии, которое они оказывали на Советский Союз в соответствии с Хельсинкскими соглашениями, помогло разрушить его. Но их надежды повторить этот процесс в Китае оказались нереалистичными. В отличие от русских, китайцы не считали, что культурные нормы Запада превосходили их собственные, а потому и не собирались их копировать».
А вот приписываемую ему апокрифическую фразу о том, что «начните с того, что посадите трёх своих друзей. Вы точно знаете за что, и они знают за что» — Ли Куан Ю, скорее всего, никогда не произносил...