Юрий Окунев – современный писатель и автор самого большого YouTube-канала о писательском мастерстве. Он пишет и помогает начинающим авторам, создаёт фантастические миры и вдохновляет людей на создание своих.
Специально для “белого на белом” Юрий Окунев дал большое интервью о своём пути писателя, который ненароком перекликается с путём Тысячеликого героя.
– Вы говорили, что любите писать в приключенческом жанре. Даже ваш нон-фикшн построен на пути героя. Почему такой выбор?
– В какой-то момент, когда делал свой курс для писателей, нужно было понять, о чём вообще писать, как писать и как другие люди поймут, о чём они хотят писать. При этом, стоит сказать, что я совсем не гуру, пусть меня иногда так обзывают. Я привык показывать всё через себя и свой опыт), а потом уже делюсь своим опытом и опытом других.
Анализируя свой опыт и свою жизнь, я понял, что мне всегда тупо не хватало каких-то приключений. У меня была достаточно спокойная и размеренная жизнь, наверное, многие бы о такой мечтали. Но мы, люди, всегда недовольные существа. И я понял, что компенсировал этот недостаток приключениями выдуманными, фантастическими, но при этом безопасными, когда читал книги или играл в компьютерные игры.
Так получилось, что начитавшись всего этого (а читаю я быстро и много), писать по-другому уже не мог. Я живу этим, и когда начинаю что-то создавать, то, хочешь не хочешь, меня в приключенческий жанр всегда притягивает.
Я могу писать фэнтези, могу – фантастику, могу – современный криминальный роман, но всё равно там будет очень большая зона, посвящённая приключению. Даже сейчас я закончил детскую книгу «Королевство Локдаун», и несмотря на то, что ситуация обыденная: семья заперта в квартире и пытается не сойти с ума, ты придумываешь приключения на ровном месте, иначе до развода или психушки недалеко. Если ты превращаешь эту обстановку в некое приключение, в некую фантазию, то выживать становится гораздо проще и веселее.
– Почему вы решили написать детскую книгу?
– Я отец. У меня есть дети. И я читаю им сказки почти каждый день, кроме редких случаев, когда мы совсем поздно укладываемся. Мы читаем всё: от классического Мойдодыра до Матюшкиной с её Котом Да Винчи. Я пришёл к не очень приятному выводу: многие книжки мне тупо не нравятся. Особенно, классика.
С одной стороны, она прикольная, там классные рисунки. А с другой, тот же Мойдодыр: читаешь и понимаешь, почему у нас такое абьюзивное поколение и абьюзивные родители. Когда в детской сказке идёт прямое оскорбление, когда врываешься к ребёнку в комнату и начинаешь на него орать: «Ах ты гадкий! Ах ты грязный, неумытый поросёнок!» А потом: «Вот теперь тебя люблю я, вот теперь тебя хвалю я». То есть любить можно только за что-то? При этом я наизусть знаю Мойдодыра, могу по памяти его сейчас рассказать.
Я понял, что хочу детей порадовать. Я ж писатель, надо попробовать себя в детском жанре. Сначала я написал детскую сказку про Птерозавра Птири. Там более лайтовая история про вымышленный мир разговаривающих динозавриков. А потом я понял, что хочу попробовать себя в более глубинной задаче: чтобы текст был не просто развлечением (хотя для меня это очень важно), а чтобы подспудно, на уровне паттернов, логики повествования, поведения взрослых, маленький человек, слушая сказку, впитывал это в подкорку. Пусть эта сказка вложит в будущее поколение основательный кирпичик.
– Например, какие ценности вы вкладываете?
– Отношения между родителями и детьми. Есть границы, есть возможность не наорать на ребёнка, а попытаться ему объяснить, хотя это бывает непросто (говорю это как родитель). Я сам хочу учиться и становиться таким, как мои персонажи.
Второе: важно научить ребёнка брать ответственность за свои действия, за последствия своих действий. Например, у персонажа в моей книжке есть занятия. Но перед занятиями он всегда старался посмотреть кусочек мультика или видео на YouTube. А тут, вместо того, чтобы посмотреть кусочек, он посмотрел большой 20-минутный ролик. Естественно, ползанятия уже прошло в это время.
Он сначала пытается скрыть это, как-то обыграть, достучаться до преподавателя. Но когда родители понимают, что ребёнок не освоил занятие, они хотят наехать на преподавателя, которому они платят деньги, а он ничего не даёт. Вот тут-то ребёнок понимает, что преподаватель ни в чём не виноват, и он признаётся и принимает ответственность, которую ему назначают: раз ты променял занятия на мультики, то неделю ты их не смотришь, а мы ВМЕСТЕ занимаемся. Важно, что они вместе сядут, и родители ему объяснят, почему математика прикольна, почему её классно изучать, а не “ты наказан”.
Где-то в книге эти моменты более скрыты, спрятаны за игрой. Я стараюсь их включать, чтобы они стали основой поведения родителей и детей. А не в том духе, что вот вам нравственный урок, а потом мы идём бухать, курить и материться. Это стиль жизни людей, и он постепенно впитывается в их поведение.
– Вы читали “Тысячеликого героя” Кэмпбелла?
– Да, вот он у меня на полке стоит. Обожаю эту книгу!
– Можно ли сказать, что его концепция легла в основу ваших произведений?
– Я не могу сказать, что она легла. Я всегда читал приключения, а приключения так или иначе строятся вокруг пути героя в 90% случаев. По крайней мере, классическая литература где-то рядом с ним ползает. Я начал писать ещё до того, как прочитал эту книгу. Это то же самое, что и миф, что Джордж Лукас написал “Звёздные войны” на лекциях Кэмпбелла, которые он посещал. Только фишка в том, что лекции Кэмпбелла он посещал то ли уже в процессе написания сюжета, то ли уже после того, как он написал сценарий.
Это просто то, что вшито в нашу психологию, и то, что мы автоматически внедряем в свои тексты. Но когда я это реально прочитал, когда реально вдохновился и ещё потом заполировал «Путешествием писателя» Кристофера Воглера, где он это перекладывает в сценарное и писательское мастерство, показывает, как это внедрять на самом деле (всё-таки “Тысячеликий герой” – это научная монография, для новичка она скучная, потому что непонятно, как связываются отсылки к африканской культуре и христианские мотивы), я, не стесняясь, начал использовать его для заготовок.
Так я писал синопсисы для пары своих произведений. Естественно, синопсис потом превращался в кардинально другое, но этот каркас прослеживался. Я использовал основные шаги, у Кэмпбелла их 12-16, но краеугольных, которые вшиты в психику, их, грубо говоря, 7. И на этих 7-ми шагах можно построить работающую короткую историю. Если 12-16 шагов – это большая и длинная история, а на 7-ми шагах можно построить рассказ. Я их использовал в качестве обучения в некоторых своих проектах.
Например, приходят новички, которые слова умеют складывать в предложения, а вот истории у них не идут. Идя по семишаговой структуре пути героя, они писали свои первые истории. Эта схема рабочая, она очень классная, но не надо к ней привязываться как к единственно верному шаблону.
– Как вы сами структурируете и систематизируете истории, чтобы не запутаться в сюжетных линиях, в большом количестве героев?
– Так сложилось, что практически все мои истории, которые сейчас написаны, относительно небольшие по количеству персонажей. У меня нет такого, как у Мартина или даже у Пехова, когда 10 основных персонажей и ещё 20 идут на заднем ряду, но которые влияют на сюжет серьёзно. У меня обычно система персонажей чуть попроще. Я пробую сейчас расшириться в этом поле.
Насчёт всего остального: у меня есть несправедливое преимущество – мне природа дала хорошую память. Всё, что мне интересно, я запоминаю, а то, что случайно завалилось в мою голову, я могу вспомнить спустя долгое время. У меня есть дурная привычка писать какие-то факты в историях или статьях по памяти и не проверять их, но потом это иногда приводит к казусам, что я всё-таки ошибся. Но зачастую я обхожусь всё-таки своей головой.
Разумеется, когда я пишу роман и начинаю забывать подробности, то я использую поиск по документу, нахожу событие, которое находится рядом, и начинаю перечитывать этот блок. На этапе редактуры все эти вещи начинают всплывать: я замечаю, что герой то кареглазый, то синеглазый, то высокий, то толстый. И с событиями бывает: я в начале ружьё повесил, а к концу книги это ружьё как висело, так и пылится. Хотя оно было важно на этапе задумки! Тогда или редактура, или убрать ружьё, или дописать кусок главы, где бы это ружьё сработало.
Когда есть какой-то базовый план, то вот эти заготовленные вещи потом хорошо встраиваются в ту логику, которая была создана заранее. Поэтому у меня нет прямо системы структурирования, я какой-то потоковый персонаж (то, что называют садовником), хотя с возрастом я стал делать какой-то базисный план, синопсис, какие-то краеугольные моменты ставить, чтобы понимать, куда я иду. А как я приду – всегда для меня интрига не меньше, чем для большинства читателей.
– Как вы думаете, для читателей небольшая оплошность в детали важна? У Толстого же, например, в “Войне и мире” беременность длилась больше 9 месяцев, он тоже где-то накосячил.
– Наверное, нечасто бывает, чтобы народ прямо придирался. Таких внимательных, дотошных и занудных (в хорошем или плохом смысле) не так уж много. Почему-то вспоминается шутка про «Санта-Барбару»: “Моя мама забеременела с героиней этого сериала. Та родила, когда мне было пять с половиной”. Поэтому двенадцать месяцев вместо девяти – это не так уж и страшно. Я бы назвал это определённой профессиональной этикой, что ты как автор стараешься следить за этими деталями. Да, мы все люди и можем ошибиться. Как показывает практика, если ты хорошо написал, то тебя простят, придут и подскажут, а в следующей редакции исправятся ошибки. А если ты пишешь плохо, то всем будет пофиг, что ты там накосячил. Они, скорее всего, не дойдут и не дочитают или выльют грязи, и это будет лишь один из пунктов недовольства тобой и твоим текстом.
– Как вы относитесь к критике?
– Да нормально… У меня есть разделение на критику и критиканство. Если критиканство, то это неприятно, потому что это эмоции, высказывания личной боли, личных проблем и реакций, которые никак не связаны с моим текстом. В некоторых случаях, это ещё и нечестная конкурентная борьба. Я буквально перед нашей встречей заходил на страничку одной моей книги на Литрес и вспомнил, что когда я её выложил, то сразу набежали боты, которые её заминусовали, написали отвратительные комментарии, при этом стандартные и штампованные.
Это неприятно, особенно на стартовом промежутке. Если раньше из-за такой критики я мог на два-три дня выпасть из реальности, психовать, переживать, то сейчас, если повезёт автору такому комментария, я минут 15-20 попереживаю, позлюсь, а потом либо издевательски отвечу, либо пойду дальше, потому что у меня есть и другие дела. Что касается именно критики: она встречается относительно нечасто, к сожалению. Это отмечают многие. Но тем радостнее, когда она есть. Когда люди подмечают конкретные вещи, либо обосновывают свою точку зрения, то это очень полезно. Ты можешь из этого вычленить материал для улучшения текста.
Плюс, хочешь не хочешь, если мы говорим про сетевое продвижение, то любая критика – это продвижение, потому что всем системам пофиг, какую оценку дают книжке, проекту или видео, главное – количество активности. С одной стороны, мне иногда неприятна критика. Я всё ещё человек. Хоть иногда я и носорог, но у меня есть мягкое подбрюшье, куда меня иногда пробивает. Есть нюансы, истории, которые я понимаю, что мог бы вытянуть, но я ленивая жопка, поэтому не вытянул. И тут кто-то в это место ткнёт, и ты думаешь: «Да, ты прав! Всё плохо! Можно забиться в уголочек под плинтус!» А потом: «Ладно, фиг с ним, я-то книгу дописал, пойду писать следующую».
– Книга на Литрес, на которую набежали боты, – это «Трудовые будни великого героя»?
– Нет, это “Город Кондора”. Я тогда решил попробовать её подать на “Электронную букву”. Я так понимаю, что всем доставалось, на всех налетали и всех гнобили, предполагая, что они так могут повлиять на суть или отбор. Не знаю, по какой причине: собственной неуверенности или наличия лишних ресурсов. Это всё равно нужно было оплатить или наладить ботоферму.
А “Трудовые будни великого героя” начали набирать свою дозу хейта сильно раньше, потому что она раньше появилась. Я её определённым образом продвигал. И из-за моего статуса типа “гуру” (я никогда себя так не позиционировал) народ подтягивал мою личность к тексту и пытался меня обижать. Но сейчас у неё всё равно рабочий рейтинг, народ её иногда читает, ставит звёздочки, пишет комментарии, и они даже вполне себе неплохие, поэтому я не против.
– Можно ли сказать, что ваши собственные ошибки потом становятся основой видео на YouTube?
– В том числе. Я начинал делать видео, опираясь на чужой опыт, хотя к тому времени я уже написал свою первую книгу, причём за 30 дней. Канал начинался с того, что я компилировал чужой материал со своей обработкой и своей точкой зрения. И мне об этом писали в комментариях.
У меня есть видео про советы Стивена Кинга, а в нём моё мнение, согласен я или нет с ним. И в комментариях: “Ты кто такой, чтобы себя ставить наравне? Соглашаться с ним или не соглашаться?” Вообще, это нормально – принимать позицию или нет, даже топовых специалистов.
Чем дальше шла история, чем больше становилось опыта, тем больше становилось комментариев лично от меня, от моего лица. Когда разносили мои рассказы на конкурсе, то я обозревал критику, показывая, на что можно реагировать, на что обращают люди внимание, а что не замечают. Человек может придраться к одному, а оказывается, что ответ на его вопрос есть дальше, просто он его пропустил. Есть видео, как я делаю какие-то технические моменты: видео о том, как выложить книгу на Ridero, как получить ISBN, как получить коммерческий статус – реально мой опыт. Я беру материалы из книг, из чужих видео, чужого опыта и полирую своим.
– Вы использовали опыт Норы Галь для созданию видео по стилистике?
– Скорее всего. Книжка Норы Галь была для меня очень важной и серьёзной, она произвела на меня очень большое впечатление. Было обидно, что она уделяла большее внимание переводам, потому что это её специфика. Но эта та книга, которую не поймёшь, пока не наделаешь ошибок, которую тяжело читать до того, как ты начал писать. Она достаточно скучная, тяжёлая и местами очень неконкретная. Например, понятие «канцеляризм» дано там не конкретный определением, а пространным рассуждением. У меня был клуб, на котором мы обсуждали эту книгу, и там задали вопрос: “А что же такое канцелярит-то в итоге?” И мы вместе, прочитав книгу впятером или всемером, пытались составить из этого понятное определение. Всё равно это было непросто!
– К чему вы пришли? Что такое канцеляризм?
– Канцелярит – это слова и фразы, которые можно скорее отнести к терминологии, чем к человеческому тексту, которые имеют под собой обощённое понятие, но не даёт какого-то конкретного смысла. Это устоявшиеся, закостеневшиеся формулировки, которые уже не дают нам сегодня конкретного образа.
У Лукьяненко есть такой цикл “Недотёпа”, и там ты используешь слова, чтобы создать магию. Но многие слова, например “огненный шар”, настолько часто говорили, что они перестали создавать картинку и вызывать магию. В фэнтези это пример канцелярита. Теперь мы задаём вопрос: “Какой он, этот огненный шар?”
Тоже самое появляется в нашей обычной речи. Зачастую это ещё слова из бюрократии и устоявшиеся фразы из СМИ. Всё равно я не могу какое-то суперсжатое понятие дать.
У литературы такой подлый момент – в чём-то она очень конкретна: есть “жи-ши”, есть правила построение предложений, есть структура путешествия героя, но когда мы доходим до реализации такой технологии, она проявляется у каждого человека по-своему, как у мастера-ремесленника. Каждый набивает опыт собственными руками, а такого, чтобы я рассказал и всё сразу стало понятно, нет.
У каждого есть внутренний слух, чувство ритма, ощущение слова – магия, мастерство за уровнем осознанием, когда ты не очень понимаешь моменты, а просто их делаешь. Когда говорят про коммерческую литературу: “Всё по шаблону, всё линейно”, то хочется сказать: “А вот возьми и напиши по этому шаблону!” Кто-то напишет отвратительно, а кто-то увлекательно по одному и тому же шаблону, с теми же вводными и задачами.
– Вообще коммерческая литература – это творчество? Это считается искусством или нет?
– Считается ли искусством Поллок? Это чисто коммерческое искусство, которое было даже издевательством. Какие-то произведения он делал на отвали, а теперь они стоят миллионы, и даже при его жизни стоили очень большие деньги. Или промышленный дизайн можно считать искусством? Стив Джобс считал, что да, поэтому нанимал самых крутых промышленных дизайнеров, чтобы сделать охрененный корпус для своего компьютера, для своего мака, чтобы сделать телефон, гонял инженеров, чтобы сделать 16-17 прототипов в полистероле, чтобы сделать корпус. Просто, чтобы это красиво лежало в руке. При этом, это абсолютно коммерческий проект.
Я не могу сказать, что коммерческая литература – это искусство в классическом понимании, которое хотят на него повесить. Но это искусство в том смысле, что оно создаётся и хочешь не хочешь затрагивает души людей, автора и читателя. Поэтому да, это искусство! Может, это поп-культура, но всё равно это культура! Можно сказать, что это ширпотреб, но носки и хлеб – это тоже ширпотреб. Можно уйти в тортики с позолоченными слонами, которые тронешь и уже плачешь, а есть медовичок, который можно отрезать и съесть вечером под чаёк, просматривая сериал. Ты не получаешь какого-то изыска, тебе нужно сладкое, чтобы поднять уровень эндорфинов в своём организме. В большинстве случаев коммерческая литература не нацелена на глобальное изменения Вселенной, хотя из большой массы может появиться жемчужина, которая изменит очень много.
Такие авторы говорят, что это просто заработок, а для читателей это порция эскапизма. 90% художественной литературы – это эскапизм: уйти от реальности и погрузиться в другой мир, уйти от проблем, отвлечься, получить положительные или негативные эмоции, чтобы понять, что у меня ещё всё не так плохо. Они удовлетворяют спрос людей на эскапизм. И просто они могут это делать в больших дозах. Я читаю очень мало коммерческой литературы, но из того, что мне попадалось, технически было придраться не к чему.
Я советую всем людям всегда делать следующий шаг, чтобы ваша литература чуть-чуть улучшала людей. Честно говоря, почему высокая литература так называется? Потому что до неё добраться могут далеко не все. Если “Улисса” откроет школьник, то его мозг просто взорвётся. Ну, нахрена это ему, извините за мой французский? Для него это ересь, неадекватность. Это произведение, где ничего не происходит, он куда-то идёт и какие-то фантазии в сторону происходят. Но когда мы насыщаемся коммерческой литературой, фэнтези, фантастикой, переходим к историческим романам, и в какой-то момент нам становится интересно заглянуть туда, и мы такие: “Вау! Вот теперь я начал понимать отсылочки, метафоры и прочее, что закопано автором”.
Вопрос: “А мы хотим, чтобы все были гениями на нашей планете?” Это просто об устройстве нашей психики и нашего социума. Простите, если кого-то расстроил.
– Почему очень популярно фэнтези? Почему многие начинающие писатели идут в этот жанр? Чтобы сбежать от реальности?
– Я думаю, что да. Это сказка, продолжение её традиций. А сказка с нами тысячелетия, потому что через сказки мы всегда передавали какие-то истории. Эпосы, если брать “Гильгамеша” или “Иллиаду”, – это, по сути своей, сказки, фэнтези, в которых волшебные существа, боги и всё такое. Это мифы, которые постепенно стали сказками, а миф-сказка стал отдельным жанром в виде фэнтези. К тому же, сейчас в фэнтези начинают смешивать разные элементы из других подпунктов, и оно позволяет сломать некоторые рамки обычной нашей реальности, облегчить какие-то моменты: ты можешь быстро залечить раны, восстановиться, продлить жизнь, сделать то, что в жизни может быть недостижимо, с помощью магии. Поэтому это эскапизм, это мир где интереснее, веселее и приключенчески более продвинуто.
Нужно понимать, что всё идёт волнами. Был период, когда все полки забивала научная фантастика. Сейчас же фантастика больше похоже на космооперу или то же фэнтези. А фэнтези может быть ширпотребным продуктом для тех, кто хочет сбежать или любит сложные запутанные миры.
– Правильно ли я понял, что основная ваша цель – это мотивация начинающий писателей?
– Моя основная цель за прошедшие годы несколько раз менялась. Первая моя мотивация, с которой я вообще начинал канал, – попытки продать мою книжку “Сомелье по вызову”. В первых моих видео я всегда её рекламировал, а потом начал забивать, хотя надо было продолжать. Это была моя ошибка: надо продвигать свои книги, иначе потом меня перестали воспринимать всерьёз, как автора.
Последний год-два я пытаюсь вернуться себя в поле зрения как писателя, а не только как блогера, который помогает другим. Писатель – птица гордая, пока не пнёшь – не полетит. Я это знаю и по себе, по своим ученикам и зрителям. Народ приходит зачастую реально на мой канал, чтобы подзарядиться, почувствовать, что они готовы идти дальше, и написать новый кусок текста. Это происходит вне зависимости от того, что я делаю и какие цели ставлю. Я надеюсь, что я не утрачу этот дар вдохновлять людей.
А так цели меняются: где-то я пытаюсь продвигать свои книги, где-то провожу какие-то эксперименты, пытаюсь заработать. Последствия этого “заработка” аукаются мне до сих пор: я выжег свою аудиторию и свой канал, сейчас я гораздо мягче действую в этом поле, хотя в том числе продаю и зарабатываю со своих достижений и своего авторитета: курсы, консультации, разборы, помогаю родиться книжкам, как книжный акушер.
Сейчас я стал активнее, чем за последние несколько лет, заниматься текстами. Я дописал детскую книгу, сейчас пишу новый проект, помогаю ещё двум. Какая-то движуха в писательской теме у меня пошла, и, возможно, эти процессы меня подзарядят, и мне будет, о чём говорить дальше.
Просто есть нюанс, с которым ты сталкиваешься в образовательной нише: когда ты перебрал все основные темы, которые действительно волнуют людей, то дальше ты либо уходишь в самоповтор, либо идёшь в узкие темы, которые нужны небольшому количеству людей. Я был удивлён, когда снял видео про сотрудничество с издателями, с ответами на самые частые и болезненные вопросы, а его смотрели очень мало, потому что для большинства людей это просто неактуально: “Я ещё книжку не дописал, зачем мне смотреть про издательство”.
Если ты хочешь расти, то ты должен расширять нишу. Например, мне идти в сценаристику, а я в этой теме почти нулевой.
– Почему в самом начале вашего пути вам было трудно признать свой статус писателя?
– Мне не было трудно: это было страшно, это было некомфортно, но я одним днём принял решение: “Всё, с сегодняшнего дня я называю себя писателем”. Потом эта смелость говорить, что пишу книги, внедрялась в жизнь очень долго. Это классическая история: в 2015 году я на спор решил написать книгу. И понял, что как-то нехорошо идёт! И поспорил с братом, что если я не напишу книгу, то отдаю ему крупную сумму денег. В итоге я либо получал новую книгу и оставлял себе деньги, либо оставался ни с чем. Я думал: “Это же мотивация! Я люблю деньги, я их не отдам! А у меня хорошо получается, я буду писать!” Естественно, за три месяца я ни черта не закончил, а написал только три-четыре авторских листа до сюжетного поворота, после которого я больше не знал, что делать дальше.
Я проиграл, потратил деньги на покупку видеокарты брату на день рождения, которую он очень хотел. И я пошёл жаловаться своему другу. Мы встретились с ним, сели в кофейню, я взял большой стакан латте макиато. Мы начали разговаривать, я стал рассказывать, как я писал, как психовал, и в какой-то момент я поймал себя на мысли, что мне кайфово оттого, что я ему это рассказываю.
И я сделал стратегическую ошибку – взял ещё стакан латте, и выпил почти литр кофе. Впервые я почувствовал, что я хочу спать, но уснуть не могу. Из-за того, что тело хотело спать, но мозг работал и ворочался, я подумал, что мне же было интересно, по кайфу. Через несколько дней я сделал сайт и сказал, что я писатель.
После этого я написал две книги: одна нон-фикшн, другая художка. Первую художественную книгу написал за 30 дней в режиме онлайн. И у меня была фишка: я выкладывал каждый день главу и просил читателей дать мне ассоциации, мысли и образы. На основе одного из этих комментариев я писал следующую главу. Первую половину книги я писал по непредсказуемым фразам и лишь потом, когда я понял, что объём логики и сюжета набрался, начал сводить всё это в единую структуру, а новые комментарии использовал как вставленные внутрь сюжета образы.
А ещё, когда я сказал, что я писатель, оказалось, что среди моих друзей тоже есть писатели! И они предложили пообщаться на эту тему. Где вы были предыдущие, блин, столько лет? Иногда, чтобы узнать, что тебя поддерживают и рядом есть коллеги, надо рискнуть и заявить об этом. Безусловно, есть риск, что тебя обгадят, но пока ты этот шаг не сделаешь и не объявишь в мир – ничего не изменится.
– В какой момент вообще можно выйти на улицу и объявить в мир: “Смотрите! Я писатель”?
– Это внутреннее решение. Ты можешь сказать об этом в любой момент. И дальше вопрос: ты будешь писателем, который заканчивает и публикует свои произведения или писателем, который болтает своим языком и всё? Есть и такие, и такие. Тут уже следующий вопрос: что вы хотите получить от этой улицы? Комментариев, лайков, покупок? Тогда вам действительно нужно показать своё лицо. Если вы готовы выйти в мир и получить и оплеухи, и поддержку, тогда заявляйте это в любой момент. Но тут вопрос, насколько вы выдержите ответственность перед самим собой и не забросите.
Хотя, как показывает практика, многие писатели, написавшие хорошие книги, себя таковыми не считают. Они считают писателями условного Достоевского или Драйзера, которые писали гениальные вещи, а сами про себя говорили: “Надо бы переписать свои книжки, я пишу фуфло”
Я отмечаю ещё один фактор: писателем ты становишься тогда, когда твои истории начинают влиять на людей, неважно один это человек или миллион. Но если твоя история повлияла хотя бы на одного человека – добро пожаловать, ты писатель.
– В писательстве работает схема Моцарта и Сальери?
– С Моцартом и Сальери всё не так однозначно, как принято считать в мифах. Если при равных условиях, равные вложенных усилиях и равной удаче будет человек с талантом и без таланта, то выигрывать будет талантливый. Может, даже не техникой, не решениями, а душевностью и энергетикой. Талант заключается в том, как ты можешь свою жизненную силу передавать другим людям.
Гениальный архитектор сделает здание, которые будет почти летать, но он будет использовать материалистический подход. Но человек без таланта будет понимать, как построить коробку, как его научили. Он может сделать некий шаг, но это будет всё равно тяжеловесное строение. Это не значит, что оно будет плохое. Но при прочих равных человек с талантом будет всегда на шаг впереди. Он будет привлекать внимание тем, что он горит.
Если человек долго занимается творческой профессией, значит хоть огонёк свечи у него есть, и он его может раздуть. У нас нет ни одного идеального примера в жизни, чтобы мы могли в одинаковых условиях сравнить таких людей. К тому же, человека, который занимается 10-15 лет каким-то направлением, потом называют талантливым. Например, есть такой гольфист Тайгер Вудс, который мастер лунок и показывал невероятные вещи. Как только он начал ходить, папа ему к руке привязал клюшку. Конечно, если ты с трёх лет каждый день ходишь с клюшкой и папа тебя дрюкает, чтобы ты работал, то опыта ты наберёшься.
Поэтому когда ко мне приходят подростки 15-16 лет и спрашивают: “Может ли подросток написать хорошую книгу?” Я говорю: “Да, может. Но когда ты встанешь взрослым человеком, то обгонишь 90% конкурентов, которые захотят в 25 лет писать” И ты будешь уже мастером. А в 16 лет у тебя много пространства, чтобы заниматься тем, что ты хочешь.
– Чем путь писателя схож с путём героя?
– Это всё то же самое. Путь героя ты проходишь один раз, а потом ты должен придумывать новое приключение, чтобы это не было лёгкой прогулкой. Писатель, каждый раз, когда создаёт новое произведение, проходит этот путь героя заново. У него приходит зов, он может отказаться или согласиться, переходит порог, чтобы погрузиться в этот мир и этих персонажей, он проходит всю эту какофонию звукой, образов и мыслей, которые есть в его мире, а потом всё это нужно в виде книги протащить в реальный мир и каким-то образом донести до своего читателя. Он может его оставить у себя в столе, и этот путь героя будет не самый эффективный. Писательство – это законченный путь героя, когда мы эликсир, полученное знание, приносим миру.