Глава пятая.
I.
За дЕнь уже в который раз,
Экспертов на объект дождавшись,
Друзья, расслабившись сейчас,
Пред этим мненьем обменявшись,
О хитроумном механизме;
О мести - азбучном трюизме;
Теперь стояли в стороне,
Собой довольные вполне,
И просто молча наблюдали,
За тем, как ловкие спецы,
Металла отогнув зубцы,
Ротонде крышу всю вскрывали,
Чтобы воочью увидать,
Что мог Лукин под ней скрывать.
II.
Едва винтовка показалась,
А вслед за нею ноутбук,
Сомнений больше не осталось:
Был Берест прав. Под сенью дуг,
Покрытых кровельным железом,
Под цвет один с соседним лесом,
Теснились разные приборы,
И тут же рядом их дублёры,
На случай, если основные,
Откажут в самый важный миг.
Да, позаботился старик...
Приборы все беспроводные.
Они способны план его,
Осуществить верней всего.
III.
Своих спецов не оставляя,
Одних, Юргин, хоть и устав, кружил,
Вокруг ротонды. Замедляя,
Едва свой шаг, тот час спешил,
Его ускорить. В думах важных,
О скопище из дел бумажных -
Отчётах, что им предстоят,
Он думал, вниз потупив взгляд.
И здесь же с ним стояли вместе,
Вооружённые бойцы,
Разглядывая, как спецы,
Столь точные при каждом жесте,
Усердно трудятся, стараясь;
И, вверх по лестницам взбираясь,
IV.
Чтоб не шокировать богему,
Спешат, скорее разобрать,
Довольно сложную систему;
И всю её упаковать,
Подвергнув нужным сортировкам,
По разным ящикам, коробкам;
Отправив к пункту назначенья,
Для тестов и для изученья.
Работа эта не простая,
И несколько часов займёт;
Немало времени пройдёт,
Пока дотошно собирая,
Спецы закончат здесь свой труд,
И на другой объект уйдут.
V.
Не став с другими дожидаться,
Покуда крышу разберут,
Ротонды; смысла оставаться,
Уж, более не видя тут,
Максим с Владимиром ушли.
Их силуэты, уж, вдали,
Мелькали на дорожках парка.
Как прежде было очень жарко,
И, чтоб в густой тени укрыться,
Они свернули к деревам,
Где под спокойной сенью там,
Смогли б прохладой насладиться;
Под тихий шум листвы гуляя,
Беседуя и рассуждая.
VI.
"Не обратил ли ты вниманье...," -
Максиму Берест говорил,
"...На то, какое расстоянье,
Лукин до цели заложил?"
И оборвал вопросом фразу.
"Да, обратил почти что сразу." -
Ответил тут же Пастухов,
Как-будто бы он был готов,
Услышать заданный вопрос.
"От той ротонды до дворца,
Хоть до крыльца, хоть до торца...," -
В ответ он другу произнёс, -
"...Пожалуй, метров под пятьсот.
Ну, если глазомер не врёт!
VII.
С годами, сам ты понимаешь,
Подводит зрение порой;
Похуже видеть начинаешь,
И глазомер не тот, уж, мой!"
"Да-да, я думаю, ты прав."
Чуть нижнюю губу поджав,
Кивнув, Владимир покосился,
Вдруг в сторону ротонды он.
"Пять сотен метров будет явно.
Твой служит глазомер исправно.
Он, как и прежде, не лишён,
Бывалой точности своей.
Мне тяжело тягаться с ней.
VIII.
Но с эдакого расстоянья,
Винтовка точно цель возьмёт?
Здесь мало одного желанья,
Но вдруг она не попадёт?!
Ведь, всё ж, дистанция большая."
"Поверь мне, не преуменьшая,
Характеристик возражу,
И так тебе сейчас скажу:
Пятсот для снайперской винтовки -
Нормально. Дальность та вполне,
Подходит. Есть, что и вдвойне,
Готовы бить без подготовки.
Для снайперов и там, и здесь,
Отличный выбор нынче есть.
IX.
У снайперской стрельбы, конечно,
Нюансов много - это факт.
Не стоит думать столь беспечно,
Что слишком прост стрелковый акт.
Поправки на стрельбу влияют,
И качество её снижают,
Иль повышают всякий раз,
Чтоб удивить в итоге нас.
Мой друг, отдельного рассказа,
Достоин снайперский патрон.
На вид хоть не приметен он,
Но подойдёт здесь, кстати, фраза,
Что мне припомнилась на днях:
Что суть таится в мелочах..."
X.
Максим рассказ свой увлечённо,
Со знаньем дела продолжал.
Владимир же его смущённо,
Взяв за рукав, на миг прервал.
"Не знаю, может, показалось?!
Но чувство у меня осталось.
Оно, который час уже,
Таится у меня в душе.
Как ни стремлюсь, как ни бегу,
Я от него. Безрезультатно!
Прочь не уходит безвозвратно.
Отделаться я не могу,
От неприятных ощущений;
От вновь нахлынувших сомнений.
XI.
К успеху следствие шагнуло,
Когда ротонду мы нашли,
Но беспокойство не минуло,
Хоть новый факт мы обрели.
Сомнение внутри осталось,
Мне почему-то показалось,
Что для стрельбы ещё одна,
Здесь точка где-то быть должна.
Но, слушая сейчас тебя,
Теперь не так воспринимаю;
Отчётливее понимаю,
Сколь глупо выставил себя:
Ещё винтовка в дебрях где-то -
Докучливая глупость это!"
XII.
"Коль скоро ты мне доверяешь...,"-
Максим ответствовал ему,-
"...То, безусловно, понимаешь,
Что волноваться ни к чему;
И с пятисот довольно ловко,
Добила бы легко винтовка.
Нет смысла душу истязать,
И точку новую искать,
Что к цели бы была по-ближе.
Когда эксперты факты сложат,
Твои сомненья уничтожат.
Винтовка, что нашли на крыше,
Ротонды, явно той была,
Что выстрел тот произвела."
XIII.
"Да-да, ты прав. Я понимаю.
Логично всё. В моём уме,
И без того прекрасно знаю,
Сложилось всё давно вполне..."
Древа Владимир озирая;
С Максимом в такт почти шагая,
Пиджак двубортный расстегнул;
На друга мельком он взглянул,
Добавил чуточку смущённо:
"Нет, значит всё-таки другое.
Но, что же? Что ж ещё такое?!"
Шептал себе он отстранёно.
Максим отлично друга знал:
Расспросами не докучал.
XIV.
В теченье нескольких минут,
Друзья вперёд молчком шагали:
То мух навязших отмахнут,
То комаров. За день устали,
Но всё же, как могли бодрились.
В глубь парка, не спеша, стремились;
И, увлекаемы невольно,
(Не чьим-то рвеньем, произвольно),
По парковым дорожкам шли,
В тени прохладой наслаждаясь,
И пеньем птичьим восхищаясь,
Звучавшим изредка вдали.
Влекла их узкая дорога,
Дав средь листвы побыть немного.
XV.
Уж, с прежней мыслью распростившись,
И новой мыслею себя,
Успев занять, и, становившись,
Задумчивее; норовя,
Усталостью их пренебречь,
И друга в сей процесс увлечь,
Владимир носовым платком,
Пот вытерев со лба, потом,
Переведя немного дух,
Едва заметно оживился;
За мысль он эту ухватился,
И задался вопросом вслух;
"Способен был ли в одиночку,
Мстя за свою жену и дочку,
XVI.
Лукин всё это провернуть?
Своим триумфом насладиться;
Всех окружавших обмануть,
И после хитроумно скрыться?
Чем больше в действий ход вникаю,
Отчётливее представляю,
Как он готов был зло творить,
В реальность план чтоб воплотить.
Когда б я занял его место,
То действовал бы точно так.
Всю жизнь, как форменный чудак,
Объятый мщеньем, в знак протеста,
Свой механизм бы создавал,
Который жизни мразь лишал.
XVII.
Но, есть, однако, как ни странно,
Весьма загадочное "но"..
И плоско, да и многогранно,
Одновременно с тем оно.
Когда б желал врага убить,
И механизм в том применить,
О чём бы это говорило?
Как мою душу облегчило?
Решись я сам стрелять тайком,
То мог легко бы промахнуться.
От фактов сих не отмахнуться:
Хорошим я не стал стрелком.
А, уж, тем более Лукин -
Совсем обычный гражданин...
XVIII.
Максим, не помнишь ли случайно:
Лукин в войсках ведь не служил?
Он мирным был необычайно.
Спокойной жизнью тихо жил."
"Да, помню. Ты, Владимир, прав.
Лукин имел спокойный нрав.
Его стрелком, бойцом назвать,
Как против правды клеветать."
"Отменных навыков стрельбы,
Коль в армии он не бывал;
В руках оружье не держал,
Откуда взять ему? Увы...
К врагу свой проявив цинизм,
Смог применить лишь механизм.
XIX.
Как ни крути, вот первый повод,
Его стрелком чтоб не считать.
А вот второй, пожалуй, довод:
Он сам не смог бы убивать.
Максим, припомни, как в Афгане,
В сопровожденьи в караване,
Попали вновь мы под обстрел.
Наш ротный даже не успел,
Команду дать: "Открыть огонь",
Как тут же рухнул поражённый,
Душманской пулею сражённый;
Как кровь его текла в ладонь,
Затем меж пальцев на песок,
Афганских фронтовых дорог.
XX.
Там рядом с ротным был юнец,
Державший автомат, как палку,
Какой-то молодой боец;
Три трупа перед ним вповалку,
Уже лежали. Грохот, дым;
Душманы были перед ним,
А он не мог по ним стрелять;
Боялся на курок нажать.
Да, убивать - не так-то просто...
Теперь представь, убить ножом,
Из мести даже пусть при том.
Врага спровадить до погоста,
Не всякий, что скрывать, посмеет.
Рука невольно цепенеет.
XXI.
Когда клинок кровИ алкает,
Пронзив собой живую плоть;
Когда он в ткани проникает,
Меж рёбер иль живот вспороть,
То от клинка по рукояти,
Передаётся тут же, кстати,
Зажатой крепко в кулаке,
По пальцам всей уже руке,
Незримый импульс тканей разных:
Помягче, твёрже иль совсем,
Тех, что сравнить нельзя ни с чем;
С волной эмоций несуразных,
Рождающих восторг и страх,
В твоих звереющих глазах.
XXII.
Таков ли наш Лукин? Навряд ли!
Он не готов ножом убить.
Мгновенно руки бы обмякли.
Клинком не смог бы он сразить,
Тех четверых, как пчёлы в ульях,
Сидевших в комнатке на стульях.
Его заведомый предел,
Уж, всякий вычислить успел:
Убийство неким механизмом,
Когда ты где-то далеко,
С ним согласуется легко...
Характер взрощен реваншизмом...
Как-будто бы не ты стреляешь;
Не ты курок тот нажимаешь."
XXIII.
"Издалека же ты зашёл.
Когда я слушал, удивился.
В итоге, вот к чему подвёл...
Признаюсь, друг мой, поразился,
Как ловко ты всё подмечал;
Как тонко ты нарисовал,
Психологический портрет."
"Считаешь, это полный бред?"
"Нет-нет, ну, что же ты! Отнюдь!
С тобой готов я согласиться,
Ведь мысль к логичности стремится,
Хоть каверзой усеян путь.
Лукин, мой друг, не идеал.
Он тем, кто есть, сейчас предстал."
XXIV.
"Так, значит, ты и с тем согласен,
Что был Лукин наш не один?"
"Логичный вывод твой прекрасен.
Я соглашусь, но погодим,
Вперёд так быстро забегать.
Как бы в делах нам не отстать.
Мне ясен твой, Володя, вывод.
Он прост, как в механизме привод,
И оттого он, явно, верен.
У Лукина кишка тонка.
Его б не поднялась рука,
Убить ножом. Я в том уверен.
Но, кто Борису помогал?
Никто пока не разгадал."
XXV.
Всё дальше по аллеям парка,
Друзья задумчиво шагали.
Попалась справа им полянка.
Её минуя, рассуждали,
Они опять об этом деле,
Ступая мягко, еле-еле.
Но Берест вдруг остановился.
Где он в момент сей очутился?
Он огляделся не спеша.
Назад к поляне повернул.
Комок земли прочь отшвырнул,
Ногой, и, тяжело дыша,
Рукой Максима подозвал.
Тот нехотя пред ним предстал.
XXVI.
Пока ещё не понимая,
Чем вновь Владимир удивит;
Его признаний ожидая,
Максим не зол был, но сердит:
Да, что ж опять задумал друг,
Оглядывая лес вокруг?!
Но Берест вновь махнул рукой:
"Иди скорей, Максим, за мной."
Они прошли теперь к поляне.
Владимир здесь на миг отвлёкся;
Приметным деревцем увлёкся.
Затем, припомнив о бадане,
Пристрастно оглядел его,
От листьев до корней всего.
XXVII.
Когда досмотр он произвёл,
К Максиму тут же обратился;
Руками в стороны развёл,
После того, как изумился,
Тому, что он увидел здесь.
Взволнован был Владимир весь.
"Всё вспыхнуло во мне внутри!
Максим, ты только посмотри!
Иль бес какой-то воду мутит,
Подлог зловещий совершив;
Иль, мне подлянку подложив,
Шутник какой-то гнусно шутит?!
Гляжу, друг мой, и не пойму:
Что приключилось? Почему?
XXVIII.
Я вижу, ты, уж, смотришь волком.
Прости меня за мой сумбур."
"Да, объясни же ты мне толком:
Что подорвался, балагур!?
Что здесь ты, друг мой, отыскал,
Что столь растерянным предстал?"
"Мистификация, ей, богу!
Нам впору звать сюда подмогу!"
"Володь, ну, хватит, не трынди.
Что там опять с тобой случилось?
Луна на землю что ль свалилась?
По-ближе к делу! Объясни!
Пока из этих: "Почему?"
Я сути вовсе не пойму!"
XXIX.
"Смотри,"- Владимир оживился,-
"Здесь в полукруг бадан растёт..."
Он, разогнувшись, распрямился,
Со лба вновь вытирая пот.
"Заметь, вот ветви у кустов,
Надломлены слегка с концов;
Поблизости от них стоит,
Имея неприглядный вид,
В листве зелёной не скрываясь,
Заняв пространство угловое,
Сироткой - деревце кривое,
Чей ствол, причудно извиваясь,
Напоминает лилипута,
Попавшего в объятья спрута."
XXX.
"И, что? Да, пусть себе растут!
Они на то ведь и растенья!
Я странности не вижу тут.
Что вызвало в тебе сомненья?"
"Да, то, что прежде видел их,
Воочию двух глаз своих,
Средь скошенном косой бурьяне,
Я на совсем другой поляне.
Их точно так расположили,
Как и росли растенья там.
Придали пышности кустам;
Бурьян скосить не позабыли.
Вглядевшись, не найти изъяна:
Как-будто - это та поляна.