Такое мощение впервые появилось именно в нашем городе. В 1820‑х годах изобретатель Василий Петрович Гурьев предложил мостить улицы деревянными торцевыми шашками, езда по которым была бесшумной и комфортной, а еще и безопасной для здоровья лошадей. Он так отчитывался об этих преимуществах: «Все дома на Невском проспекте избавились от беспрестанного дрожания, которое повреждало их прочность. Жители успокоились от стуку, лошади ощутили новые силы и, не разбивая ног, возят теперь рысью большие телеги. Экипажи сохраняются, а здоровье людей, особливо нежного пола, получило новый быт от приятной езды».
Существенным преимуществом торцевых мостовых была доступность материала, потребного для их изготовления. Обыкновенно «гурьевскую мостовую», как ее стали именовать, изготавливали из сосны, устойчивой к постоянному механическому воздействию. Шашки укладывали на просмоленный дощатый настил. После укладки мостовой ее поверхность также смолили и посыпали песком, впитывавшимся в покрытие.
Такое мощение на улицах с интенсивным движением служило около двух лет, на второстепенных магистралях сохранялось вдвое дольше. Поначалу торцевые мостовые появились на Большой Морской и Миллионной улицах, затем на Невском проспекте. К 1916 году в Петрограде насчитывалось полтора десятка магистралей, замощенных деревянными шашками.
Торцевые мостовые наполняли город особым ароматом. В повести Николая Гарина-Михайловского «Студенты» об этом говорится так: «Вот пустая еще Морская — мягкая мостовая и смолистый сырой аромат, этот возбуждающий, бодрящий аромат в осеннем воздухе».
Увы, со временем свежие ароматы отступали перед зловонием. Дерево впитывало испражнения лошадей и щедро делилось этими запахами с городской средой. Более того, при длительных дождях и гололеде этот «уличный паркет» становился скользким.
Значительным недостатком торцевых мостовых была их неустойчивость к наводнениям. При подъеме воды деревянные плашки, казавшиеся надежной точкой опоры, всплывали, а затем оседали, загромождая улицы и проспекты.
Однако диабазовая брусчатка начала приходить на смену торцам лишь с конца 1920‑х годов. В следующем десятилетии улицы стали в массовом порядке заливать асфальтом, к началу 1940‑х годов им была покрыта почти половина ленинградских улиц, а к концу XX века — практически все.