Обещала себе каждый год в день смерти бывшего моего мужа Владимира Глухова рассказывать о его работах, но вновь будто бы морок нашел - совсем забыла про годовщину. Напомню, что это за художник. Поставлю не опубликованное в прошлом году видео. Кто-то сделал подборку его рисунков. Это автографы, которые он оставлял на своем художественном альбоме, если подписывал экземпляр. У меня тоже есть. Подписан "младшей жене"
И еще. Православный суфий
Я писала о нем совсем немного, как-то неловко, умер он все-таки уже не моим мужем. Впервые на широкую аудиторию о том, что я была замужем за художником Глуховым, я написала год назад. И с тех пор меня часто спрашивают, почему же я ушла, ведь такой большой художник.
Большой. Это, безусловно, самый большой художник Средней Азии после русского авангарда. Но жить с ним было невозможно. Тяжело эмоционально.
Однако дело даже не в этом. Рядом с ним я не смогла бы состояться. Нельзя было стать тем, кем я стала, находясь рядом. И даже не из-за характера или алкоголизма. Просто, он под конец жизни очень укрупнился и требовал большого участия в его художественной жизни. Думаю, если бы я не ушла, а осталась женой, которая бы полностью отдавала себя работе с его живописью, с музеями, то, при моих способностях и усердии, моем знании устройства медиа, знании языков, знакомствах в Европе, он бы стал большой величиной. Он и без меня в последние годы развернулся до выставок в Берлине, в Штатах, нескольких выставок в Музее востока, двух больших альбомов. Наверное, такая жена, как я, могла бы умножить его успех. Но для этого мне нужно было полностью отказаться от себя.
Я всегда думала, что мы развелись поэтому. Его слова: "Тебе расти - мне умаляться"
А недавно я вдруг поняла, что и он бы при мне не развился. Например, я внезапно осознала, что за время нашей с ним жизни он ничего серьезного не написал, новые хорошие картины, новая графика у него стали появляться с весны 2012 года, когда мы уже ссорились и разъехались.
Как мы с ним вообще додумались жить вместе, не представляю. Я была тогда замужней женщиной с мужем в Лондоне и начисто бритой головой. Вот так я выглядела в те годы
А Глухов натурально ходил по мастерской в чапане и казахской шапке
И я бросила лондонского мужа. Нельзя сказать, что я уехала из Лондона ради Глухова, я все равно хотела уезжать, но развод прилетела попросить, когда мы с ним познакомились. Наверное, я вернулась бы все равно в Россию, но позже. А еще можно наверняка сказать, что, прося у мужа в Лондоне развод, я уже понимала, что с Глуховым долго не проживу: были тогда первые сигналы о том, что жить с ним окажется тяжело. Но я все равно ушла к нему.
Жизнь наша была с Глуховым в те годы веселая, полная таджикских танцев до угара и с его стороны сопровождаемая спорадическим религиозным исступлением. И хотя жили мы весело, пил он при мне редко, и все, вроде, было нормально, но он всерьез в те годы не писал. Теперь я поняла: он очень много на меня отвлекался. Я для него была, помимо прочего, интересным собеседником. Он был увлекащейся натурой с добротным образованием (Суриковский институт), хорошей эрудицией (папа его академик) и огромной любознательностью к миру. В какой-то момент я увидела, что он читает много книг, о которых услышал от меня, погружается во все мои журналистские дела, втянулся в общественно-политическую повестку. Например, когда было покушение на Кашина, Глухов следил за новостями вместе со мной. И вникал во все медиаскандалы, на все отвлекался. Еще он стал смотреть политические шоу, слушать аудиокниги, далекие от его работы и интересов. Вдруг начал слушать все лекции по религиоведению профессора Зубова, потом у него в плеере появился неожиданно Кургинян. Или вот: отправившись с этюдником на родину, в Таджикистан, впервые после едва ли не 20 лет отсутствия, он мне писал: "Как можно проверить - правда ли это? "По поступившим сообщениям, в 8 декабря 23:00 в аэропорту "Домодедово" приземлились 4 военно-транспортных самолета ВВС Израиля с бойцами израильского спецназа на борту".
Казалось бы, пиши сиди в горах, что тебе до ВВС Израиля, но нет, ему все было жутко интересно!
Если бы сумела, не уходя, развиваться в своем темпе и укреплялась в публицистике, это бы его затянуло. И не факт, что он нашел бы силы вовремя закрыться от приносимой мною информации и моих интересов. Так что надо признать, что я мешала ему работать
Хотя, думаю, теперь этот православный суфий пожалел о том, что так вышло. И не потому, что рано умер, а со мной, быть может, пожил бы подольше. Просто его после смерти постигла частая для художников даже такого масштаба участь: наследники не стали ничего делать с его наследием.
Живопись он всю продавал, ничего не оставалось при жизни в мастерской, а вот графики было много. Приехал сын-строитель, все сгреб и сгноил в сундуках. А графика эта многого стоит, он был прекрасным рисовальщиком и окончил мастерскую самого "академического" тогда в Суриковском институте профессора - Цыплакова. В утраченной графике было много Таджикистана, Пянджа, афганского его берега. Чтобы понять, какую она имела ценность, достаточно сказать, что Глухов, который много времени проводил в Тахти-Сангине, на раскопках, дружил с пограничниками, бывал часто на их базе, видел, как в Афганистан отправляют из учебной части солдат, как они потом возвращаются. У него были портреты советских военных, сделанных до и после Афгана.
Все пропало, детям оказалось ничего не нужно. Я сделать ничего не смогла. По этой причине разводиться перед смертью с предприимчивой женой было, конечно, недальновидно. В остальном и я, и он все сделали правильно. Если бы жили вместе, состояться смог бы кто-то один. Если бы я посвятила себя его работе, о нем бы при жизни узнало гораздо больше людей и музеев. Если бы он дал мне свободно развиваться, то просто бы загнулся: хоть и сын академика, и зовут Владимир Глухов, не думаю, что он бы спокойно смотрел в реальности, как я расту, а он умаляется. Хотя для меня он, живой и работающий, был бы удачным и презентабельным приложением. От него, конечно, культуре пользы было бы больше, но я не хотела оставаться при нем.
Я его, кажется, и после смерти немного обидела: в прошлом году написала о нем, и теперь Яндекс при поиске "Владимир Глухов художник" выдает первой ссылкой мой о нем текст, причем с выносом на главную страницу Яндекса фразы о том, что был покойный страшно вредным мужем.
Испортила так испортила биографию. Хотя старалась наоборот
Но мужем он был вредным. Вероятно, вредность его характера, тяжесть жизни с запойным человеком, помноженные на мою молодость и малоопытность, при его жизни не дали мне по-настоящему оценить, каким большим он обладал талантом и добротным мастерством. Пожалуй, по-настоящему я стала об том задумываться, только когда увидела его в гробу: там он лежал серьезным и уважаемым. Таким, каким его мало кто видел в жизни, потому что он любил юродствовать.
Глухов имел фантастически огромный круг общения, называл себя поливалентным человеком, которому для полноценной жизни нужны были множественные связи, при этом таким свойством своей натуры тяготился: отвлекает. Общался чрезвычайно много, но большинству своих знакомых и друзей представал в образе юродствующего чудака, которых ходил в чапане, изображал бая из старшего шуза и все это приправлял показным православием. Как будто бы всегда немного себя уменьшал, дабы не отпугнуть необходимых для его поливалентной натуры случайных знакомых своей величиной и своим талантом. Но дома он был мудрым, умным, хорошо образованным. Он получил очень хорошее воспитание, блестящее образование и имел огромный талант. Но я за два с половиной года непрерывной жизни с ним поправилась на 15 кг и поседела. Вот одна из последних фото перед разводом
И еще. Через несколько недель после моего окончательного возвращения из Лондона к Глухову в Тюмени у него случилось отслоение сетчатки. Оперировать это там не умели, а квоту ему давать не хотели. Тогда я пришла в департамент здравоохранения к тетке, которая заведует квотами, назвалась (я уже была известным журналистом, хоть и болталась несколько лет почти без перерыва в Лондоне) и сказала, что если он потеряет зрение, я перетрясу всю бухгалтерию их департамента и посажу всех, до кого дотянусь. Ровно через 23 часа мы были в клинике Гельмгольца в Москве, причем, со всеми анализами на руках. Попали в самую жару и лесные пожары. В Гельмгольца я больше недели жила с ним, спала на сетчатой голой койке в коридоре, при 40-градусной жаре, всем сказали, что я дочь. Зрение спасли не полностью - из-за жары операцию перенесли на несколько дней. Он потерял бинокулярность, а во втором глазу у него был искусственный хрусталик. Трагедия для художника. Я знала, что он страшно это переживал и, главное, видел, что его работыы теряли объем.
Семью свою он никогда не писал. Жен у него было много, но, насколько знаю, большую работу он сделал только с меня. Как бы мы с ним тяжело ни жили, но он всегда помнил, что я спасла ему зрение. И когда уже сильно ругались и было понятно, что я уеду, он уложил меня писать большой портрет.
Со словами: "Хоть ты и вредная <он меня тоже считал очень вредной>, но без тебя я бы уже давно ничего не видел". И он сделал большой мой портрет. Но сразу продал, конечно. У меня его нет
Еще он понимал, что я, кажется, несмотря на множество жен и детей, единственная оставалась с его фамилией. Так вышло. Из работ у меня есть только два автографа и листок графики
В чем была его тяжесть, не пойму. Он был алкоголик, но пил в мастерской. Приходилось следить за ним, но нечасто. Он не был агрессивен, ничего не пропивал. Он не был тираном. Но при этом в жизни семейной вел себя как-то вздорно, вредно! До невозможности. Был вспыльчив до истеричности.
Такой человек. Тяжелый. Но сейчас он у меня все больше ассоциируется с теплыми воспоминаниями о моей собственной молодости, о временах, когда я была молода, стройна, легка, много танцевала. Вот пот такую музыку мы с ним днями могли танцевать. Эта была любимая наша песня. "Мастам" - "Я пьян"
Снова поставлю и это видео. В мастерской мы все делали вместе. Я мыла стены после шпаклевки и красила. Красила мебель, лестницу, при мне делался второй этаж, там у меня был "кабинет", когда я оставалась у Глухова. Это снято через год после развода. Очень постарел. Меж тем, кажется, все работы, кроме ранней, из 90-х, что здесь показаны, он написал после моего ухода
Здесь я о нем рассказывала
А это Далер Назаров, под чьи песни мы в те годы отчаянно с Глуховым танцевали