Весь год был какой-то несуразный. Ни толковой работы, ни отдыха, так, совершив однажды оплошность, разгребаешь ее последствия еще очень долго. Вот и я, не найдя после вуза работу по специальности, начала безумное хождение по магазинам. Текстиль-салон, Зоомир, Японка — трех этих мест хватило с лихвой, чтобы понять, насколько торгашество не мое дело.
Как заведенный: дом—работа—дом, работа в режиме 6/1, без сменщика, без отпуска не оставляла ни времени, ни желания просто на жизнь.
Твое здоровье утекало, как вода сквозь пальцы. Каждый день давался тебе с еще большим трудом, чем предыдущий. Ты ходила на ненавистную работу, которая, кстати, и отняла последнее здоровье (чего стоит ревизия, после которой хабалистая бухгалтер угрожала тебе судом), еле передвигая больные ноги. Ты прекрасно знала, что не только не сможешь на пенсии работать, но просто жить будет уже подвигом.
В такой беспросветной серости мы обе отчаянно сопротивлялись твоему юбилейному дню рождения. Всем было сказано: праздника не будет. Но, то ли сказано было недостаточно громко, то ли люди не смогли поверить услышанному, но они все решили за нас. В первую очередь, за тебя.
В ту неделю на моей "собачьей" работе были перебои с поставками товара. Наведя в магазинчике полный порядок и приучив покупателей к тому, что без покупки от меня никто не уходит, в те дни я маялась от безделья. Весь магазин советского образца работал также по старорежимному графику, с часовым перерывом на обед. Я редко уходила по своим делам, чаще оставалась, перекусывала и читала книжку. Прошло два десятка лет, а я все не перестаю себя казнить за порыв сбегать в обеденный перерыв домой.
А тогда, пробежавшись по залитому солнцем путепроводу, я зашла во двор своего дома и оторопела. На крыльце стояли чьи-то сумки, из которых выглядывали банки солений и варений. Обойдя странную поклажу, я открыла дверь и тут же услышала за спиной:
— А вот и Катя!
Ко мне вприпрыжку бежали две моих тетки. По коже заструился холодный противный пот…
— А мы взяли и собрались к Томке на юбилей! Что это вы выдумали, не отмечать?! Сейчас еще народ соберется, посидим, отметим!
— Мама на работе. Я только на обед и сейчас тоже уйду…
— А мы и без вас справимся! Что, мы не знаем, где что лежит? Сейчас все организуем!
На подкашивающихся ногах я вернулась в магазин. Если бы я могла предположить, как будут развиваться события дальше, я, наверное, приduшила бы всех своих теток разом. Но, по неопытности решив, что все будет хорошо, я не только сама успокоилась, я еще и не предупредила тебя о готовящемся сабантуе.
К пяти часам вечера в нашем с тобой домике дым стоял коромыслом. Вся родня собралась и, нисколько не смущаясь нашему с тобой отсутствию, весело и пьяно гудела. Так что, когда твои последние коллеги, закончив праздничное застолье в энергоучастке, привезли тебя домой, их взору предстала картина под названием «Нас не ждали, а мы приперлись».
Но и это можно было пережить. В энергоучастке люд рабочий, простой, привычный ко всему, да и выпить тоже не dурак. Мы с тобой обе не смогли пережить то, что в этот же момент двери нашего супергостеприимного дома открылись, запуская твоих прежних коллег, которые тоже помнили о твоем дне рождения. Вот перед ними и стало стыдно так, что стыдно до сих пор.
Последней домой пришла я. Круг замкнулся. Впустив в наш день незваных гостей, бледная, как смерть, стояла и смотрела на это сборище. Видеть мне их всех было просто невыносимо. Особенно приехавшего прямо с дачи одного родственника, одетого в рабочие портки, возле которого сидела с поистине царской невозмутимостью Нина Александровна.
Ты уже никогда не узнаешь, как Нина Александровна будет в течение нескольких лет поддерживать меня, и как этот голодранец попытается оставить меня без единственного жилья, за этим самым столом он будет пьяно заявлять: «Эта квартира все равно станет нашей!»
А тогда, кое-как спровадив всех гостей по очереди, даже не поговорив по душам с теми, кого давно не видели, мы остались одни в загаженной и прокуренной квартире. Мы молчали, мы даже не могли ничего говорить. Слов просто не было. Было физическое ощущение того, что гадкая опухоль, к тому времени завладевшая твоим телом, вырвалась на волю и стала царствовать в нашем жилище именно с того дня.
Девятого октября начался последний год твоей жизни. В тот же день Нина Александровна приехала вновь, уже со своей невесткой-доктором. Совершенно бескорыстно пытались спасти тебя. А родственники еще долго, целый год вспоминали, как хорошо они посидели на твоем дне рождения…