Когда принц Гарри отказался от королевских обязанностей и увез с собой полугодовалого сына Арчи, он видимо, думал, что оказал наследнику хорошую услугу.
Гарри считал, что в Америке его сын, избавленный как от обяностей члена королевской семьи, так и от вредного, как он полагал, общества родственников королевы, будет расти свободным и счастливым. Однако дальнейшее развитие событий показало, что Гарри ошибся. Сложившуюся ситуацию проанализировали королевские эксперты.
Жизнь обоих детей Гарри в пригороде Санта-Барбары Монтесито можно назвать какой угодно, только не свободной.
Конечно, семья живет в роскошном особняке, однако их существование в нем похоже, скорее, на жизнь в «золотой клетке». Ведь с соседями принц с герцогиней общаться категорически отказываются, а за пределы обнесенной высокой оградой охраняемой территории поселка Меган с Гарри своих чад практически никогда не вывозят.
Хотя Меган говорила, что Арчи ходит в школу, но никто не знает в какую и, наверное, по ночам.
В результате такого поведения родителей дети лишены даже самого элементарного общения со сверстниками. Не говоря уже о том, что родители надежно изолировали их от всех двоюродных братьев и сестер, оставшихся в Британии. И подобное положение, как считают эксперты, не может не сказаться на развитии психики детей.
Ведь то, что происходит в возрасте до пяти лет — периоде, который считается формирующим, — крайне важно для будущего ментального здоровья человека.
Все, что у них есть, достаточно сомнительная бабушка Дория.
Арчи и Лилибет не имеют возможности видеться со своим дедом Карлом а также довольно многочисленными тетями и дядями, включая наследников короны. При этом Меган лишила своих детей шанса увидеться хотя бы раз и с их дедом со стороны Меган — ее отцом. Ведь за последние пять лет жена принца Гарри не только ни разу не пожелала встретиться с Томасом Марклом, но даже не разговаривала с ним по телефону. Она полностью прекратила общение с ним. Более того, однажды она даже заявила в своем интервью, что «потеряла отца», что возмутило многих, решивших, что о живом человеке так говорить недопустимо.