Известность Люба получила рано, лет с четырех. Всё началось с садика, где уже через четыре месяца Любиного посещения группы, при её появлении после больничного, вздыхать начинали все. Воспитатели, няни, родительницы .
- Люба вышла. Жди карантина.
Как-то выходило, что именно с Любы начиналось инфекционное заболевание, требующее карантина. И ветрянку Люба принесла, и скарлатину , и даже менингит, что в принципе редкость, в сравнении с обычными карантинами. К подготовительному завершающему году в садике, Любу уже звали просто - Люба КАРАНТИН.
- А это новенькая у вас в группе?
- Да нет, что Вы! Это же Люба. Люба КАРАНТИН.
- Ааааа! Да, да, знаю, наслышана.
Люба как-то привыкла, что встречают её в саду с лёгким вздохом. Мама работала в этом же саду техничкой и , когда ей пробовали объяснять, что ребенка долечить сначала нужно, а потом вести в сад и , особенно важно - не скрывать первые симптомы заболевания от всех, то она просто поджимала губы и засовывала руки в карманы халата. Всё молча, будто это её не касается.
Люба быстро переняла привычку матери и при малейшем неодобрительном взгляде совала ручки в кармашки сарафана и поджимала губы. Она была очень толстенькая, кучерявая, отчаянно неуклюжая и от этого ещё больше зажималась, втягивая голову в плечи.
Мама тоже была тучная и когда она с ведром шла по узкому коридору, все вжимались в стену, ведь та ни на сантиметр не отходила от курса, перла вперёд ледоколом. И характер не тот, чтобы уступать. И спорить с ней не решались, тяжёлый характер, склочный, а управы не было. Желающих с тряпкой за копейки весь день бегать не найдешь.
- Не женщина - танк! - вздыхала заведующая.
Люба казалась маминой копией, хотя личиком была миловидна, и сама никогда никого не обижала. Жили они с мамой вдвоём. Была ещё тетка, которая приезжала очень редко, жила далеко, в другой области. Там хозяйство, муж, дети, не наездишься.
Да и со склочной сестрой особо не ладили, ездила исключительно из сестринского долга. Младшую сестру навестить обязана, да и племяшка растет без бабушки и дедушки, об отце и речи нет. Если бы не тетка, Люба бы и не знала платьиц. Мама не любила церемониться. Купила один джинсовый сарафан на вырост и хватит, остальное практичные брюки и футболки.
Тетка вздыхала, глядя на племянницу в подвергнутых штанах, похожую при этом на тумбочку. Терпеливо переодевала её в пышное платье, завязывала бантики и удовлетворённо улыбалась, видя как преображается девочка.
Косилась на младшую сестру - та тоже хорошенькой была в детстве, как Любочка пухленькая, кучерявая, с ямочками. А сейчас совсем себя запустила, бесформенный спортивный костюм на все случаи жизни, стрижка короткая ( возиться лень с укладками) и куртка унисекс. Старшая сестра приезжала с гостинцами, каждый раз намереваясь провести день у сестры мирно, но каждый раз бежала от нее на последний автобус злющая , как черт. Младшенькая дома такой свинарник разводила, что старшая сестра сдержать себя просто не могла, сама к стерильной чистоте привыкла, работала санитаркой в больнице всю жизнь. У неё хозяйство, да дом на земле и всё ухожено, налажено. А тут посуды немытой горы, подоконник черный от пепла, белье неглаженое кучами по комнате.
- Ты что же совсем квартиру запустила? У меня в курятнике чище! Неужели трудно убрать?
- Отстань! Я на работе устаю. Там тряпкой махать весь день выше крыши хватает!
- Ведь знала, что я сегодня приеду, хоть бы в кухне прибрала!
- А ты королева английская что ли, ради тебя подпрыгивать?
Так ссоры и начинались. Старшая сестра каждый раз кричала, что в гости больше ни ногой, но раз в пол года набивала клетчатые баулы гостинцами и спешила с родственным визитом. Но когда пришло время племяшку в первый класс везти, сестры сцепились так, что Люба в следующий раз любимую тётку увидела лишь в восьмом классе.
Разругались сестры вусмерть, много лет друг о друге знать ничего не желали. Дома за эти годы ничего не изменилось. Жили вдвоем, мама всё также махала тряпкой в детском саду, Люба ходила в школу, теперь уже не вылезая из штанов, привычно держа руки в карманах. Кудри свои непослушные состригала на манер маминой прически и с виду была пацан пацаном.
Толстым, хмурым пацаном. Подружек не было, всё одна, молчком. Прозвище Любка Карантин прочно к ней приклеилось. Во дворе много ребятишек жило из того же детского сада, вот как-то и закрепилось прозвище.
Девочки её сторонились, побаивались, вид у неё был , как у парней - хулиганов, куривших за гаражами, домой к которым приходил участковый. Даже прозвище Любка Карантин теперь звучало с другим оттенком, на манер бандитского жаргона .
Так и вышло, что хорошие девочки старались Любу обойти, да ещё и какие-то истории-страшилки начали сочинять особо впечатлительные особы. Все её обходили, не подозревая, что она сама отчаянно трусила даже рядом находится. Робела и домашних аккуратисток, и смешливых сплетниц, и модных дворовых красавиц, и угрюмых, тоже одиноких, заучек.
К концу восьмого класса объявилась вдруг тетка, не выдержала затянувшейся вражды с родной сестрой. Люба замерла на пороге, увидев маму и тётку, рыдающих в объятиях друг друга, когда вернулась из школы. Тетка подняла глаза на Любу и тут грянула такая ссора, что дом ходуном заходил.
- Ты что с девчонкой сотворила, зараза!?!
- Что? Не нравится? Уж какая есть!!! Не хотите - не кушайте.
Люба долго потом ждала пока тетя перестанет гонятся за мамой по квартире, лупя её полотенцем. Наконец обе устали. Тетка, шумно отдуваясь, слезливо причитала : " И ведь точно Любка - Карантин. Да что же ты проморгала - то? Ведь как лодку назовешь, так она и поплывет. Любашей бы называла, и платья с кудряшками к месту бы были! "
Люба только хмыкнула на эту философию и пошла готовить ужин, а мама грустно уставилась на себя в зеркало.
После восьмого класса Люба исчезла из школы и со двора, о ней быстро забыли. А спустя лет пятнадцать она снова появилась во дворе. В доме многие так и остались жить со времён детства в родном дворе теперь уже со своими семьями. Бывшие дворовые красавицы подросли, сплетницы и заучки тоже , а вот Любино появление встретили с детской неприязнью.
- Гляньте-ка, это же Любка Карантин вернулась.
- Точно. Ещё больше стала, и всё так же спортивный костюм на ней. Что-то никогда не меняется.
- Ага, и прическа та же, почти под ноль.
И снова любители присочинить выдали версию, в которую почему-то все сразу поверили. Решили, что Люба не просто так пропадала столько лет, а отбывала, то есть из тюрьмы вышла. Раньше сами её сторонились, теперь детей своих пытались научить обходить её стороной. При встрече конечно сдержанно кивали ( не дикие же, в конце концов ) , но ни один ни разу не заговорил, не поинтересовался - а где же мама? как дела?
А вышло так, что мама и тетка разом вдруг заболели, слегли. Люба работала санитаркой в больнице, жила в деревне в доме тетки и несколько лет выхаживала обеих лежачих. Мама ушла первая, тетка пережила сестру на пять лет. Только она знала, что продлили ей жизнь добрые, сильные Любины руки.
Тетка в свой последний год все гладила Любины натруженные ладони и плакала : " Вот помру, никто и не узнает какая ты замечательная. Какая ты талантливая. Добрая, терпеливая. Как в больнице на тебя молятся. Не поймут твоей души огромной. А глаза твои такие красивые тоже никто не видит. Любаша, зачем опять кудри состригла? "
Люба успокаивала тётку, убаюкивала, отмахивалась от вопросов. Когда ей с кудрями возиться? Работы много и в больнице и дома, с короткими проще.
Похоронили тётку и вернулась домой. Устроилась работать в больницу, в травматологию, там радостно приняли опытного сотрудника. И вообще быстро полюбили. Это во дворе Люба ловила на себе косые взгляды и как в детстве непроизвольно прятала руки в карманы и опускала глаза. Вспоминались теткины слова : " Так никто и не узнает какая ты замечательная. "
И не узнали бы, если бы не случайность, трагическая случайность.
В Любино отделение привезли мальчика - подростка, она как раз на сутках была. Мальчишка в шахту лифта провалился, вся левая сторона пострадала. Ногу, бедро, ребра - всё собирать пришлось. Оперировали долго и много. Люба с первого дня его выхаживала, на своих сильных руках носила по палате, с ложки кормила. На вытяжке долго лежал, тяжело лечение шло. Пять месяцев прошло, прежде чем с палочкой сам начал потихоньку ходить. Спускался вниз, поддерживаемый Любой и вечера коротал, играя в шахматы с охранником Сергеем. Так втроём и вечорили. Мальчик Илья охранник Сергей, и Люба перед маленьким телевизором. Очень она любила смотреть документальный сериал " Преступления страсти " о женщинах попавших за решетку. Охала, громко вздыхала, так переживала живо каждую серию. Сергей с Ильёй только улыбались, поглядывая в её сторону.
Пришла весна. Родители с врачами уже договаривались насчет выписки. Благодарили, просили персоналу подарки передать. Тут-то Илья и огорошил, сообщив, что выходила его тетя Люба. Не просто санитарка, а ещё и соседка по подъезду.
Лиза, мама Ильи, прийти никак в себя от удивления не могла. Ведь Люба ещё и её одноклассница бывшая. Кинулась к Любе. Одновременно и за сына благодарила, и прощение за всех просила, что так просто уверилась в плохое о человеке, даже парой слов не перекинувшись.
Люба смущённо отмахивалась и обнимала счастливого Илью. Краснела, чувствуя, как бывшая одноклассница внимательно и изумлённо рассматривает её. А Лиза и в самом деле не могла не изумляться - как можно было не видеть ни доброй и застенчивой Любиной улыбки, ни таких красивых, ясных, добрых глаз?
Любу в тот же вечер настойчиво зазвали в гости и долго гоняли чаи, не отпуская гостью. Оказалось приятная собеседница, добрейшей души человек. Конечно Лиза всему двору поведала такую новость и Люба словно в другом дворе начала жить. Все приветливы, все гостеприимны. То за советом к ней, то на пирожки пригласить.
А к дню рождения Любы Лиза сшила ей пышный, стильный балахон с карманами и заставила надеть длинные блескучие серьги, ещё теткин подарок, и заиграли, заблестели добрые и такие красивые Любины глаза.
Соседи явились с пирогом и Люба, смеясь, рассаживала гостей, думая о том,что гостей в этом доме ведь и не было никогда.
А гости всё приходили и приходили. Лиза на кухне распаковывала чайный сервиз, предусмотрительно принесённый соседкой Ритой, тоже бывшей одноклассницей Любы, и поглядывала на раскрасневшуюся именинницу .
- Вот ведь как , - она кивнула в сторону гостей Рите. И нет больше Любки Карантин. Теперь есть Любочка, Любаша.
- А кому и Любовь , - подмигнула Рита, указывая на Сергея, охранника из больницы, который топтался в прихожей, сжимая букет хризантем, и во все глаза смотрел на Любу .