Бабушка, вместе с подругами подобрала внучке жениха. Но девушка перепутала место встречи и приняла за своего суженого другого.
Сны Александре Ивановне снились редко. И лишь в те ночи, когда она пила снотворное, и тогда спала будто в глубокую яму проваливалась. И вот тогда приходили сны. И порой бывали они пророческими. А ей так хотелось избавиться от этого дара – предчувствовать смерть и беду, предвидеть то, что произойдет. Есть выражение «жестокий романс». О себе Александра Ивановна могла бы сказать «жестокий талант». Потому что человек не знает своего будущего и счастлив этим. Но если ты знаешь, а предотвратить не можешь…
Александра Ивановна старалась так занять день насущными делами, чтобы не оставалось времени и сил заглянуть в будущее – ни в свое, ни в чужое. Но иногда, в глухой час ночи, когда одолевал ее крепкий сон, ее дар давал о себе знать. Вот и в это утро она проснулась с чувством неизбежной потери.
Занимаясь нехитрыми домашними делами, она вспомнила, как Инна недавно спросила ее:
— Почему ты никогда не рассказываешь, как была маленькой?
А что рассказать? Как лет до пяти бродяжила Шурочка с теткой, которая то ли была, то ли не была ей матерью – и с ней вместе Шура ходила по вокзалам? Она об этом мало что помнила. Баба Ксана ей рассказывала:
— Выходим мы тогда с подругой Ольгой из электрички. Ноябрь только начался, ветер такой, что лицо обжигает, да еще не снег, а крупа с неба сыплется. А ты сидишь на лавочке в уголке. Даже в вокзал не зашла - на улице дрогнешь! Видно, велели тебе ждать… И как-то так скособочилась, ладошки в рукавах прячешь, воротник поднятый. Ни шапочки, ни штанишек теплых… Сидит такое покорное дите. Я тебя спрашиваю:
—Маленькая, ты с кем?
А ты говоришь:
— Я одна.
Вокзал-то крохотный - стекляшка, насквозь видна. Пустая - ни одного человека. Я зашла и кассиршу, что билеты продает, спрашиваю:
— Не заметили, с кем вон та девочка?
А она:
— Какая девочка?
Так тихо ты сидела, что тебя и не приметил никто, кроме нас. Я тогда кассирше адрес свой дала - для того, кто будет тебя искать. Сказала – возьму пока к себе. Мол, я ребенка хоть чаем напою, одежду подберу, она ж тут на ветру околеет. Выхожу, смотрю, Ольга тебя уже своим платком пуховым укутала.
Ну и пошли мы в мой подвальчик. А у меня так часто бывает — мельком скажу, а оно сбывается. Вот зачем я ляпнула про твою болезнь? Дома мы за тебя схватились враз обе. Ножки тебе сунули в таз с горячей водой, в руки – дали кружку с чаем. А ты будто засыпаешь…Температуру смерили - под сорок.
Шура помнить себя начала с этого жара. Не после, а именно с него. Она знала, что тогда умирала. Кто в действительности бросил ее на вокзале? Неряшливая женщина, с которой они до того ходили по электричкам? Просили есть. Тетка эта рассказывала пассажирам разные истории - жалостливо, вытирая легкие слезы. А Шурка все ждала - кто даст им еду. Пожилые женщины сердобольно открывали сумочки, но обычно у них не был с собой ничего съестного - так, конфетки, печенье. Они деньги тетке совали. А вот мужики - они иногда делились тем, что взяли для себя. Протягивали булочку с сосиской. Котлет, вложенную меж двух кусков хлеба… Только радость от этой еды Шурка и помнит. Котлета – была такая большая, вкусная…. Она глотала ее, едва жуя, как собачонка.
И еще - почти всегда ей хотелось спать. Шурка засыпала на полу, на каком-то тряпье. И ее так рано будили… На улице еще темно. Но надо вставать, идти… Когда ей сегодня дадут поесть? Все мысли - хороводом – кружись вокруг чувства голода.
Почему Шурку тогда забыли на вокзале? Может, тетка заметила, что Шурка заболела - и куда ей с девочкой, который едва держится на ногах?
Так Шурка и выросла у доброй бабушки Ксаны. Но после смерти старушки ей пришлось освободить жилплощадь, нашлись другие наследники. Девушка собралась в одночасье, и на последние деньги уехала в город.
В первый же день, Шурка сидела в громадном магазине, совершенно ошалев от увиденного. Магазин был как сияющий корабль — с этажами палубами, меж которыми люди плыли на эскалаторах вверх и вниз. Когда ноги уже отказались ходить, а глаза устали смотреть, Шурка присела в уголке на диванчик. Тут же ей предложили работу — уборщицей в этом же магазине. С тех пор этих работ она переменила… Продавала пирожки, выгуливала собак и провожала в школу детей. Какое-то время просто бомжевала, ночуя у случайных друзей, или обретаясь в подвалах.
В конце концов, устроилась дежурить в гардеробе ресторана. Закрывалось заведение поздно. Ночь полубессонная, зато день - твой. Никто тебе не хозяин, никто не помыкает.
Снимала Шурка квартирку на первом этаже хрущевки. Царили тут кошачьи песни и кошачьи запахи! И все же, когда в решетке подвального окна нарисовался котенок — тощий и такой бледно рыжий, словно не хватило ему сил обрести настоящий цвет — Шурка — в ту пору уже давно и прочно Александра — внимательно на него посмотрев, подхватила ладонью. Она мыла его в раковине, и блохи стекали черными струйками.
В какой-то миг Александра перепугалась - умер. А потом увидела, что измученный котенок просто уснул под струей теплой воды, слепо доверившись судьбе.
С тех пор они жили вдвоем, и, приходя под утро, домой, Александра знала, что засыпать будет, греясь щекой и ухом о кошачий бок и под кошачьи песни.
Ничего не осталось у Александры от прежней жизни, только как с той самой детской тяжелой болезни появился у нее дар предвидения, так и остался с ней. Сколько раз она замечала — скажет что-то мельком, а так оно и выходит. Ерунда, пустяшное — иногда для нее самой случайно сказанное — знакомым: «Побереги кошелек сегодня», «Да не волнуйся за дочку - поступит», «Ты б матери позвонила, что ли» . И потом рассказывали ей, что кошелек действительно чуть не сперли, девочка оказалась второй в списке принятых в институт, а с матерью ночью случился сердечный приступ».
Александру неприятно тревожила эта ее способность, и она все больше молчала.
Сама же Александра, в конце концов, устроилась сиделкой. Ей нужно было жилье, поэтому вариант «с питанием и проживанием» показался ей очень привлекательным. Добрая слава бежит впереди, поэтому с тех пор молодая женщина никогда не оставалась без работы. Ухаживая за больными и стариками, она не просто выполняла то, что от нее требовали. Александра искренне заботилась о своих подопечных. И по ночам сидела у постели, и строго исполняла все предписания врача, читала вслух книги и, если у больного были силы, водила его гулять, хотя бы на балкон.
Одна из женщин, за которыми Александре довелось ухаживать, была особенно тяжелой. Даже для близких уход за человеком, который сам пошевелиться не может – это настоящий крест. А Елизавета Федоровна оказалась еще и одинокой. Никто бы не спросил с Александры, если бы ее подопечная недолго зажилась на этом свете. Но сиделка продлила ей жизнь на несколько лет. Кормила с ложечки любимыми блюдами, следила, чтобы больная всегда лежала на чистом белье. А самое главное: две женщины – молодая и старая, по-настоящему подружились. Александре было интересно слушать рассказы старушки о том прошлом, что сама она знала лишь по книгам. А Елизавету Федоровну трогало внимание, с которым к ней относилась сиделка. Хоть ночью ее разбуди – никакого недовольства не выскажет, только встревожится:
— Вам плохо? Чем я могу помочь?
Лишь после смерти старушки Александра узнала, что Елизавета Федоровна завещала ей свою квартиру. Она глазам своим не поверила, когда увидела завещание. Была уверена, что стоит уйти ее подопечной, как тут же отыщутся какие-нибудь дальние родственники, налетят как мухи на мед, начнут делить наследство. Но нотариус заверила, что никого у Елизаветы Федоровны не осталось, и трехкомнатная квартира переходит Александре.
После этого молодой женщине не раз доводилось слышать реплики соседок, сидящих по вечерам на лавочке у подъезда. Говорили они негромко, но Александра, возвращаясь домой, слышала каждое слово.
— А я тебе говорила, что не зря она за этой бабкой ходить стала, — говорила одна соседка другой.
— Так-то каждый бы согласился – за квартиру в центре города. Небось, как Елизавета завещание составила, так и отправила ее сиделка на тот свет поскорее.
В тот раз Александра не удержалась, обернулась, и смерила говорившую взглядом. Тетка смотрела на нее ехидно и с вызовом – мол, что ты мне сделаешь?
Молодой женщине стало обидно до слез – ведь она ведать не ведала о наследстве, а к Елизавете Федоровне искренне привязалась, потому что обе они были одиноки. И мысль о том, что другие считают ее чуть ли не убийцей старушки, была невыносимо.
Прошло немало лет прежде, чем Александра научилась игнорировать подобные обиды, и прислушиваться к мнению лишь тех людей, которых она уважала. Впрочем, и тогда ей вскоре стало не до соседок, потому что она встретила Павла.
Познакомились они совершенно случайно – был прекрасный майский вечер, когда Александра попрощалась с очередной своей подопечной. Теперь ей было, где жить, и у больных она проводила день, а ночевать шла домой. Проходя через парк, молодая женщина неожиданно для себя окунулась в эту весеннюю атмосферу. Цвела и благоухала черемуха. Люди наслаждались первым по-настоящему теплым днем. Бегали и резвились дети. В киосках продавали мороженое и сахарную вату. А на аттракционы выстраивались целые очереди.
Александре неожиданно вспомнилось детство, и, поддаваясь порыву, она пошла к кассе и купила билет на «Колесо обозрения». Когда подошел ее черед садиться в кабинку, тетка, проверявшая билеты, посадила туда же и молодого человека, у которого тоже не было пары. Оборот колеса длился лишь несколько минут, но этого времени Александре и Павлу хватило, чтобы познакомиться и разговориться. Потом они сидели в маленьком кафе и ели мороженое, посыпанное шоколадной крошкой. Глаза у обоих сияли, как будто они понимали, что та самая долгожданная встреча, о которой мечтаешь всю жизнь, наконец-то произошла.
Поженились они очень быстро. Павел был инженером, жил в заводском общежитии, поэтому он переехал к Александре. Первый год пролетел мгновенно. Шура сама вроде бы не верила, что она, которая всегда была перекати-полем, бродяжкой без роду – без племени, теперь стала настоящей хозяйкой, на которой держится дом. И только предчувствие, которому она в последние годы не давала поднимать голову, сейчас будто бы тихонько сулило о том, что дорога эта ведет в никуда, и ничего хорошего там ее, Шуру, не ждет.
Через два года родилась Инна. Проблемы в молодой семье появились, когда Шура забеременела. Но сначала они казались незначительными – будто тучки на горизонте посреди ясного летнего дня. Свое положение Александра переносила неважно. Нет, в больницу ее не клали, но часто у нее не было сил, чтобы сделать привычную домашнюю работу, неудержимо хотелось спать, раздражали запахи.
Павел возвращался с работы домой и находил полки в холодильнике – пустыми, белье — нестиранным. Тщетно он поднимал крышки кастрюль, надеясь обнаружить, как и прежде, свои любимые борщ и голубцы.
— И чем ты целый день занималась? — язвительно спрашивал он жену.
Она поднималась с постели растрепанная, и, зажав рот, неслась в уборную. В конце концов, у Павла появилась привычка после работы заходить в пельменную. Он приходил домой уже сытым и даже не задумывался над тем, что ела Александра. А ей частенько бывало так плохо, что она не могла дойти до магазина и купить хотя бы хлеб. Когда она просила об этом мужа, он отказывался наотрез:
— Сама сходи. Я устал, а ты дома сидишь днями напролет. Тебе нужно выходить, вот и сделай над собой усилие – прогуляйся до булочной.
(продолжение следует)