Сенека начинает письмо с выражения надежды на бессмертие души. При этом он не уверен в существовании жизни после смерти, так как великие люди «скорее посулили, чем доказали эту желанную возможность». Тем не менее Сенека рад им верить, так как бессмертие души позволяет людям взглянуть на свою неизбежную смерть, как на второе рождение теперь уже к вечной жизни. Эту посмертную жизнь Сенека описывает как наполненную божественным светом и желанную. Нет смысла бояться родиться к ней из «мерзкой зловонной утробы», под которой философ понимает наше бренное тело.
В отличие от Сенеки я не верю в бессмертие души, так как не вижу весомых доказательств этому. Согласно Сенеке я принадлежу к числу людей, «утверждающих, будто душа существует лишь до тех пор, покуда удерживается в оковах плоти, а отделившись, тотчас рассеивается». Автор не оспаривает это убеждение, поскольку сам понимает, что иное ему «скорее посулили, чем доказали». Он согласился с посулом, а я нет, так как «страх и надежда, столь несхожие между собой, приходят заодно: вслед за надеждой является страх… оба они присущи душе неуверенной, тревожимой ожиданием будущего» (это из письма V).
Я пытаюсь выстроить такую философию, которая позволила бы мне быть человеком добра даже в самых сложных обстоятельствах. В том числе и при том, что моя душа (т.е. разум) исчезнет вместе с моей смертью. В вопросах морали я не хочу опираться на призрачные, ничем не обоснованные надежды. Мне нужна уверенность, а не сомнения. Тем более, что стремление к добродетельности вовсе не нуждается в бессмертии души. Это признаёт и Сенека, когда пишет, что даже такие неверующие, как я, «стараются и после смерти быть полезными». Разумеется, своими прижизненными делами.
Вторая основная тема письма — это рассуждения о том, является ли посмертное признание благом, и для кого именно оно является благом. Сенека считает, что оно безусловно является благом как для того, кто хвалит, так и для того, кого хвалят. К этом выводу он приходит несколько схоластически и сам признаёт это: «Ведь все эти прения — просто игра для тех, кто старается половчее поймать друг друга». Тем не менее, рассуждения на эту тему дают ему повод изложить ряд интересных идей.
Ранее я как-то высказывал мнение, что оценка наших действий со стороны других людей является внешним обстоятельством, которое мы не определяем, и как всё внешнее, оно должно быть стоику безразлично. Сенека же пишет, что признание нашей добродетельности является благом, в том числе и для нас. Значит ли это, что в этом мы противоречим друг другу? Не значит. Я говорил о мнении рядовых обывателей, которые заведомо несправедливы и склонны ошибаться. Сенека же утверждает, что признание можно получить только от людей добра, всегда и во всём правдивых. Таким образом, противоречия нет.
Если принять определение признания, как «хвалы, воздаваемой добрыми добрым», то получается вполне логично. Для человека добра, — то есть для мудреца в терминологии Сенеки, — общее благо и его личное благо совпадают. Значит для другого такого же человека добра, которого хвалит первый, благо первого также является благом. А поскольку признание — дело честное, то оно является благом для первого, а значит и для второго.
Всё в этом рассуждении хорошо, кроме того, что «истинный человек добра рождается, может быть, раз в пятьсот лет, как феникс» (это из письма XLII), и потому встретить такого практически нереально, а тем более получить от него признание. Тем не менее, в письме есть рациональное зерно. Стремись прожить такую жизнь, которая была бы достойна похвалы от людей добра. В этом найдешь своё благо. А встретится ли тебе реальный мудрец, который сможет оценить твои усилия, оставь на волю судьбы.
А еще чти память великих людей, живших до тебя. Их жизни — источник опыта и вдохновляющих примеров для тебя и всех ныне живущих. Этим они и полезны нам даже после своей смерти, — «память о великих людях не менее благотворна, чем их присутствие».
Отсюда: https://smallnotes.ru/o-pisme-cii-k-luciliju/
