БОГ ДАСТ – СВИДИМСЯ!
Прошлое лето стало сплошным ожиданием. Каждый день мы просыпались с одной-единственной мыслью: есть ли новости с фронта? Часто новости были очень даже ободряющими. И в такие минуты верилось, что всё скоро закончится, надо лишь дождаться конца лета, а потом вернётся мирная жизнь, в которой будет всё, что полагается, – отопление в домах, уроки в школах, вновь застеклённые окна и прочие приятные вещи, которых мы раньше как-то не замечали. И вообще – к концу лета весь этот кошмар просто обязан завершиться. Иначе – как же быть с отопительным сезоном? Да и учебный год тоже никто не отменял.
Теперь-то я понимаю, как далеко ещё было Артёмовску до мирной жизни. Её и сейчас-то там нет, а уж прошлым летом... Да и вообще, многие события августа 2022-го сейчас воспринимаются совсем иначе. Как посмотришь на всё это в ретроспективе...
Тихий летний вечер. Во дворе нашего дома, на лавочке возле подъезда, сидят две соседки. Балкон у меня в комнате открыт, поэтому я невольно слышу всё, что они говорят. Мне это неинтересно, но – не затыкать же уши – узнаю кое-какие новости. Ирина (так зовут одну из соседок) собирается уезжать из города. Мол, внучке всё-таки нужно идти в школу, а учебный год в Артёмовске вряд ли начнётся. Так что они с Веточкой уже собрали вещи.
– Так вы вдвоём? Юлька твоя пока остаётся? – интересуется собеседница,
– Ой, Лен, пока остаётся. Может, потом к нам приедет, когда мы с Веточкой устроимся. Мне важно, чтобы Веточку там в школу приняли, ждать некогда, надо ехать, а то ещё документы не возьмут... Ты же знаешь, для меня Веточка – это самое главное. Кота тоже придётся забирать – она без него ни в какую...
Что верно, то верно – Ирина просто обожает свою единственную внучку. И понятно, почему она решилась на эту поездку. Даже несмотря на то, что её собственная дочь Юля – Веточкина мама – остаётся в Артёмовске. Лично мне жаль, что они уезжают. По мне, дома – при любых обстоятельствах – всё равно лучше. Ведь по большому счёту нас никто нигде не ждёт. Но...
На следующий день у нас во дворе началась та суета, которая всегда бывает, когда кто-то уезжает. Пока носят вещи в машину, Ира спешно прощается со всеми нами. Вета, крепко прижимающая к себе полосатого кота, стоит у машины. Молча – в который уже раз – она обводит глазами родной двор.
– Мама, не плачь! Садись в машину, уже пора ехать, – строго говорит Юля.
Водитель торопится – нет времени на долгие проводы. Ира уже из машины жадно смотрит на окна своей квартиры. Автомобиль трогается.
– Ира! – кричу я им вслед. – Всё будет хорошо! Увидимся!
Не будет. Мы больше никогда не увидимся. Но в тот момент никто, конечно, ещё не знал, что Лена – та самая соседка, с которой Ира болтала на лавочке накануне вечером – всего каких-нибудь несколько месяцев спустя проиграет неравную битву с онкологией. И тихо, молча уйдет – под звуки жёстких обстрелов. А Юля задохнётся угарным газом, когда попробует растопить камин в каком-то частном доме, куда её пустили пожить на зиму.
Где сейчас Ира и её внучка, я точно не знаю. Зато теперь я в курсе, что имела в виду моя пережившая войну бабушка, которая, прощаясь, всегда говорила: мол, если Бог даст, то свидимся.
ЗЕМЛЮ И РАБОВ!
Это чудо в форме появилось у нас во дворе не пойми откуда. Мы потом шутили, что он словно с неба свалился. Парень был пьян в стельку, но при полной экипировке. Хотя удержать автомат ему, по всей видимости, стоило немалых усилий.
– Чи знаете вы, як мене зваты? – сообщил он на жалком подобии настоящего украинского языка. Это, видимо, должно было означать: «Вы знаете, как меня зовут?».
Как его зовут, нам вообще было неинтересно, и это мы – по возможности корректно, но по-русски, ибо дело принципа – постарались до него донести.
– Мене зваты Володя... – вот же упёртое создание! Да хоть Володя, хоть Петя – он что, знакомиться пришёл, что ли? Оказалось, да – что-то в этом роде.
– Я оце прийшов вас захищаты... Мени тут пообицялы чотыри гектары чернозёму та рабив.
Перевожу: «Меня зовут Володя, и я пришёл вас защищать. А за это мне пообещали четыре гектара чернозёма и рабов». Ясно вам, кто и за что воюет? Донбасс уже разделили между вот такими вот «володями» – на гектары чернозёма и рабов. И что на это ответить? Пьяному человеку с автоматом?
– Собаки, – говорю, – у нас во дворе злые, чужих не любят. Так что, как бы чего с твоей дупой (так украинцы называют «пятую точку» – авт.) не приключилось. А то перекусят, и затвор передёрнуть не успеешь. А как же мы без такого защитника? Словом, шёл бы ты, Володя, отсюда...
Последнюю фразу я говорила уже вслед быстро уходящему «рабовладельцу». То ли в пьяной голове что-то щёлкнуло, то ли и правда собак испугался. К слову сказать, две собаки, что жили у нас во дворе, только с виду были грозными. На самом деле защитники из них – вообще никакие, разве что зализать могли до смерти. Но, как говорится, хороший понт дороже денег.
КОГДА МЫСЛИ МЕШАЮТ ДЫШАТЬ
Чем меньше оставалось летних дней, тем чаще мы задумывались над тем, как будем жить дальше. И тем чаще то здесь, то там был слышен звук работающей бензопилы – люди запасались дровами, причём уже не только для костра, на котором мы всё лето готовили еду. Теперь особенно дальновидные из нас пилили деревья уже с таким расчётом, чтобы дров хватило ещё и на отопление.
Вот только, как использовать заготовленные дрова, никто пока не представлял. Сложить печку? Но где? Прямо в подвале? В доме по соседству так и сделали. Но следовать этому примеру было страшновато – дома старые, с деревянными перекрытиями... Может, буржуйку? Но разве с ней согреешься? Её же топить надо бесконечно. Недаром ведь назвали буржуйкой – такое количество дров могли позволить себе только состоятельные люди.
Ещё была надежда на то, что всё-таки восстановят электроснабжение (тогда можно будет включить обогреватель); на то, что нам повезёт, и будет тёплая-претёплая осень, а к зиме ситуация и вовсе изменится к лучшему. Лично я вовсю надеялась и старалась думать о хорошем. Но иногда тревожные мысли о том, что будет, когда похолодает, просто мешали дышать.
Конечно, об этом лучше было вообще не думать. Иначе можно было просто сойти с ума. И – даже скрывать не стану – время от времени элементарно хотелось выпить. Потому что валерьянка и другие успокоительные уже просто не помогали.
Продавать спиртное в артёмовских магазинах запретили ещё в феврале 2022-го, когда спецоперация только-только началась. Не знаю, из каких соображений это было сделано, но большей глупости даже представить сложно. До сих пор не понимаю, на что рассчитывал тот идиот, который до этого додумался? На то, что наши люди в этих экстремальных условиях послушно перейдут на лимонад? Ага, щас! Голь, как известно, на выдумки хитра. И тот, кто хотел, находил миллион вариантов «накатить».
Во многих магазинах водку просто продавали из-под прилавка – плохую, палёную, разбавленную предприимчивыми торговцами градусов так до тридцати семи. Но ведь продавали! Ещё один вполне приемлемый в той ситуации вариант – самогон. Хочешь сам занимайся (дрожжи ещё можно было достать, да и сахар тоже не был проблемой), хочешь – покупай. Координаты «точек» передавались друг другу с такой же готовностью, как информация по поводу того, где дают хлеб или гуманитарку. В единственной оставшейся на весь город аптеке иногда продавали спирт. По тому, сколько в аптеке покупателей, можно было сразу определить – «привезли или нет». Если к кассе выстроился длинный «хвост» из угрюмых мужиков, то – да, в продаже есть медицинский, чистый, словно слеза, и если его правильно разбавить, то...
Пользовалась спросом и настойка боярышника – этот вариант, конечно, похуже, но тоже вполне подходящий. Кстати, боярышник можно было достать не только в аптеке. Такое ощущение, что снаряд, попавший однажды на территорию местной фармфабрики, помог всем. Жаждущие смогли купить желанную настойку гораздо дешевле, чем в аптеке, а особенно предприимчивые граждане явно поправили своё материальное положение, утащив с фабричных развалин уцелевшие пузырьки в абсолютно промышленном количестве. А однажды, когда наступил какой-то непонятный кризис, когда горячительного нельзя было достать нигде, а в аптеке несколько дней не было ни спирта, ни боярышника, кто-то рискнул попробовать настойку календулы. И пришёл к выводу, что «тоже ничего».
Надежды не сбылись – осень оказалась дождливой. В подвале так сыро, что, когда ложишься спать, ощущение, что ложишься в лужу. Я стараюсь хоть немного просушить подвальное «ложе» нагретым на огне кирпичом. Не особенно помогает, но лучше, чем без этого. Электричества так и нет, и уже понятно, что его не будет. Из-за бесконечных дождей всё сложнее разводить костёр. Зато теперь я знаю, что в борьбе с отсыревшими дровами хорошо помогают остатки мыла, свечные огарки, и что лотки из-под яиц замечательно горят. Вы тоже этого раньше не знали? Ну, дай Бог, чтобы вам это знание не пригодилось.
НАСТОЯЩИЙ ПОЛКОВНИК!
Теперь мы уже не просыпаемся с надеждой на хорошие новости. По правде говоря, просыпаться вообще не хочется. Потому что надо выкарабкиваться из согретого за ночь подобия постели, потом выходить на уже изрядно остывшую улицу и воевать с костром. А новостей с фронта всё меньше, особенно хороших. И надежды на скорое окончание войны тают с каждым днем. А тут ещё и официально подтверждают, что дела на фронте у нас не очень. Многих накрывает прямо-таки вселенская усталость. Но – несмотря ни на что – у большинства из нас даже не возникает мысли уехать, например, в Днепропетровск (его местные власти рекомендуют почему-то особенно настойчиво), или куда подальше, в сторону Польши. Чем суровее становятся условия, в которых приходится жить, тем чаще я встречаю людей, которые давно могли бы вырваться из этого кошмара. Вот идёт по улице известный всем артёмовцам адвокат.
– Здравствуйте! Вы не уехали? – удивляюсь я.
– Да и вы, я смотрю, не уехали, – улыбается он в ответ, – зачем куда-то ехать! Я вон перебрался из квартиры в бабушкин домик, там печка сохранилась, дрова заготавливаем. Подвал тоже есть. Нет, я тут дома...
Я точно знаю, что этот человек вполне мог бы позволить себе съёмную квартиру в том же Днепропетровске. Да и работу он там наверняка нашёл бы. Но он почему-то сидит здесь, под обстрелами.
Успешных, востребованных людей, не желавших расставаться с родным городом, несмотря на все свои возможности, было предостаточно. Такие встречи меня всегда и удивляли, и умиляли – вот, мол, мы какие патриоты! И ничего нам не страшно.
Но когда потом, почти полгода спустя, среди эвакуированных «вагнерами» артёмовцев, я увидела Александра Шинкаренко, это было потрясением. Бывший военный, давно вышедший в отставку, а в последнее время возглавлявший видную общественную организацию, Александр Григорьевич был знаком каждому горожанину. И вот он вместе с другими, особенно стойкими, пережидает обстрелы в подвале и выбирается оттуда уже с российскими военными. Ну, вы даёте, полковник!
Елена ТИХОНОВА.
Продолжение следует.