Найти тему
Eurasia Inheritors

Евразия: Дальний Восток, кошерная водка и хасиды

Часть 1. Другая жизнь

Автор Игорь Шумейко

«А в чём, кошерность, брат?» — в нашем застолье задать подобный вопрос может и русский — русскому, и русский — еврею, и даже … (по достижении известного градуса), еврей — русскому.
Но — самый точный и окончательный ответ на этот вопрос может дать только наш сегодняшний собеседник: главный раввин России Адольф Соломонович Шаевич.

Может, это просто рефлекс заядлого спорщика, но когда лет пятнадцать назад один приятель похвастался, что в некоем застолье пил кошерную водку, я тотчас же его перебил: «Ерунда! Да как она может быть кошерной-некошерной? Не из свинины же её гонят!» — «Да много ты понимаешь!»
Да много ли мы все тогда понимали! — знавшие водку пяти наименований. Кипятком заливавшие не «Липтон» и даже не чай, а просто заварку?.. Но не об этом речь. А может
(самый нелицеприятный вариант) в душе тогда ворохнулась просто зависть к приятелю, чей пятый анкетный пункт в те перестроечные годы стал, наоборот, своего рода талоном на ещё одну дополнительную жизнь? Как в компьютерной игре... Так или иначе, но приятель талоном воспользовался. Уехал. Вопрос остался.
И вот недавно мне довелось разрешить давний спор. Исчерпывающий ответ был получен, так сказать, из самых первых рук — от главного раввина России Адольфа Соломоновича Шаевича, человека, к тому же весьма употреблявшего, как он признавался в одном интервью.
Нашёлся и ещё повод для беседы. В «Независимой Газете» я периодически публиковал эссе на религиозные и философские темы. И когда после 11 сентября по всем редакциям побежала лихорадочная волна: «Давай материал о камикадзе! Исторически, о самых первых камикадзе! Всё о камикадзе!» — припомнил, что самым первым, зафиксированным в письменных источниках камикадзе был брат Иуды Маккавея, в битве с Антиохом бросившийся под бронированного царского слона. Вспорол ему брюхо и погиб раздавленный... Чем не аналог броска с гранатами под танк? И чем не завязка для беседы с учёным раввином?
Разговор, и без того обещавший быть интересным, превзошёл все ожидания.

— Итак, Адольф Соломонович, какие требования предъявляются к водке, чтобы её можно было считать кошерной?
— В сущности, вся водка, ну, может, за редким исключением, кошерная. Если она действительно чистая, то есть из пшеницы, из ржи, без всяких добавок сомнительных. Это ко всем продуктам относится, не только к водке. Поэтому если мы работаем с каким-то поставщиком или предприятием, то проверяем всю технологию, от и до. Очень строго, именно в смысле соблюдения чистоты. У нас этим раввинский суд, отдел Кашрута занимается, устанавливает кошерность продуктов. В том числе и напитков. Потому что, знаете, сегодня и в продукты, и в напитки добавляют различные компоненты — мало что не кошерные, а прямо-таки вредные для здоровья.
Вот, скажем, около двух лет тому назад в моём родном Биробиджане начали выпускать кошерную водку. Так сказать, на еврейскую тематику. «Хасидская водка», «Фрейлехс», «Шаббатная водка», что-то ещё подобное. Пять-шесть сортов... Пока всё в процессе становления. Меняют дизайн, меняют бутылки... но, тем не менее, выпускают кошерную водку. Пользуется большим спросом.
Я почему об этом знаю? Они хотели на бутылку приклеить мой портрет. С обратной стороны... И попросили у меня разрешения. Но я, к сожалению, на фото не получаюсь.

— Адольф Соломонович! В книге «История водки» наш главный специалист, покойный Вильям Похлёбкин, анализировал специальные термины. И среди них: рака (первый гон хлебного вина из барды в заторном чане), которую он выводит от турецкого raky (спиртное). Это мне кажется довольно сомнительно: и сами турки вышли на историческую арену поздновато, и понятие «спиртное» не вполне соответствует смыслу. Рака — ещё и «вонючая водка», с отвратительным вкусом, опасная в употреблении.
Кстати и сам Похлебкин приводит византийские источники (начиная с III века, за тысячу лет до турок), где рака имеет два значения: а) продукт первой перегонки, б) просто ругательство. И в Евангелии от Матфея (гл. 5, ст. 22) сказано: «…кто же скажет брату своему: “рака” (пустой человек) подлежит синедриону (верховное судилище)…». Стало быть, корни слова «рака» следует искать в древнееврейском языке, турецкое же «рака» – явно позднее заимствование.
— Ну-ка, ну-ка, — Адольф Соломонович, снимает с полки несколько фолиантов. — Так. Раку, грог, ркека — плевок, плевание, оплевывание, слюна... Рака — лужа, много грязной воды...

— Значит, смысл слова — на пересечении двух понятий: жидкость и ругательство?
— Да, Игорь, ваша догадка подтвердилась. Поздравляю! Так что, возвращаясь к теме, — с водкой проблем у евреев нет. Проблемы с вином. Потому что с вином связаны все ритуалы, все праздники. И все благословения произносились над вином. Поэтому вопрос кошерности вина для нас особенно актуален. Тем более, что вино кошерное намного труднее сделать, чем водку. Во-первых, производственный процесс, сам по себе, длительный. Во-вторых, требования очень строгие, условия жёсткие. Даже к тому вину, которое изготавливается в Израиле. Ведь не просто евреи должны заниматься этим делом, а верующие евреи, соблюдающие Закон. От сбора винограда и до выхода конечной продукции... Как давят виноград? Или процесс брожения, бочки, которые используются для выдержки. Они все пронумерованы, каждая имеет свой знак. Если в нее было налито хоть что-то, кроме вина, значит — уже не годна. Кроме того, у каждой бочки есть определённый срок, когда она имеет право заполняться вином. После этого её ликвидируют.
Да, очень строгие правила соблюдения кошерности вина. Тем не менее, и здесь — в России, в Союзе — были попытки делать кошерное вино. Там, где традиционно развито виноделие. В Грузии, в Молдавии, в Крыму. Но не удалось. По разным причинам. Даже не потому, что не было достаточного количества верующих евреев, а именно из-за общей ситуации, процесс очень сложный. Водку намного легче делать, и в России она более популярна, чем вино. И она, действительно, даёт то, что нужно человеку. Но всегда в меру.
Единственный случай, когда разрешается, чтобы евреи напились, это праздник Пурим. В советское время у нас с вином была большая проблема. Вот, скажем, Пасха, праздничный вечер, трапеза вечерняя, Седер, когда каждому сидящему за столом предписано выпить четыре бокала вина. Обязательно. Разумеется, взрослым, — ребенку можно и сок налить... И вот когда подходила Пасха, мы здесь, в синагоге, начинали сами готовить кошерное вино. Из изюма. Конечно, мы его делали в мизерных количествах — только истинно верующим. Тем, кто очень строго соблюдал пост.
А вот в будни мы обычно потребляли водку. Человек пятнадцать-двадцать, которые приходили на молитву, садились за стол, пара бутылок водки, «Столичной» или «Московской», выпивали все по рюмочке.
В еврейской энциклопедии очень много написано о вине. И евреи, после того как стали оседлыми, очень много уделяли внимания производству вина. Практически, это был один из основных видов деятельности, кроме, скажем, скотоводства, землепашества. Виноградники заводили везде, где только можно. И гнали вино в больших количествах.

— Опять такой частный интерес. История сохранила марки: сухое, крепленое?
— Вот еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона. Видите, сколько о вине написано? Тут рассматриваются упоминаемые в Библии названия. Скажем, яин — самое распространённое название вина. Упоминается в библейских текстах 140 раз. Обозначает виноградный сок, подвергшийся брожению и выстаиванию в специально приспособленных для этого сосудах. Яин употребляли и за домашней трапезой, и во время торжественных пиршеств, при совершении жертвоприношений и других священных обрядов.
Вот
тирош. Собственно, это сусло. В Библии упоминается 38 раз.
В поэтических частях Библии встречается слово
асис — арамейское «хемер», иссовое. Последнему соответствует ассирийское «зое», коим назывался кунжутный напиток.
В позднейшей библейской литературе появляются слова
месе и мезег — смесь вина с водой...
Видите, сколько о вине? А вот я, если честно, к вину не очень... Вырос на Дальнем Востоке. У нас там водка и спирт. Вино — это уже на добавку. А в Венгрию приехали, там такое количество вин шикарнейших! И когда пожили там, немножко освоились, стали заходить иногда в погребки эти винные. Помню, всегда просто потрясение испытывал, когда видел, как брали этот высокий стакан, наливали вино, а потом прямо из сифона разбавляли. Там эти сифоны на каждом столике стояли, специально вино разбавлять... Настоящее потрясение. Как?! Такое вино шикарное! А его — водой... Потом прочёл, что да, действительно, с древнейших времен существует такой известный способ употребления вина. С водой. Но всё равно так и не смог привыкнуть.
Конечно, мы тогда ничего не знали о кошерности, ничего не соблюдали. Только начинали учиться... Поэтому напробовались всего поначалу. Потом уже, когда поучились с годик, освоили все эти дела, перешли только на кошерное вино.

— У вас, я знаю, был период, когда вы... ну, скажем так, выпивали…
— Нет, чего уж теперь?.. Знаете, я вырос в Биробиджане. Городок маленький, 50-60 тысяч населения. Там каждого второго знал, каждый второй — меня. Ну, чем заниматься в таком городке молодым ребятам? Гуляли, естественно. И дома собирались, и по ресторанам ходили. По любому событию, по любому поводу. День рождения, поминки. Жена родила, жена уехала в отпуск. Всё, что угодно. Повод же всегда найдётся.
Или просто собирались после работы, шли к кому-нибудь в гости. Не футбол смотреть по телевизору, телевизоры тогда не у всех были, а, скажем, о литературе поговорить. Пришли, бутылку на стол...
И на работе то же самое — по любому поводу. Какое-нибудь мероприятие, юбилей чей-нибудь. И так затягивает это всё...

— Интересно! Биробиджан, центр Еврейской автономной области... А как там было... в смысле межнациональных отношений?
— Знаете, когда стали хоть что-то соображать, к тому времени это был уже по-настоящему интернациональный город. Евреев в нём, может быть, процентов 30 населения было. Остальные — различных совершенно национальностей люди. Очень много браков смешанных. Но не помню каких-то таких национальных конфликтов. Ничего такого не было. Такой чисто советский интернациональный город.
Для Дальнего Востока вообще не очень характерны какие-то националистические разборки. И в Биробиджане этим не страдали. Тем более, что мы были, так сказать, евреями по документам. Учились в русских школах. Практически ничего не знали о еврействе.
Скажем, после того как уничтожили Михоэлса и его театр еврейский, остатки этого театра переехали в Биробиджан. Они здесь просуществовали пять-шесть лет и тихо умерли. Потому что язык идиш знали только те, которые поучились в еврейских школах, ещё до революции. Ну, в каких-то семьях дети от бабушек и дедушек учились. Остальные говорили только на русском языке. То есть театр оказался как бы не востребованным.
Радио ещё было, там час вещали на идише. Еврейские песни передавали, новости, какие-то интервью — всё на идише, никто ничего не понимал. Да нам и не интересно было.
Газета выходила. Читать её, конечно, никто не читал, — из нас, во всяком случае. Но подписывались. То есть приходил человек и говорил: «Ты же еврей, подпишись на газету, поддержи!» — «Ну, хорошо, подпишусь...» И вот она за счёт этого существовала.
В общем, типичная советская провинция. Летом футбол, зимой хоккей, лыжи. Не знаю, как сейчас, но тогда снега было очень много, просто через край. Зима морознейшая. Гастроли артистов заезжих. Кино в единственном кинотеатре. И, по-моему, три ресторана. Все развлечения...

— А вы кем работали?
— Сначала, после института, механиком. Потом главным механиком в Управлении механизации. Это, кстати, тоже... способствовало, скажем.
У нас на Востоке взятки как-то не в ходу были. Чтобы пятерку дать, десятку, такого просто не было. Всё, что нужно было — всё через магазин.
Вот, скажем, запчасти. С которыми, естественно, всегда напряг. Того, что нужно, нет. Склад хоть и забит доверху, но всё уже на кого-то выписано. Ну, берёшь пару бутылок водки и едешь. Скажем, к военным. К танкистам — их после Даманского у нас очень много появилось. А танки — они же родственники нашим бульдозерам. Вот и едешь. Берёшь там чего-нибудь, отдаёшь бутылку. А выпиваешь всё равно вместе. Потом они к тебе приезжают. Естественно, с бутылкой.
И это тоже — затягивало. И нужно было большую силу воли иметь, чтобы как-то выбиться из системы. Скажем, жениться, чтобы какие-то заботы отвлекали. О семье, о детях. Нормальный человек не будет же из дому тащить, у детей забирать последнее... А у меня так вот получилось: вовремя не женился, загулялся немножко. Ведь как бывает? Звонят, приглашают. Как тут не придёшь? Всё, обида на всю жизнь... А придёшь, на столе уже водка стоит: «Ну, давай по 50 грамм». Хорошо, выпил эти 50 грамм. Потом ещё 50 грамм. И понеслось. Как обычно...
С другой стороны, была, конечно, какая-то отключенность. От всего. Очень мало политикой интересовались. Далеко от центра... Когда в Москву попал, это 1972 год, я даже не знал, что евреи уезжают в таком массовом количестве за границу. Не знал даже, что есть синагога в Москве.
Мы жили совсем другой жизнью. Но на концерты, кто бы ни приехал, всегда ходили. Классическая музыка, лёгкая, театры — всё это было у нас. И читали очень много. Всё, что можно было достать. Во всяком случае, я очень любил читать. Так отец приучил. Жили мы не ахти как, но отец на книги никогда не скупился, последние деньги тратил. Если кто-то библиотеку продавал, собрания сочинений, всё скупали мы.