Дорогие друзья, с сегодняшнего дня, чтобы вы смогли критически оценить, насколько мне удалось использовать на практике мои идеалы литературного творчества, я начинаю публиковать в виде отдельных рассказов мою автобиографическую повесть «Мои тернистые ступеньки в музыке», учитывая, главным образом, настоятельные пожелания моих коллег
по музыкальной школе, моих учеников и их родителей.
Первый рассказ называется «Как я начала заниматься музыкой».
Желаю приятных впечатлений вам, дорогие друзья,
от прочтения данного рассказа и жду ваших «рецензий»!
Любовь Стариченко
«КАК Я НАЧАЛА ЗАНИМАТЬСЯ МУЗЫКОЙ»
(рассказ из автобиографической повести «МОИ ТЕРНИСТЫЕ СТУПЕНЬКИ В МУЗЫКЕ»)
«Папа, научи меня так прекрасно играть на фортепиано, как ты!» — попросила я папу, когда мне исполнилось шесть лет и ровно один месяц.
До этого мне не хотелось заниматься музыкой, даже сама не знаю — почему. Мой папа, окончивший в свое время Белорусскую государственную консерваторию по классу баяна, хорошо понимал, что невозможно насильно, принуждением привить ребенку любовь к музыке, к музыкальным занятиям.
К тому же у меня был весьма независимый, быть может, даже граничащий
с упрямством, характер.
Мой дедушка, мамин папа, Сергей Семёнович, не имел музыкального образования, но очень любил музыку, любил танцевать «Цыганочку», прекрасно исполнял, «бил» чечётку. Каждый раз, бывая у нас в гостях, он приставал ко мне с назойливыми уговорами, чтобы я, наконец-таки, начала заниматься музыкой. Он всячески увещевал меня: «Люба, ну когда ты начнёшь учиться играть
на фортепиано? У вас же дома стоит прекрасное пианино «Беларусь»,
папа у тебя музыкант; ну и что, что он баянист, но ведь он смог бы тебе помочь в твоих музыкальных занятиях. Любочка, я тебе обещаю: как только ты начнешь заниматься музыкой, я за каждую выученную тобой музыкальную пьесу
буду дарить тебе подарки, какие только ты пожелаешь: куклы, игрушки,
коробки конфет, шоколадки…»
Я всякий раз вежливо выслушивала дедушку и всегда говорила ему, примерно, одни и те же слова: «Дедушка, я тебя очень люблю,
но мне и твоих подарков не надо и музыкой заниматься не буду!»
Вот какой у меня был стойкий и непреклонный характер.
Но вот 9 октября 1991 года в моей душе что-то произошло, что-то в ней пробудилось. Помню, это было днём, папа сидел на стуле у пианино
и наигрывал неаполитанские мелодии, которые ему очень нравились.
Я подошла тихонько к нему, толкнула рукой его в плечо и попросила:
— Папа, научи меня играть на фортепиано так прекрасно, как ты!
— Конечно, — ответил папа, — давай сейчас и начнём.
Много позже я узнала, что в тот момент папа мысленно сказал себе:
«Ну, эта блажь моей дочери пройдёт через два-три дня».
Но случилось обратное. Благодаря моим каждодневным увлечённым занятиям музыкой (папа потом это особо отмечал)
у меня вдруг начал интенсивно развиваться ум, воспитываться характер,
воля, неожиданно проявилась какая-то поразительная работоспособность, жажда творческого самосовершенствования.
Папа был до крайности изумлён и произнёс:
— Я и не думал, что занятия музыкой — это такая чудесная панацея
для развития лучших личностных качеств ребенка!
Надо сказать, что мой папа проявил себя в ту пору очень умным, хитрым
и изобретательным: чтобы стимулировать и укрепить моё желание
научиться играть на фортепиано, он каждый раз придумывал для меня какие-то музыкальные игры, музыкальные сказки, в которых я была главным действующим лицом — выступала то в роли Принцессы Музыки,
то Королевы Музыкальных Звуков, то Феи Музыки…
Скорее всего, именно поэтому мои занятия музыкой мне очень нравились.
Спустя полтора месяца, в середине ноября, с целью проконсультироваться
по поводу моих музыкальных способностей мы с папой отправились
в музыкальный лицей при Белорусской государственной Академии музыки.
Уже сразу, как только мы вошли в вестибюль этого здания, меня поразила торжественная, даже какая-то праздничная, обстановка, царящая там.
Учащиеся, которых я в тот момент увидела, были все опрятно одеты
и вели себя, к моему удивлению, очень культурно. Несмотря на то,
что была как раз перемена между занятиями, но, как ни странно,
мальчики не бегали как сумасшедшие друг за другом, не орали, не свистели,
не дёргали за косы девочек. Я сразу всем сердцем полюбила этот лицей.
Ещё я обратила внимание, что некоторые мальчики, медленно прохаживаясь, откидывали почему-то головы немного назад, задирая при этом свои носики кверху.
Я спросила папу:
— Почему они задирают кверху свои носики?
Папа подумал немного и в своеобразной, немного шутливой манере
стал мне объяснять:
— Понимаешь, Люба, это происходит скорей всего потому,
что чем больший талант они в себе чувствуют, тем выше они задирают
свои носики.
— Ааа…! — ответила я понимающе.
Мы поднялись с папой на шестой этаж, где находились классы
фортепианного отделения, подошли к первой же двери и постучали.
На наш стук вышел пожилой мужчина. Папа его спросил:
— Скажите, пожалуйста, к кому мы могли бы обратиться с просьбой прослушать мою дочь, которая уже немножко научилась играть на пианино?
Мужчина сказал:
— Вот класс напротив: здесь работает ведущий педагог фортепианного отделения, прекрасная женщина, которая с удовольствием прослушает Вашу дочь.
Мы его поблагодарили и подошли к двери класса, указанного нам.
Вышедшая на наш стук в дверь женщина вежливо пригласила нас войти и,
узнав причину нашего визита, сказала: «Подождите минуточку», —
и вышла из класса. Вскоре она вернулась вместе с другой женщиной,
как мы потом узнали, заведующей фортепианным отделением лицея.
Эти две женщины попросили меня сначала сыграть на фортепиано всё то,
что я умею. Я им сыграла двумя руками вместе маленькие произведения, которые выучила вместе с папой: «Как под горкой, под горой», «Во саду ли,
в огороде», «Василёк», «Галя по садочку ходила», «Частушка» и другие пьесы, — практически все те, которые составляют репертуар начинающего баяниста
(их примитивные переложения для фортепиано сделал мой папа).
Потом они проверили мой музыкальный слух, ритм, память; попросили
спеть отдельные ноты, сыгранные ими на фортепиано. Наконец, они сказали папе:
— Увы! У Вашей дочери нет никаких музыкальных данных,
и к тому же руки у неё совершенно не пианистичные.
Папа стал горячо возражать им, доказывать, что через две-три недели
все эти музыкальные способности и таланты у меня, у его дочери,
непременно разовьются…
На это они ему авторитетно заявили:
— Ну что вы! Это развивается долгими месяцами, годами,
если вообще когда-нибудь развивается.
— Но что же нам делать? — спросил огорчённо папа. — Что вы нам посоветуете?
Они ему ответили:
— После зимних каникул, с 15 января следующего года, у нас открывается дополнительный класс на платном подготовительном отделении. Если вы будете согласны оплачивать учёбу Вашей дочери, тогда, пожалуйста, пусть учится
и попробует подготовиться к весенним вступительным экзаменам.
Грустные, мы отправились домой. На глазах у меня были слёзы.
— Папа, что нам делать? — спросила я отца.
— Доченька, не переживай, мы с тобой что-нибудь придумаем, — ответил папа.
Мама по нашему опечаленному виду сразу же поняла, что нас постигла неудача. Она нежно обняла меня, приласкала, постаралась как-то утешить.
Папа снял свой плащ, повесил его на вешалку, переобулся в свои домашние тапочки и сказал мне:
— Люба, я кое-что придумал, пойдём в твою комнату, — надо посоветоваться.
Когда мы зашли в мою комнату, он мне сказал:
— Люба, ты видела, какие там талантливые дети учатся, в этом музыкальном лицее! Поэтому вот что я предлагаю: давай на этот период времени,
до середины января, когда ты уже начнёшь посещать занятия на платном подготовительном отделении музыкального лицея, мы организуем здесь,
в твоей комнате, наш собственный музыкальный лицей. Я буду директором,
но предупреждаю: я буду очень строгим директором;
ты будешь преподавателем музыки, а вот лицеистами будут…
Тут папа запнулся и задумался…
— Я знаю, — сказала я и начала быстренько рассаживать на диван,
стоящий рядом с пианино «Беларусь», куклу Машу, большого плюшевого медвежонка, зайчика, лисичку, волчонка и других моих любимых игрушечных зверят. Всего их, моих будущих воспитанников, набралось 12 или 13.
Папа меня озабоченно спросил:
— Любовь Владимировна, а ты справишься с таким большим количеством учеников?!
Я с непоколебимой уверенностью ответила:
— Справлюсь, товарищ директор.
Я начала с увлечением заниматься музыкой с моими воспитанниками. Каждый день я за каждого из них выучивала на память одну – две пьески, которые задавал папа. Я старалась, чтобы все мои лицеисты учились
только на «отлично». Оценки им мы с папой ставили в наш лицейский журнал, который специально завели с этой целью.
Мне уже скоро стало не хватать времени на занятия
с моими воспитанниками, и папа, не долго думая, забрал меня с Детского сада; то есть, с этого времени я перестала посещать Детский сад. А папа,
чтобы уделять мне и моим занятиям по фортепиано больше внимания,
уволился со своей любимой работы. Позже он устроился где-то работать
на полставки.
Помню, однажды он приходит домой и слышит моё музыкальное исполнение, которое ему, по всей вероятности, не очень-то понравилось. Строгим голосом он меня спрашивает:
— Любовь Владимировна, кто у тебя сейчас на уроке?
— Зайчик, — ответила я немного испуганно.
— Прекрасно! — говорит папа и продолжает: — Да как же это у него хватило совести прийти на занятия, плохо подготовившись! Ну что ж,
давай поставим ему в журнал на сей раз всего лишь «троечку».
Я встревоженно вскочила со стула и говорю ему:
— Папа! Ой! Товарищ директор, Вы, пожалуйста, простите моего Зайчика!
он на сей раз действительно несколько загулялся на своей поляночке
и не успел как следует подготовиться к уроку по музыке. Но он у меня,
уверяю Вас, очень способный; сейчас он усердно позанимается
и заслужит непременно отличную оценку.
Так, я, не замечая времени, с утра до вечера занималась музыкой
со своими воспитанниками. Мне очень хотелось, чтобы у всех моих лицеистов, которых я очень любила, каждая пьеса звучала только на «отлично».
КОНЕЦ
Продолжение следует.