18+
Вначале было тихо.
Безмолвие было столь нестерпимым, что больно сдавливало уши. Голова трещала, будто кора головного мозга расслаивалась. Тела мёртвых нейронов, убитых стрессом, дрейфовали где-то в сером веществе. Измождённое сражением тело было тяжёлым и неподвижным.
Немец открыл глаза.
Сознание прояснялось медленно. Первое чувство – непонимание, было подобно смятению сновидца, вырванного из глубокого сна. Туловище изнывало от боли, что поселилась в костях и мышцах.
Он лежал на полу, окружённый стенами небольшой комнаты. Под её сводом, казавшимся неестественно далёким, раскинулась инсталляция поля битвы, в центре которой находился Немец. Воздух наполняли пары смрадной органики. Обрывки красных занавесок были покойны.
Болезненно повернув голову влево, он обнаружил Черепкову: её рот был приоткрыт, потухшие глаза широко распахнуты, словно кончина настигла в момент внезапного удивления.
Тело Немца с трудом повиновалось приказам разбитого разума: оказавшись на ногах, оно неумело пыталось вернуть былую способность движения и неохотно передвигало конечности. Колено было разодрано, на другой ноге болела лодыжка. Хромая, Немец шёл, ведомый неизвестным инстинктом. Незаметно для себя минуя непристойный бедлам торгового зала, он оказался за пределами магазина. Рассудок начинал просыпаться.
Пустая улица выглядела скверно и безжизненно. Иссохшая и обескровленная, она глубоким порезом врезалась в тело города. Безнадёжно поверженный порядок расступался перед немым хаосом, целиком отдаваясь в его плен: поблизости стояла обгоревшая «Ока» с выбитыми окнами, чуть дальше – неудачно припаркованный кем-то «Уаз Патриот», на противоположной стороне дороги – несчастная Юрина «десятка», а вокруг – пустота и отсутствие жизни, поломанные куски цивилизации и осколки. Редкий снег был красным от крови и чёрным от пороха.
Солдаты преисподней лежали под ногами – их битва была проиграна. Десятки мёртвых тел – истлевших, напрасно призванных с того света.
Окружённый могильными мертвецами, на выложенном брусчатым камнем тротуаре покоился человек. Его одежды были чёрными. Он лежал на животе, а рядом с ним – разбитые очки с широкими дужками. До уха Немца дотронулся еле слышный стон. Он был слабым и неуверенным, но главное – живым. Звук исходил от человека в чёрном.
Уставший мозг, скованный головной болью, отреагировал не сразу: Немец, замешкавшись, подошёл к незнакомцу, откинул части лежащих на нём мертвецов и перевернул тело на спину. Человеком оказался отец Кирилл.
Под ним, щурясь от солнца, которое неуверенно протискивало свои весенние лучи сквозь плотный смог, лежал милиционер. Окровавленный, он смотрел на Немца глазами старика Сурнина, взглядом, по которому Немец успел соскучиться.
– Игорь… – растерянно произнёс Фриц, тяжело сглотнув, – живой.
Горло пересохло, язык прилип к нёбу, и лёгкие тяжело расправились в груди: истощённый физически и эмоционально, он не был способен отобразить ту бурю эмоций, которая вспыхнула в сознании при обнаружении товарища. Однако в его глазах появился какой-то искренний блеск, забытый, как и многие эмоции, от которых Немец отказался много лет назад.
Он помог Сурнину занять сидячее положение, после чего сел рядом сам. Игорь был окровавлен и изранен: на запястье – следы человеческих зубов, правая часть лица – залита кровью, на шее – ярко выраженные синяки. Куртка была испещрена рваными кровоточащими отверстиями.
Несколько секунд оба молчали. Громко дыша, они то переглядывались, то озирались по сторонам.
– Игорь, это ты? – наконец в упор спросил Немец.
– А ты сомневаешься? – искренне удивился Сурнин. – Что со мной случилось? Это Лёшин магазин? Какого здесь произошло? Ты опять нас во что-то втянул?
Безусловно, эту историю необходимо было поведать вернувшемуся Игорю, рассказать об отважном Александре Гинзбурге, жестоком Бельфегоре и предательском заговоре, подорвавшем Каменотёсов изнутри… но не сейчас. Их диалог грубо прервали:
– Парни!
Из торгового центра «Майтул» к ним бежал Юра Кувалдин. В разорванной куртке, с уставшим лицом, покрытым ссадинами, грязный и помятый, но вполне себе целый и невредимый.
– Целы? – обеспокоенно спросил он, опустившись на колено рядом с ними.
Игорь успокаивающе закивал:
– Нормально… только шея болит, будто меня душили…
От некогда монументального строения секс-шопа осталась тусклая чёрно-белая коробка с раскуроченным фасадом. Осколки недобитого стекла ещё опасно торчали в широких окнах витрин. Дверной проём был выломан. Из магазина тянуло метаном с горьким привкусом.
– Чувствуете запах? – спросил Юра.
– Это Немец… С нечистью боролся, – раздался голос Алексея Туманного позади.
Лёша утомлённо вышел из магазина, ступив на брусчатку. Его пыльное лицо казалось печально-просветлённым.
Немец, пошатываясь, встал на ноги, Кувалдин помог подняться Игорю. Алексей подошёл ближе и остановился в паре шагов от них. Его вид был озадаченным и отрешённым.
– Ты убил его? – спросил Немец. Эта фраза прозвучала с непривычной для него серьёзностью. Произнесённая с некоторым опасением, она посеяла напряжение среди присутствующих.
– Да… – задумчиво произнёс Лёша и заглянул Немцу в глаза.
Это был взгляд мужчины: несколько затуманенный пеленой неведомых дум, отягощённый грузом ответственности, укреплённый суровой решительностью. Алексей устало опустил свой тяжёлый взор и, запустив руку в карман брюк, вынул оттуда армейский ножик Юры Кувалдина. Оружие, принёсшее победу, он бережно передал в руки хозяина.
– Убил? – переспросил Игорь в недоумении.
Из магазина второпях вырвался ДимПёс. Его волосы торчали дыбом, выпученные глаза взволнованно бегали. Остановившись возле товарищей, он немного успокоился и сбивчиво начал:
– Я… это… за помощью… связи нет! У вас телефоны работают?
Парни непроизвольно начали ощупывать карманы. Те немногие, у кого оказались работоспособные гаджеты, подтвердили слова ДимПса – действительно, связи не было. Казалось, их изолировали от мира, отключив от всемирной паутины вещания. На всех уровнях одновременно горел красный свет – операторы сотовой связи молчали.
Город не подавал признаков жизни.
Антон Пегасов развернулся и трусцой засеменил вдоль квартала, негромко повторяя призывы о помощи, как мантру. Он был чрезмерно беспокойный и неестественно активный, даже суетливый – в лучших традициях постстрессового психомоторного возбуждения.
Вслед за ним на улицу вышел Рома Хард. Не считая разорванной правой штанины, Роман выглядел вполне нормально. Он окликнул убегающего друга, но, не дождавшись ответной реакции, лишь разочарованно развёл руками.
– У нас там люди под завалами, – пояснил Алексей, – нужна помощь. Так просто их не вытащить.
Он уже собирался уйти обратно в магазин, когда Немец схватил его за руку:
– Арсений… Вы его нашли?
Ответить Лёше помешал звук приближающегося автомобиля. Из переулка с рычанием выпрыгнул чёрный «Ленд Крузер». Он весьма угрожающе направился в сторону секс-шопа, чуть не задавив бедного ДимПса, который в панике отпрыгнул в сторону. За ним ехал брат-близнец – аналогичная «Тойота». При всей своей величественности автомобили не выглядели утончённо: фара второго была разбита, на капоте и левом крыле первого виднелись вмятины, а в решётке радиатора – застрявшие человеческие останки.
Всё случилось быстро. Машины остановились рядом с магазином. Из них вышли люди – вооружённые громилы, облачённые в чёрное. Они играючи пригвоздили Лёшу и Игоря к земле; Юра сопротивлялся, за что получил прикладом в лицо, и в итоге неохотно повиновался. Хард нырнул обратно в магазин, оставив своё присутствие без внимания.
Агрессоров было четверо: лица серьёзные, жёсткое обращение с людьми – умелое, что наводило на мысль о наличии добротной армейской подготовки. Они были облачены в форменную одежду и высокие берцы. Грудь укреплял бронежилет.
Немец – единственный, кто остался нетронутым – стоял на ногах. Вёл он себя осторожно, предусмотрительно подняв руки и всем видом демонстрируя покорность.
Когда ситуация оказалась полностью подконтрольной, из автомобиля, вальяжно поправив пиджак, вышел человек в дорогом костюме и лакированных туфлях – Сергей Александрович. Он свысока окинул взглядом пленных и с особым презрением посмотрел на Немца. Сергей Александрович вынул из-под полы пистолет и, ткнув им Фрица в живот, сурово произнёс:
– Бзданёшь – я тебе очко прострелю.
Бизнесмен дулом указал на авто, приглашая Немца составить ему компанию; тот отказался, после чего был затолкан в салон грубой силой близстоящих охранников.
Прежде чем сесть в машину, Сергей Александрович небрежно бросил напоследок:
– Чёртовы гои, – и захлопнул дверь.
Охранники сели в машины, и внедорожники неторопливо тронулись. Конвой плавно двигался по улице в северном направлении, переезжая трупы, как лежачих полицейских, и увлекал Немца в неизвестность. На границе победы коварная судьба снова больно ударила по рукам и отобрала последний шанс на заслуженный отдых, насмешливо лишила свободы и права выбора, отняла силы, которых и так почти не осталось.
Прежде, чем Лёша, Игорь, а главное Юра, приняли меры, течение событий нарушили выстрелы. Две пули высекли искры из корпуса уезжающего японского авто, третья пролетела мимо.
Стрелок лежал на капоте «Оки», высунувшись из салона через выбитое лобовое стекло. Он был перепачкан кровавой грязью, а в руке держал пистолет Макарова. Кожа его чёрной дублёнки, пробитая осколками, лопнула; мех куртки, окрашенный кровью, выглядывал из трещин свалявшимися кусками.
В этом пострадавшем (иначе назвать его было нельзя) узнавался старший лейтенант Сабиров.
Когда Кувалдин, Сурнин и Туманный побежали к следователю, тот, с трудом выбравшись из «Оки», перекатился через капот и упал на асфальт. Не до конца отдавая себе отчёт в действиях, явно дезориентированный и одержимый после полученной контузии, он что-то упрямо и сбивчиво твердил о погоне и необходимости настигнуть Шишкаревича.
Тем временем кортеж бизнесмена покидал пределы досягаемости. Несчастный Немец остался в плену злого рока, заточённый в стальных лапах уральского наркобарона.
Выхватив пистолет из рук Сабирова, Юра спешно направился к своей «десятке».
Многострадальный автомобиль ожидал своего хозяина на краю проезжей части. Прошедшая битва затронула его своим мечом, оставив на кузове отверстия и вмятины разного размера – боевые шрамы, выгравированные осколками гранаты, пулями и когтями мертвецов. Колёса машины удивительным образом оказались целы.
– Сабиров? Ты-то здесь что делаешь? – Игорь, ощутив твёрдость в ногах, попытался помочь следователю подняться.
Прошло десять лет с момента их последней встречи. Сабиров отчётливо помнил тот момент, когда его – настоящего Игоря – предали суду, когда приговор перечеркнул жизнь Сурнина, и он, обречённый, отправился в холодную камеру, двери которой захлопнулись на три долгих года. Александра Сабирова в тот момент терзали странные и противоречивые чувства: он жалел товарища и одновременно горько и искренне его осуждал. Убийство безоружного человека в порыве злости и отчаяния ему казалось непростительным преступлением и проявлением человеческой слабости. Кровь требовала искупления, и он это понимал. Неоправданная жестокость всегда наказывается – это правило, которое Сабиров нёс по жизни.
Служба в органах ожесточает сердца, часто превращая людей в заложников своих эмоций, как это было с Игорем, и хладнокровных циников, как Шебр. Многие их сослуживцы с пониманием и даже одобрением отнеслись к непреднамеренному самосуду капитана Сурнина, но только не Сабиров. Обуянный некой наивной праведностью, взращённой на гуманистических учениях Димы Витвинова, он жаждал справедливого суда для всех. Его разум, одержимый манией порядка, диссонировал при виде всеобъемлющего бардака, и однажды это негодование против исковерканной системы стоило ему погон. В итоге он прогнулся под мир, оставшись шестерёнкой сложного правоохранительного механизма, но продолжил нести под сердцем тяжёлый груз смирения, а вместе с ним факт того, что его товарищ навсегда останется для него заклеймённым тяжёлой печатью уголовника.
Но почему-то все эти годы его преследовало чувство вины, которое подсказывало, что иногда человек может быть всего лишь жертвой обстоятельств.
Их ожидало примирение на этом пепелище, которое, быть может, посеяло бы в душах долгожданный покой, но внезапность, рухнувшая в прямом смысле с неба, нарушила этот план и отсрочила его реализацию на неопределённое время.
В тот момент, когда Юра был уже в паре шагов от своей машины, на её крышу обрушилось нечто ужасное, похожее на человека, но рогатое и с огромными перепончатыми крыльями. Под весом существа крыша автомобиля прогнулась, а стойки кузова смялись, окончательно превратив «десятку» в непригодную для эксплуатации груду металлолома. Монстр лежал неподвижно, его обмякшие крылья безжизненно свисали вниз.
Двумя секундами позже на богомерзкое тело Скифа откуда-то сверху спрыгнул рослый мужчина, напоминающий Джейсона Стейтема – Санчес ван Хален. Он выпрямился, стоя на поверженном теле врага, а затем сошёл на асфальт с флегматичным видом человека, выполнившего свою работу. Выглядел он ладно и строго, словно схватка с демоном прошла для него незаметно; взгляд был живой, без тени сомнения и усталости.
Едва ноги мракоборца коснулись земли, на дороге появился чёрный «БМВ». Машина с приятным уху рёвом мотора двигалась по улице, плавно огибая трупы, лежащие на дороге. Его матовый от пыли и копоти кузов неохотно бликовал на солнце.
Поравнявшись с Юрой, немецкий автомобиль остановился.
За рулём, надвинув на нос солнцезащитные очки, сидел Агасфер. Бывший киллер был опрятен и чист, его сюртук, как обычно, превосходно сидел на нём, волосы были причёсаны. Хладнокровный грек был абсолютно спокоен.
– Мы ещё можем их догнать, садись, – обратился он к Юре через окно, отворившееся силой стеклоподъёмников.
Понимая важность столь ценного ресурса – времени, Юра заткнул пистолет за пояс и поспешил сесть на переднее сидение.
– Подождите! – измученно прозвучал голос Сабирова.
Следователь болезненно проковылял до водительской двери и постучался в стекло.
– Вы никуда не поедете… – сказал он, – без меня…
– Ты совсем спятил на старости лет? – бросился к нему Игорь. – Ты на себя посмотри: того и гляди развалишься!
– Вы не знаете, что это за люди! – старлей оттолкнул Сурнина и втиснулся на заднее сидение. Оказавшись внутри, он продолжил ворчание: – Для них не существует никаких законов и правил! Они вне системы!
– Знаешь что? Я не собираюсь тут сидеть в неведении, – Игорь залез в машину. – Я не понимаю, что здесь происходит, так что буду разбираться на ходу.
Агасфер повернул ручку переключения скоростей – машина была готова к погоне. Медлить дальше было нельзя.
– Стойте! – Лёша открыл заднюю дверь и потеснил Игоря, усевшись с краю. – Немца я не оставлю; в конце концов, вам понадобится помощь.
Для многих Немец был тем ещё подонком: эгоистичный негодяй, думающий только о личной выгоде; но он был частью этой странной компании, человеком, пережившим бурю, боевым товарищем, а для кого-то – даже другом. Ударный отряд для спасательной операции был укомплектован.
– Куда вы?! – взволнованный Хард бежал к машине. – У нас раненые люди под обломками, Леухову ногу придавило, а ещё там маньяки!
– Рома, сейчас на кону не раны и переломы, а жизнь человека, – успокоил его Алексей. – Ты же медик. ДимПёс приведёт помощь. Вы справитесь.
– Я помогу, – выступил вперёд ван Хален.
Как только дверь захлопнулась, машина сорвалась с места. Роман, охваченный тревогой, остался вдвоём с мракоборцем.
Эта война для них закончилась. Остались лишь последствия. Город восстановят. Людей спасут. Орден Каменотёсов снова возьмёт на себя тяжёлые обязательства обрекать людей на суд. Но отпечаток на невесомой субстанции души, след, который чернильным пятном въелся в тело психеи, останется навечно.
***
«Сузуки Интрудер» был в отличном состоянии, несмотря на свой возраст. Он мчался по дороге на север. Водитель спешил. Его глаза защищали мотоциклетные очки – старые, советские, на резинке; шлема на голове не было, отчего длинные волосы развевались на ветру. Сильные руки растеряли привычку управления мотоциклом, но инстинкты вождения, приобретённые в далёкой молодости, ещё сохранились. Человек преследовал конкретную цель.
Агрессивное утро сменилось тихим днём. Небо посветлело, но тут же затянулось дымчатыми облаками.
Пошёл дождь.