ГОРЕ НА ЗЕМЛЕ НЕ ВЕЧНО
Начав разговор боевом синдроме, или, как его теперь принято называть, посттравматическом стрессовом расстройстве, нам стоит вернуться в первое тысячелетие до нашей эры. А именно, ко времени расселения родовых общин алан на территории Восточной Европы. Письменных свидетельств о времени слиянии родовых общин древних алан в племена, не существует, если не считать скупых упоминаний об этом в византийских, арабских и персидских источниках. Тем ценнее труды академика Рыбакова и профессора Проппа, сумевшего на основании преданий доказать существование у наших далеких предков так называемых «Мужских домов». Наиболее подробно проф. В. Я. Пропп пишет об этом в своей монографии - «Русский героический эпос. Итак, о Мужских домах. Когда племени угрожала опасность со сторону соседнего племени или со стороны кочевников, вождь племени объявлял частичную мобилизацию, среди молодых людей, прошедших обряд инициации. После победы, если таковая случалась, воинам запрещалось переступать границы их родного племени. Привыкшие к виду крови и привыкшие добиваться всего с помощью грубой силы, победители становились опасны как для мирных членов племени, так и для его вождя. В любой момент он могли учинить военную диктатуру. Победителям предлагалось выстроить дом в лесу и избрать из своих рядов командира. Жреца победителям выделяло племя. Иметь семьи воинам не разрешалось, так как любой отказ жены воина мог закончиться для неё трагедией. Мужские дома стали прообразами первых военных училищ, где молодые люди совершенствовали свои воинские навыки. Если же, кому-то из «курсантов» вдруг хотелось вернуться в племя с последующей адаптацией, то последнее слово в этом вопросе принадлежало жрецу. Если жрец считал, что претендент на увольнение сможет успешно пойти социализацию и стать достойным членом племени, то такому «курсанту» разрешалось вернуться в племя и жениться. Если бывший курсант проявлял себя достойным отцом семейства, то ему присваивался статус Мужа мудрости, о причинах присвоения такого статуса мы скажем чуть пожен, и ему разрешалось по вечерам, сидя у костра, рассказывать детям, еще не пошедшим обряд инициации, мифы и сказки.
О синдроме опьянения кровью, которым страдал Александр Македонский упоминает в своих трудах историк Плутарх. Редкое застолье – а их было много - обходилось без того, что бы Александр не зарезал кого-нибудь из своих сотрапезников. Так бывает, когда клеткам человеческого организма для их нормального функционирования требуется адреналин, как же для функционирования клеток алкоголика требуется алкоголь.
В поэмах Гомера присутствуют указания на значительные изменения в психике воинов-героев. Царь Трои - Приам - целует руку простому воину Ахиллесу, а тот его не убивает, обеспечив тем самым окончательную и скорую победу.
Эсхил и Софокл - два греческих полководца и драматурга - своими лучшими пьесам считали антивоенные пьесы. Например, пьеса Софокла Аякс. Эта пьеса, как и другие, помогали зрителям воинам, все греки были воины, преодолеть последствия боевого стресса. Зрительный зал был устроен в виде полукруга, чтобы зрители могли видеть лица друг друга. Видя схватки на сцене и видя выражение лиц друг друга, зрители вновь могли проникнуться чувством боевого братства. Как элементом реабилитации от последствий боевого стресса.
Вторым человеком, кто спустя два тысячелетия, обратил внимание на влияние боевого стресса на психику человека стал врач Да Коста. Первое, что его удивило, было то, что много ружей, собранных после битвы при Гётесберге в 1863 г. в ходе Гражданской войны в США 1861-1865гг. оказались заряженными. Их владельцы были убиты, не произведя выстрела в сторону врага. Версий было две. Либо убитые не хотели нарушать заповедь «не убий», либо у них случился паралич двигательных функций указательного пальца под воздействием стресса. И не они не могли спустить курок. Но на этим дело не ограничилось. Многие ветераны после окончания войны начали ощущать быструю утомляемость, потерю интереса к жизни, Да Коста назвал это состояние «синдромом солдатского сердца». В настоящее время это заболевание именуется кардионеврозом, вызываемым дисфункцией сердечно-сосудистой системы», что в свою очередь является формой психосоматического расстройства. Сегодня в Санкт-Петербурге и Москве кардионевроз встречается у 4,7-19% пациентов общемедицинской сети. В амбулаторной практике — до 31,6%. Причина - кризис семьи. Матери одиночки. Неполные семьи. Трудности детей с адаптацией в социум.
Спустя десятилетие, интерес научного сообщества к проблеме психологической травмы возник к моменту создания психиатром Жаном Шарко больницы для душевнобольных Сальпетриер. Изначально Шарко изучал истерию, которая в течение двадцати пяти веков считалась женской болезнью. Платон описал картину истерии в 5 веке до нашей эры. По мнение Платона, женский орган, не получив желаемого, способен подняться снизу живота до горла женщины и создать иллюзию удушья. Но Шарко обнаружил симптомы истерии и у мужчин, выдвинув совместно с Фрейдом гипотезу о том, что причиной психических недугов могут стать неблагополучные социальные условия. Эта гипотеза была опротестована правительственными кругами и о ней постарались забыть. Следует добавить, что интерес к социальным факторам, как к причине психических расстройств, сильно колебался на протяжении последних ста пятидесяти лет.
Жан Шарко умер в 1893 году. Фрейд стал считать первопричиной психических болезней внутренние конфликты, защитные реакции и инстинкты. Медицина к началу двадцатого века в целом потеряла интерес к этой теме. Психоанализ тем временем набирал популярность.
В 1911 году бостонский психиатр Мортон Принс, учившийся вместе с Уильямом Джеймсом и Пьером Жане, пожаловался, что люди, интересовавшиеся причинами психической травмы, были сродни «моллюскам, смытым приливом с гладкого камня в Бостонской бухте». Но в 1911 году главврач военного госпиталя в Казани - Озерецковский Алексей Иванович на основе своей докторской диссертации издает книгу «Об истерии в войсках», (Москва : Унив. тип., 1891. - [2], 267 с., 8 л. ил.; 25. Впрочем, этот труд остается без внимания российского правительства. Хороший солдат не подвержен истерии. Истерик тот, кто труслив и не любит родину, считали многие русские генералы. Про военную травму забыли на несколько лет,
Далее я буду ссылаться на книги Ван дер Кларка «Тело помнит все», книгу Джудит Герман «Травма и исцеление», книгу Пита Уокера. «Комплексное посттравматическое расстройство»
С началом Первой мировой войны медицина и психология в очередной раз столкнулись с сотнями тысяч людей со странными психологическими симптомами, необъяснимыми болезнями и потерей памяти. Появление кинематографа позволило записать этих солдат на пленку, и сегодня на YouTube мы можем наблюдать за их нелепыми позами, странными словами, испуганными выражениями лица и тиками – физическими проявлениями травмы: «воспоминания, запечатленные одновременно в разуме, в виде внутренних образов и слов, и в теле». Нельзя не сказать в связи с этим о битве при реке Сомме, где в 1916 году погибли свыше 19 000 солдат английской армии. Двадцать процентов из числа выживших в этой битве дали неясный диагноз В начале войны британские медики придумали диагноз - «военный невроз», который давал ветеранам право на лечение и пособие по инвалидности. Схожим альтернативным диагнозом была «неврастения», который не предполагал ни лечения, ни пособия. То, какой диагноз получал солдат, полностью зависело от взглядов его лечащего врача. На Западном фронте служило более миллиона британских солдат. Историк Джон Киган сказал про их военачальника, фельдмаршала Дугласа Хейга, памятник которому возвышается на улице Уайтхолл в Лондоне: «В своих публичных выступлениях и личных дневниках он не выражал никакой обеспокоенности человеческими страданиями. В битву при Сомме он отправил цвет британской молодежи на смерть и увечья».
По мере продолжения войны военный невроз все сильнее подрывал эффективность боевых сил. Генеральный штаб Великобритании разрывался, чтобы и всерьез отнестись к страданиям солдат, и добиться победы над немцами. В июне 1917 года был выпущен указ под номером 2384, гласивший: «Ни при каких обстоятельствах не разрешается упоминать выражение «военный невроз» как вслух, так и в любой отчетности». Всем солдатам с психологическими проблемами предлагалось давать диагноз «NYDN» (Not Yet Diagnosed, Nervous – диагноз еще не поставлен, раздражительный). В ноябре 1917 года Генеральный штаб отказал Чарльзу Самюэлю Майерсу, заведовавшему четырьмя полевыми госпиталями для раненых солдат, в разрешении на публикацию статьи, посвященной военному неврозу, в «Британском медицинском журнале».
Немцы в этом пошли еще дальше – они считали военный невроз недостатком характера, с которым боролись различными болезненными способами, включая электрошоковую терапию.
В 1922 году британское правительство опубликовало отчет Саутборо, чтобы не допустить диагностики военного невроза в последующих войнах, а также исключить в будущем требования о компенсации. В этом отчете предлагалось исключить военный невроз из всех официальных бумаг. Официальное заключение состояло в том, что хорошо обученные войска под надлежащим руководством не должны страдать от военного невроза, и военнослужащие, ставшие жертвой этого расстройства, были недисциплинированными солдатами, воевавшими против своей воли. Хотя политические волнения по поводу признания этого диагноза и продолжались еще несколько лет, отчеты о наиболее эффективных методах лечения военного нервоза исчезли из британской медицинской литературы.
В США судьба ветеранов также была сопряжена с проблемами. В 1918 году, когда они вернулись домой с полей сражения во Франции и Фландрии, их приветствовали как национальных героев. В 1924 году конгресс проголосовал за выплату им премии в размере 1,25 доллара за каждый день службы за рубежом, однако эти выплаты были отложены до 1945 года. К 1932 году страна погрузилась в Великую депрессию, и в мае того же года примерно пятнадцать тысяч безработных и нищих ветеранов разбили лагерь в вашингтонском торговом центре, требуя немедленной выплаты полагавшихся им премий. Сенат отклонил законопроект о преждевременных выплатах шестьюдесятью двумя голосами против восемнадцати. Месяц спустя президент Гувер приказал армии очистить лагерь ветеранов. Войсками, которые поддерживали шесть танков, командовал начальник штаба армии генерал Дуглас Макартур. Связь с вашингтонской полицией обеспечивал майор Дуайт Дэвид Эйзенхауэр, а майор Джордж Пэттон руководил кавалерией. Подняв штыки, солдаты бросились в атаку, бросая в ветеранов гранаты со слезоточивым газом. На следующее утро торговый центр был полностью покинут и объят пламенем. Ветераны так никогда и не получили своего пособия.
Хотя медицинские и политические деятели и повернулись спиной к возвращающимся с войны солдатам, ужасы войны были навсегда запечатлены в литературе и искусстве. В первую очередь, в романе немецкого писателя Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен», где описывались будни фронтовых солдат, главный герой Пауль Баум говорит от лица всего поколения: «Теперь я замечаю, что я, сам того не зная, сильно сдал. Я уже не нахожу себе места здесь – это какой-то чужой для меня мир».
Опубликованный в 1929 году, роман тут же снискал мировую популярность и был переведен на двадцать пять языков. Снятый на его основе в 1930 году голливудский фильм получил «Оскар» в номинации «Лучший фильм». Когда же несколько лет спустя к власти пришел Гитлер, «На Западном фронте без перемен» стала одной из первых книг, сожженных нацистами на площади перед Университетом имени Гумбольдта в Берлине. Видимо, осведомленность о губительных последствиях войны для разума солдат представляла угрозу планам нацистов погрузить мир в очередное безумие. Нежелание признать нанесенный войной вред и нетерпимость к «слабости» сыграли важнейшую роль в расцвете фашизма и милитаризма по всему миру в 1930-х. Немецкое общество, в свою очередь, безжалостно расправлялось со своими травмированными ветеранами войны, с которыми обращались, как с низшими созданиями. Этот поток унижения беспомощных подготовил почву для полного обесценивания прав человека под нацистским режимом: морального оправдания истребления сильными слабых.
Начало Второй мировой войны подтолкнуло Чарльза Самюэля Майерса и американского психиатра Абрама Кардинера к публикации отчетов об их работе с солдатами и ветеранами Первой мировой. «Военный невроз во Франции 1914–1918» (1940) и «Травматические неврозы военного времени» (1941), стали основными руководствами для психиатров, лечивших во время нового международного конфликта солдат с военными неврозами. США приложили огромные военные усилия, и достижения психиатрии были ярким тому подтверждением. Опять-таки, на YouTube можно заглянуть в прошлое: документальный фильм «Да будет свет» (1946) голливудского режиссера Джона Хьюстона демонстрирует главный способ лечения военных неврозов того времени. В фильме Хьюстона, снятом во время его службы в сухопутных войсках, врачи патриархальные, а их пациенты – перепуганные парни. Только вот проявлялась у них травма иначе. Если в Первой мировой солдаты беспокойно двигались, страдали от лицевого тика и полного паралича, то следующее поколение солдат напугано и скованно. Их тело между тем все помнит: расстройство желудка, учащенное сердцебиение, паника. Между тем травма отразилась не только на их теле. Вызванное гипнозом состояние транса позволило им подобрать слова для всего того, что они боялись помнить: их ужаса, комплекса вины выжившего, а также противоречивой преданности. Проявления травматического стресса меняются под воздействием культуры. Другими словами, не война делает мужчин больными, а больные мужчины неспособны участвовать в войнах».
Война во Вьетнаме заставила обратить внимание на случаи военного невроза у демобилизованных. 52 000 американских солдат погибло в ходе Вьетнамской войны, а 102 000 комбатантов* в течение восьми лет после окончания войны покончили с собой.
Началась работа по созданию программ реабилитации бывших комбатантов.
Американских солдат, покидавших Ирак, на двое суток помещали в специальный санаторий и под легким гипнозом внушали им, что нельзя стрелять себе в голову и бить жену. Солдаты ругались, так как хотели домой, но два дня им это настойчиво внушали.
Врачи не могут отслеживать что происходит в процессе травматических переживаний, однако могут воссоздать травму в лаборатории. Сделать снимки мозга. Человек при этом дышит радиоактивным кислородом. Когда следы, оставшиеся в памяти об изначальных звуках, зрительных образах и ощущениях, повторно активируются, лобные доли отключаются, а вместе с ними, как мы видели, отключается тот участок, что помогает нам формулировать наши чувства словами; область, ответственная за восприятие времени, а также таламус, объединяющий поступающие необработанные данные, связанные с ощущениями. В этот момент эмоциональный мозг, неконтролируемый сознанием и неспособный общаться словами, берет верх. Периодическая активация эмоционального мозга (лимбической системы и ствола мозга) выражается в изменениях уровня эмоционального возбуждения, физиологического состояния организма и мышечной активности. При нормальных условиях эти две системы памяти – рациональная и эмоциональная – сотрудничают друг с другом, совместно создавая реакцию. Повышенное возбуждение же не только нарушает баланс между ними, но также приводит и к отключению других участков мозга, необходимых для надлежащего хранения и интеграции поступающей информации, таких как гиппокамп и таламус. Как результат, отпечатки травмирующих переживаний сохраняются в виде не последовательного и логичного рассказа, а обрывочных сенсорных и эмоциональных следов: зрительных образов, звуков и физических ощущений. Все для страдающего происходит здесь и сейчас. Поместить в прошлое эти переживания мозг не может. Рациональный отдел мозга отключен. Так может продолжаться вновь и вновь. Многие ученые называли травмирующие воспоминания «патогенными секретами» и «мозговыми паразитами»: как бы людям, страдающим от них, ни хотелось забыть о случившемся, их воспоминания снова и снова просачивались в сознание, погружая их в настоящий экзистенциальный ужас. Случаев, подтверждающих это, что называется, в избытке. Но не все так печально.
Как оказалось, у комбатантов могут возникать в мозге новые нейронные связи. Их интеллект становится выше, чем у людей, не испытавших ужасов войны. Известный психолог Бенджамин Колодзин в своей книге: «Как жить после психической травмы» называет ветеранов войн, сумевших адаптироваться к социуму после окончания войн, золотым фондом любой нации. Объясняя это тем, что те, кто испытал ужасы войны, могут кожей ощущать источники зла и бороться с ним, сделав эту борьбу смыслом своей жизни. Богатство милитаристов их при этом не испугает. Свой страх такие ветераны обычно оставляют на поле боя. Теперь вспомним героя киноленты «Место встречи изменить нельзя» – ветерана войны Шарапова. Вот такте ветераны и призваны будут поднимать нашу страну из руин идеологических и моральных потерь.
* комбатант – солдат, принимавший прямое участие в боевых действиях
Феликс Польский