(1час 20мин)
Шёлковая симфония рифмованных строчек выплюнула фальшь слов, как выплёвывают косточки из вишни. Прощальный паровозный гудок разрезал тишину вновь опустевшего вокзала.
Порывистый, как дыхание марафонца после финиша, ветер уходящего поезда, обжёг лицо.
Тишина превратилась в молчание.
Но в горле Элжи разрывалось дыхание, и он продолжил:
- Что ты хочешь услышать?
Моих бешеных строк, выблеванных воспалённым мозгом?
Про наши французские страсти, про романтическую Вандею?
О том что мы задушили любовь, как версальцы парижскую коммуну???
Про бессмысленную резню чувств при Вердене……
… Она сидит в моей жизни занозой, колом вбитым в землю.
Мне казалось, что я волен в своих действиях, но оказалось, что хожу по начерченному кругу, как козлик вокруг колышка.
Нить мне говорит, как идти, как падать, где смеяться, где плакать. Я не принадлежу себе.
А она ходит на мягких лапах безразличия и тянет на поводке домашнее животное.
Доктор нахмурился, вновь услышав дистиллированную речь:
- Ты ещё находишься в сладком плену невидимого очарования и не понимаешь, и сидишь под крышей Монмаггтга, как последний фгганцузский лошаггга…
Что ты дал ей в этой жизни? Обгрызанные слова, заклеенные скотчем, да ямку с отрубленными пополам червями.
Забудь свою божественную дурочку.
От любви, как от стаи комаров, чем больше отмахиваешься, тем больше в голову лезет.
Продолжим разлагаться - наливай!
Тебе это уже не поможет, но хоть мне будет не так тошно слушать твои прилизанные речи.
- Не божественная дурочка, а дьявольская умница – вспылил разгорячённый коньяком Элжи. - такие изыски... Причёсанные слова, которые ласково приглаживали уставший мозг, и притягивали внимание.
Как когда-то в детстве, в этот день меня притягивали за уши.
Невесома: трава под твоими ножками не проминается.
Шёлковая река волос.
Само небо пахнет запахом твоих волос. Само море.
Хочется вернуть прежние отношения, до того, как она свернулась в ёжика.
Хочется взять, распутать этот клубок, сжавшийся, жаждущий понимания и ласки.
А так у меня остались одни воспоминания…
Это пластырь на ране.
Рано или поздно его нужно было снимать.
Рванул сразу, губы зубами в кровь.
Не заживает.
Воздуха мало этой ране.
Шрам украсит жизнь Воспоминанием, но сейчас он не затягивается, будто невыливающиеся слёзы, изнутри выходят через порез.
Я так и не смог её понять.
Хоть мы и обёрнуты с ней одним фантиком.
- Интересно, где ты видел женщину, которую можно понять?
- А где ты видел мужчину, который не хотел бы понять женщину?
На каждую пословичную поговорку я могу найти тысячу аргумен-тов и тут же опровергнуть все жизненные постулаты.
Всё, что нажито всеми поколениями, разбивается в пыль, когда дело касается лично тебя.
И это не эгоизм, а внутреннее убеждение того, что у меня-то всё по-другому.
И сколько раз я так ошибался, пополняя ряды всех поколений и их постулаты…
Время, может и лечит, а вот эти разговоры ввергают вновь к ней, к воспоминаниям о ней
Не хочу. Нет, вру…
хочу…
Хочу только о ней и говорить.
А ещё хочу напиться в усмерть.
Пьянство купцу к лицу, а не новгородскому княжичу, но так хочется напиться в зюзю, по-новгородски, с размахом, так чтоб медовуху чашами, баб ватагами и на озеро Чудское бить Тевтон.
Если не Тевтонский орден, согласен на Тевтонскую медаль. Зевнуть и рот перекрестить, чтоб не говорить о ней.
А то вдруг, хочется снести ей бошку, как «любовным голубям». Заспиртовать, чтобы она всегда была со мной.
И пить из этого кубка, закусывая поцелуем мёртвых губ.
- Коли уж не отрубил – «Целуй руку, которую не можешь отсечь».
В средневековье палач получал одежду казнённого – подай ей свою голову на блюде, тебе уже не нужен этот головной убор.
- Ты прав, у меня богатая фантазия и утрамбованная эмоциональность.
Для меня самое страшное – это равнодушие.
Лучше уж в клочья, но чтоб по-честному. Что на душе.
А когда ничего на душе, то и души нет..............
Элжи давно понимал, что ничего не сможет объяснить этому человеку. Тому, кто уже давно отрёкся от любви, отгородился от неё земляным равнодушием, прикрылся работой, занятостью, всем, чем угодно, но только чтобы она не мешала ему жить.
Он не считал, что вокруг сплошь равнодушная слизь, и что он, один такой, весь из себя высокодуховный Солженицын. Но этот…
Дождь не мог смыть его мысли, они бродили в голове, как забытое тесто: Дождь сверху – гейзер снизу.
Дождь – сливной бачок неба. Гейзер - менструация Земли Паутины железных дорог – запутанные нервы без окончаний.
Губами дышать сквозь кожу на позвонки и ждать... Искать в васильковом небе тень твоих ресниц и ловить
в свежей зелени запах твоих губ... Нежность...Неукротимая... Накатывает...
Простым легким выдохом у шеи... "Люблю"...
Твое эхо... "Люблю"...
Ты хрустальная струна.
Звенишь от прикосновений, и рассыпаешься серебристы-ми осколками…… ……
"Люююююююю……"
- Ты плачешь?
– Сегодня научился, но невероятно в этом преуспел.
- Странно, как это она не могла понять тебя?
Ты, как на ладони, вывернут наизнанку, все органы обнажены.
А ей даже не икнулись твои думы…
- Только врач с больным сердцем может хорошо разбираться в кардиологии.
А её сердце спрятано даже не под белоснежный, а под белоледяной врачебный халат.
Только этим она вылечила себя.
- Не тешь себя иллюзиями, она этим и не заболела.
Этот медицинский бронежилет был для неё как марлевая повязка от вируса.
Поучись у Неё. Молчание без объяснений.
А что может быть хуже равнодушного игнора?
На Доктора давила то ли усталость бессонной ночи, то ли коньяк будоражил кровь.
Любовь жива, пока она смертна.
Любовь смертна, пока она жива.
А перед ним сидел «труп». Ему было жаль его, но опухоль нужно вырезать пока метастазы не разрослись.
- Ну, не получился каменный цветок у Данилы – мастера.
Пытался разбить малахит - молоток сдулся.
Пытался застрелиться - намокли патроны.
Придётся приземлиться и обернуться пурпурной мантией простого смертного…
Ответь, почему ты решил сегодня со мной остаться?
Ведь сколько людей вокруг ходят, загораживают мне жизнь.
А ты… ведь у тебя наверняка были свои дела.
И пришёл ты явно не ко мне. Почему ты сейчас здесь???
- Ты так ничего и не понял? Ты – это я и есть.
У меня два сердца.
Одно чтобы гонять кровь, второе, чтобы любить.
С такой любовью я жить не хочу.
Ты – это моё прошлое.
Иди и умри. А я останусь.
И пусть у меня не будет любви.
Пусть у меня не будет ещё одного сердца.
Иди и брось её под колёса.
Время вывернет твои карманы наизнанку, дни, как шелуха семечек, высыпятся в лужу.
Сырые ночи будут коптить короткими затяжками.
А ты иди.
(3часа 50мин)
Ночной вокзал похож на новогоднюю ёлку.
Мигал, опоясанный разноцветными гирляндами огней. Нагромождение полумрака, освещенное неоном, состоящее из мыслей и переживаний, чувств, явных и тайных желаний.
Пассажиры в проезжающих вагонах неподвижны, как дикторы центрального телевидения брежневской эпохи неподвижно пронзали перспективу расстояний сквозь занавешенные окна безучастными осмысленной тождественностью взглядами.
Изошедший от кончиков пальцев, он пронесся по нервам, сильно будоражащим ураганом.
Ворвавшись страшным смерчем в мозг, он мгновенно уничтожил желеобразную массу, превратив его в некое невесомое нечто, в котором всё еще, по инерции, продолжали клокотать мысли, чувства, впечатления.
Тяжеловесность неосознанного сжимала виски.
Тишина превратилась во тьму.
А ты всё выталкиваешь уголками губ колючие слова.
Они в тебе. Они ранят тебя.
Кидай их, пусть они кровоточат в моём теле.
Для любящего человека одна, случайно сказанная фраза может показаться молнией, сокрушающей жизнь.
Другая осчастливит на долгие месяцы, хотя так же была случайно обронена.
Но сейчас это был раскат грома с шаровыми молниями, которые подобно спортлотошным шарикам, бомбят в самые уязвлённые места.
Я сильный. Я переживу.
Обвяжусь-обернусь.
А ты расслабься и не думай обо мне.
Тебе это не трудно.
Ведь для тебя это обычное состояние.
Непроходимые джунгли утренних сумерек путались под ногами.
Земля без снега.
Вода безо льда.
Разноцветные мысли в разбитой на мелкие стекляшки мозаике.
Крути педали машинист - колесо обозрения от этого не остановится.
Смерть, всего лишь иллюзия сна.
Он ушёл и попал в нежные объятия придорожной слякоти и режущую сталь рельсов.
Липкий страх заколол холодными иголочками.
Тугим узлом стянуло все внутренности.
Сбивчивое дыхание выбивает степ.
Земля усиливает своё вращение и петлёй меридиана, на котором он распластался, стала затягивать глотку и тащить, как упирающегося ягнёнка по слякоти.
Как тогда - топтать ладони каблуками.
Это ничего, что ты сломала мне пальцы.
Сейчас пружины под каждое ребро.
Симфония криков.
Палитра ультразвуков.
Кровь из ушей.
Но всё ещё живя.
Но все еще улыбаясь.
Впиваться кочергой в спину.
Вырывать, цепляясь, позвонки.
Как в гольф играть.
Не кричи. ОНА перестала слышать.
(4часа 00мин)
Дождь закончился.
Доктор сложил ноутбук.
Когда – то здесь, в юности, на этом вокзале, он разгружал вагоны.
Но теперь он разгрузил свои мысли.
Они были куда тяжелей любого ж/д состава.
Он был счастлив от избавления, радовался жизни и утреннему пению птиц.
«ПРОВОЖАЮЩИЕ ПАССАЖИРЫ, ПРОСИМ ВАС…» - эх, детство золотое!!! Молоко в треугольных пакетах.
ГДР-овские переводки на пластмассовых дипломатах. «Свободу Луису Корвалану», «Руки прочь от Вьетнама». Рубаха петухами, одеколон «Шипр», клеши на 33…
И лишь женский голос на вокзале остаётся неизменным: «ПРОВОЖАЮЩИЕ ПАССАЖИРЫ, ПРОСИМ ВАС ПОКИНУТЬ ВАГОНЫ»
Он проводил.
Он покинул этот вагон.
Раздался гудок паровоза, удар.
Толи удар молнии, то ли шум шмякающих, пережёвывающих колёс. … но он уже ничего не видел.
Он был внутри здания.
Шёл по подземелью вокзала, как через чистилище, избавляясь и обновляясь.
Он поднялся из подземелья по порожкам.
Разум победил Сердце.
Он поднялся и стал выше.
Стал такой же, как и Она.
Теперь он мог спокойно созерцать на мир, замечая, кроме Неё, красоту и краски вокруг.
Он вышел, свежий, как весенний рассвет.
Вышел в яркие лучи солнца, обновлённый и счастливый. Весна и он остались вдвоём.
Он и Весна шли, подминая ногами рассвет.
Солнце, рождённое умирающей ночью, выпрыгнуло из горизонта, плюхнулось на макушки деревьев и непослушным колобком, покатилось за лес.
Отошедшие воды легли бусинками росы.
Туман в низине рассеивался родовой плацентой.
Город просыпался.
Город раздавленных лиц.
Безмолвное утро ожило кудахтаньем выехавших автомобилей. Кашлящие машины укатывают расплавленные кишки асфальтовых дорог. Они кричат клаксонами, курят глушителями, сверкают металликом.
Фиолетовые заправки на обочинах, как проститутки меняют цены на обслуживание.
Бензиновые пузыри цветной гуашью лопаются в лужах.
И всё вокруг было цветным.
Радуга пылала в небе, как разноцветное обручальное кольцо.
Несбыточность снов промелькнувшей надеждой растворилось в рассвете. Удалявшийся ж/д вокзал уже не мазал дёгтем святость наступившего дня.
Обгаженный мирными голубями праздничный памятник Ленину, указывал правильный путь.
Солнце поднималось выше.
В путь!!!
Дом встретил Его счастливой подковой возле двери. Комната показалась более светлой, даже при задёрнутых шторах. Солнечный луч, ворвавшийся сквозь занавески, жёлтой занозой резанул глаз.
Он запахнул штору. Золотая стрела выпала из глаза.
Походкой загнанного на мельнице осла он направился в ванную комнату.
Было настолько мерзко, что он неистово тёр себя мочалкой под душем. Была бы такая мочалка, которой можно было бы оттереть всю грязь со своей души.
И остаться чистым. Таким, каким был лет двадцать назад.
Возникло ощущение, что его всасывало на дно ванны через слив. Своим телом соскребает всю слизь, грязь канализационного мира.
(7часов 00мин)
А вот он и настал.
Настал понедельник – этот новорождённый первенец недели, прокрался вдоль воскресного загула, прошёл на цыпочках по столу, придавливая чёрным сапогом пустые бутылки.
Хотелось запить жизнь разноцветной радугой и рассолом.
На столе первомайским кумачовым знаменем обвёрнута бутылка коньяка.
Тут 2 выхода: открыть её серпом или разбить молотом. Мысли путались в орнаменте слов и глупыми фразами терзали мудрость утра…
В дверь постучали.
Трясущийся сосед всеми Богами и Ленинами умолял опохмелить.
Не веря своему счастью, Олег Евгеньевич, даже изобразил, что-то похожее на бег, покидая двор с прижатым трофеем.
Опять 2 выхода: спасёт ли его коньяк, или убьёт.
Меньше всего Доктор сейчас думал об этом.
Освободившись, он ещё больше почувствовал себя свободным.
Подойдя к столу, на листке бумаги он написал, как наставление:
Я Л Ю Б Л Ю Т Е Б Я, Ж И З Н Ь !!!
P. S. Есть общение двух людей, как журчание кристально чистой воды родника. А есть и непроходимые топи болот. Каждый из нас живёт в своей воде, где каждая капля – мысль. Чем чище будут наши мысли, тем чище водоём. Не путайте родник с болотом. Вязнешь, всё глубже и глубже…Отвернись от ненужного – выбери свой источник и не обращай внимания на застой – кулики то же должны что-то хвалить. Не мешайте чернильное пятно с кровью человечества.