Из цикла очерков "Тень смертная"
...Есть вот какая не очень обсуждаемая у историков революции тема. Ленин однажды отдал приказ о поголовном медицинском обследовании высших чинов своей партии. Для чего бы это? То, что у него на сто человек девяносто мерзавцев, он к тому времени уже сам определил и вычислил. Он хотел теперь установить, вероятно, процент нормальных или, наоборот, ненормальных людей в верхнем большевистском эшелоне. Некий революционный мемуарист Б. Барков утверждает при этом, что произвольному медицинскому освидетельствованию бурно воспротивился один только Дзержинский. За что «доказательно и остроумно был высмеян Лениным». Воспоминания Баркова вымараны на самом интересном месте. Так и остаётся неизвестным, по какой это причине Ленин со всей настойчивостью обязал и Дзержинского тоже пройти почти насильственное медицинское обследование. Можно только предположить. Впрочем, из некоторых данных вполне выходит, что повальная ненормальность среди большевистской верхушки оказалась налицо. Был тогда такой бойкий и рисковый журналист — Пётр Пильский. Он каким-то образом раздобыл и переписал сведения из медицинских карт тогдашней кремлёвской клиники. Так вот, ленинских гвардейцев, состоящих на учёте у психиатров, оказалось примерно столько же, сколько и мерзавцев. Сплошь и рядом фиксировались их не человеческие качества. Тут, конечно, надо и о самом Ленине сказать. При вскрытии его черепа — вот какая картина обнаружилась: «...Основная артерия, которая питает примерно 3/4 всего мозга, — “внутренняя сонная артерия” (art. carotis interna) при самом входе в череп оказалась настолько затверделой, что стенки её при поперечном перерезе не спадались, значительно закрывали просвет, а в некоторых местах настолько были пропитаны известью, что пинцетом ударяли по ним, как по кости… Перебирали каждую артерию, которую клиницисты предполагали изменённой, и находили её или совсем не пропускавшей кровь, или едва пропускавшей. На всём левом полушарии мозга оказались кисты, то есть размягчённые участки мозга; закупоренные сосуды не доставляли к этим участкам крови, питание их нарушалось, происходило размягчение и распадение мозговой ткани».И всё это за подписью наркома здравоохранения Николая Семашко было в «Правде» опубликовано. Выкладки наркома заканчивались тем выводом, что люди с таким мозгом вообще «не живут», что его мозг «умер гораздо раньше его тела», а чтобы Ленину ещё и чем-то заниматься при том, нужны были опять же «нечеловеческие» усилия. Предполагается, что эти нечеловеческие усилия понадобились вождю уже в 1914-ом году, когда в мозгу его произошли необратимые изменения. А к 1917-му году мозги эти уже вполне обрели тот вид, который описан клиницистами. Тут резонный вопрос, конечно, возникает: если мозг Ленина умер гораздо раньше, чем тело, его питавшее, кто и как управлял этим телом и его действиями? И, коли, по утверждению самого наркома Семашко, люди с такими мозгами не живут, был ли Ленин человеком в обычном понимании? Однажды приехавшему в Горки его проведать Сталину мировой вождь в отставке, умевший ещё говорить, сказал о своём состоянии так: «Чёрт знает, что такое, по временам я чувствую, что становлюсь буквой «S». Она загорается и жжёт всё моё тело. И в голове она у меня вместо мозга. Почему именно эта буква, а не какая другая? А? Голова при этом кружится, но сознание не терял… Если бы я не сидел в это время, то я бы непременно упал…».Сталин, начинавший свой непомерный для границ добра и зла путь прилежным семинаристом, знал, конечно, отчего отходящие души обожжены бывают клеймом «S». Похоже, отдавалась она, эта душа, в беспощадную и тяжкую инфернальную власть. Ну, да чёрт с ним, с Лениным. Мы то сейчас о Троцком.У меня нет, к сожалению, материалов, которые о нём мог накопать Пётр Пильский. Эти материалы исчезли очень скоро вместе с ним. А материалы о Троцком там должны были быть непременно, он то ведь не сопротивлялся тому странному порыву Ленина с непременным клиническим обследованием. Так что мне придётся, как это ни трудно, действовать самому. Опять копать в ворохах книг и доступных архивов. Вот, например, свидетельства близкого Троцкому человека — Григория Абрамовича Зива — тоже довольно известного революционного деятеля. Они сидели как-то вместе с Троцким в одесской тюрьме, и он тут, в силу обстоятельств, мог наблюдать всякие интимности о Троцком. Издал потом книжку с названием «Троцкий — характеристика по личным воспоминаниям». И вот что он там пишет: «Перед первой общей прогулкой нас всех вместе пустили в тюремную баню. Можно себе представить, какой это был праздник для нас. Праздник этот был, однако, немного омрачён маленьким приключением: с Бронштейном случился какой-то припадок. Мы это приняли за обморок, и скоро успокоились. Впоследствии, когда Бронштейн был уже за границей, такие “обмороки” случались с ним нередко: среди речи на собрании он вдруг неожиданно падал и оставался некоторое время в бессознательном состоянии. Друзья объясняли это “слабостью сердца”, хотя он, по внешности, совсем не производил впечатление больного человека, и, кроме этих “обмороков” ничем не обнаруживал физической слабости. Такой же “обморок” случился с ним на суде при разборе его дела о Совете Рабочих Депутатов в 1906 году. Из-за этого пришлось даже приостановить разбор дела и отложить его. Л.Г. Дейч, с которым Бронштейн был очень близок заграницей, сообщил мне во время своего пребывания в Нью-Йорке (1911–1916 гг.), как об известном и установленном факте, что эти припадки были эпилептические. Я лично присутствовал только при описанном припадке в одесской тюрьме. Но, судя по всей обстановке припадков и по отрицательным, в других отношениях, данным со стороны его физический конструкции, надо думать, что припадки эти происходили, действительно, на почве эпилепсии». Доктор Зив не поленился даже докопаться, что эпилепсию Троцкий унаследовал от матери. Ну да, вот такое дело, революционер Троцкий был припадочный эпилептик. Тут сразу возникает несколько вопросов. Что такое эта эпилепсия? Как она отразилась на личности и характере Льва Давидовича? Могла ли она повлиять на ход большевистской революции, поскольку, как выясняется теперь, Троцкий был в ней фигурой более значительной и много главнее Ленина? И вообще, как это могло повлиять на историю России и общую историю. Первоначальную подсказку нашёл я у того же социалиста Григория Зива, кстати, врача по основной «мирной» специальности: «В психологии Троцкого не было вообще элементов, относящихся к жестокости и гуманности. Там у него было пустое место. Чувство симпатии к людям, не в смысле удовлетворённости поведением, а как самостоятельное чувство, воодушевление, было незнакомо ему. Для него люди были просто единицами — десятками, тысячами, сотнями тысяч, посредством которых удовлетворялась его “Воля к Власти”. Троцкий морально слеп. В нём был натуральный физиологический дефект. То, что в английском языке именуется “моральное безумие”. Его головной орган для любви и симпатии атрофировался ещё в утробе матери». А Иван Бунин так же говорит о Ленине: «Выродок, нравственный идиот от рождения». То есть — и тут, и там одинаково безнадёжная ненормальность. Ну, у Ленина-то понятно от чего. Мы это, вроде, выяснили. А мне надо попробовать узнать теперь — не связано ли «моральное безумие» Льва Троцкого с эпилептической энцефалопатией, как называют неизлечимую его болезнь медики? Необъяснимые припадки, сформировавшие внутреннюю суть Троцкого известны были давно и именовались по-разному. — «падучая», «божественная», «Геркулесова болезнь», но чаще — «одержимость дьяволом». Многие великие мира сего страдали от её проявлений. Из самых громких и популярных имён можно вспомнить Юлия Цезаря, Ван Гога, Аристотеля, Наполеона I, Достоевского, Жанну Д`Арк. Безвестных гораздо больше. Вот тут и предстоит мне тяжкий, конечно, путь поисков. Нужны будут неопровержимые специальные сведения. Значит, нужно вести поиск в громадных залежах накопившегося знания по этому предмету. Осилю ли? Но ведь надо попробовать. Оно стоит того. Мы запутались теперь во мнениях, которые в наши дни окончательно подменили истину. Появилась даже такая специальность — топить истину во мнениях. Убеждения наши подменяются ссылками. Это и есть беда нашего времени. Телевизор стал святилищем, всякий глас в нём — вещий. Пожалуй, это и есть один из признаков конца времён. Буду копать, авось попадётся самородок. Никто почему-то не связывал до сей поры «избыток революционной активности» Троцкого, как определял это состояние Энгельс, с нездоровой злобностью, «злопамятностью», связанной с болезнью мозга. Сколько дегенератов выдвинула революция в первые свои ряды? Это стоило бы посчитать. Так вот что пишут специалисты. Потихоньку разрушительный процесс эпилептической энцефалопатии формирует ядро новой личности, которая вытесняет старую. В первое время заметно, как происходит «раздвоение» личности. Самым главным для них, эпилептиков, становится собственная личность, собственное эго, надменность и уязвимость. Больной становится обидчивым и агрессивным, нарастает раздражительность. Новая личность, которая прекрасно уживается со старой в одном теле, часто имеет маниакальные по жестокой невменяемости свойства. Этот синдром доходчиво описан в повести, неоднократно экранизированной, «Странная история доктора Джикиля и мистера Хайда» Роберта Льюиса Стивенсона. Там, в этой повести, добропорядочный и обаятельный даже доктор Джикиль, обращается вдруг в злобного, не умеющего отдавать отчёта своим поступкам маньяка, совершает отвратительные, жестокие и бессмысленные поступки. Потом ничего из этих жутких мерзостей он не помнит. Оказывается, идея этой повести пришла автору «Острова сокровищ» при чтении некоторых специальных трудов Чезаре Ломброзо, специализирующегося на исследовании психических и умственных расстройств, в том числе и эпилепсии. У Ломброзо даже есть специальная главка в работе «Преступный человек», которая называется «Политическая эпилепсия». И там написано чёрным по белому: «Связь врождённой преступности с эпилепсией объясняет нам столь частое совмещение их форм, которую можно назвать эпилепсией политической. В самом деле, тщеславие, религиозный фанатизм, частые и живые галлюцинации, мегаломания, перемежающаяся гениальность вместе с крайней импульсивностью эпилептиков делают из них прекрасных политических и религиозных новаторов». И далее: «Соединяя фанатическое, непоколебимое убеждение с лукавым расчётом, они действуют, по большей части, без логического обсуждения, но инициативно и очень экзальтированно. Правда, они ничего не доводят до конца, но зато дают чувствительный толчок движению, предварительно уже подготовленному внешними обстоятельствами». И ведь Лев Толстой ещё говорил, что сумасшедшему легче добиваться своих целей. И именно потому, что у него нет нравственных тормозов. Из истории религиозных экзальтаций мы так же можем узнать, как безумцы с лёгкостью овладевали массой. В припадочном эпилептике Льве Троцком сумасшествие врождённого преступника идеально сочеталось с политической эпилепсией. В нём прекрасно уживались две исключающие друг друга личности. Это замечали все, кто с ним общался. Вот, например, как видит его известная скульпторша Клэр Шеридан, родственница, между прочим, самого Уинстона Черчилля: «Его манеры были очаровательны. У него была легкость человека, рождённого для высоких постов». Она им так заворожена, что некоторые её характеристики отдают бредом: «У него тонкий ум латинянина, который способен передать что угодно, даже не высказывая это вслух». По её воспоминаниям, даже лицо Троцкого состояло из двух различных частей. «В анфас он был Мефистофелем, его брови подняты вверх, а нижняя часть лица тонула в острой и непокорной бородке. Наиболее выразительными были глаза; у них было удивительное свойство зажигаться и сверкать, как электрическая искра…».А вот в чём выражалась вторая, клиническая мания его политической эпилепсии. Термин «беспощадный» был наиболее излюбленным в лексиконе Троцкого. «Беспощадность, — твердил он, — есть высшая революционная гуманность», а устрашение — «могущественное средство политики». Тем и другим «вооружённый пророк», как называл Троцкого его преданнейший биограф Исаак Дойчер, широко пользовался на практике. Уже 7 декабря 1917 г. всего через месяц после большевистского государственного переворота в известном своём обращении к кадетам Л. Троцкий заявляет о начале стадии массового террора по отношению к врагам революции: «Вам следует знать, что не позднее чем через месяц террор примет очень сильные формы по примеру великих французских революционеров. Врагов наших будет ждать гильотина, а не только тюрьма». Само понятие «красный террор» было сформулировано именно Троцким в его работе «Терроризм и коммунизм» (1920), как «орудие, применяемое против обречённого на гибель класса, который не хочет погибать». Наступил год возмездия — тридцать седьмой, и ленинская гвардия сама попала под молотилку судьбы. Не довершив дела. А какие планы рухнули. «Если нужно триста миллионов голов, мы, не задумываясь, срежем эти миллионы…». С тех пор, как хлынувшие в Россию припадочные троцкие оформились в так называемую «ленинскую гвардию», за пять только лет, по открывшейся теперь чекистской и военной архивной статистике, она, эта гвардия, уничтожила в России двадцать два миллиона крестьян, рабочих, интеллигентов. Учитывая всё это, можно ли считать случайностью, что бывший член плехановской группы «Освобождение труда» Л.Г. Дейч, затеявший сразу после 1917 года совместно с журналом американских социалистов «Цукунфт» издание серии работ «Евреи в Русской революции», первым её героем назвал Троцкого, заказав сразу нескольким авторам книгу о нём. Заражённые общей ненормальностью времени, поклонники наркомвоенмора убеждены были, что Троцкий «воплотил в себе весь характер русской революции», был её «экстрактом, её лицом, её душой». Ни о каком Ленине тут и речи не было.Это то, что касается перманентного превращения Троцкого в клинического садиста, неуправляемого маньяка Хайда, если продолжать воплощённую в Троцком двойственность эпилептического безумия, так ярко выраженную писателем Р.Л. Стивенсоном. Он, Троцкий, и сам сознавал эту неестественность в себе. Он однажды, правда как-то уж очень уклончиво, выразился по этому поводу. Это когда совсем не умеющие держать нос по ветру местечковые раввины, хлынувшие после переворота в Москву, обнаружили тут великую и нестерпимую нехватку синагог и нарядили к Троцкому ходоков, чтобы он посодействовал относительно распространения опиума для народа. Тут Троцкий и огорошил их, я, мол, товарищи святые, не еврей, а революционер. Прошу не путать… И это дало повод некоему сегодняшнему либеральному авторитету Льву Аннинскому полностью реабилитировать Льва Троцкого: «Тут, я думаю, — пишет он в журнале с замечательным названием «Родина», — можно издать вздох облегчения: теперь Троцкому незачем отвечать в качестве еврея за всё то, что он натворил в качестве революционера. С чем можно поздравить евреев, русских, а также всех, кто интересуется подробностями отечественной истории». Это могло бы шуткой показаться, если бы я не обнаружил вдруг страннейший даже для нашего необъяснимого печатными словами времени. Троцкий у нас, оказывается, реабилитирован вполне официально и даже дважды. Умом Россию не понять. Но тут есть какой-то непременно шифр, открывающий тайну времени. Первая часть его реабилитации прошла под символом Ельцина. Тут всё можно и уразуметь, как будто. Чего не подмахнёшь из подсунутых бумажек в состоянии, мажет быть, белой горячки. Окончательная же реабилитация «припадочного демона» произошла в стране в первый год президентства Путина. Тут тайна ещё более сгущается. С тех пор призрак Троцкого сопровождает всякое у нас государственное дело. Троцкий и теперь живее всех живых! Инициировал реабилитацию Троцкого небезызвестный диверсионный против нашего национального сознания центр «Мемориал», который уже тогда был в ранге иностранного агента. Не верится как-то, что Путин мог пойти у него на поводу. Значит он, Путин, был тогда несамостоятелен? Самостоятелен ли он теперь? Прежде чем реабилитировать Троцкого, надо было подумать — не вселится ли его призрак в кого-нибудь, чтобы опять править бал. Как нам бороться теперь с этими призраками? Мы реабилитировали Троцкого. Так может, чтобы сделать историю справедливее, пора реабилитировать ледоруб?