Часть 1 глава 11
Прогуливаясь по деревне, я не спеша возвращался домой. Пение птичек, запах леса, это невозможно передать словами, это надо ощутить. Ты словно прочищаешь свою душу, вдыхая этот чистый свежий воздух. Но я шел медленно еще и по другой причине. В деревне всегда слухи расползаются с невероятной скоростью, а значит, Людмила уже могла знать о моей находке. Я посмотрел на ее дом. Все же он заметно выигрывал на фоне покосившихся избушек, выдавая свою городскую хозяйку с потрохами.
А тем временем наступал вечер. Я вытер рукавом пот. Грязный, уставший, я сейчас мог просто упасть в кровать и заснуть, прям так, полностью облепленный землей, травой и кусками борщевика.
Сок. Точно. Меня вдруг осенило. Я же так и не смыл его, когда приехал с поляны. Бегло осмотрев себя, я быстрым шагом направился к дому Людмилы, где, буквально взлетев на крыльцо, бросился в ванную комнату.
К сожалению, как я уже говорил, каких-либо целебных мазей от ожога борщевика не существовало. Точнее, они были, но действовали слабо и больше носили эффект плацебо. К тому же, все они лишь смягчали последствия ожогов, а вовсе не предотвращали их.
Я скинул одежду и встал под душ, который, слава богу, не отличался от городского и мне не пришлось мыться на улице, обливаясь протухшей водой из бочки. Намыливаясь, я старательно прочищал каждый участок своего тела. Это, конечно, мало мне помогало, но зато неплохо успокаивало, когда я начинал думать о том, сколько сока могло попасть мне на кожу.
— Если вы обожглись, то я вам лекарство принесла, — раздался голос Людмилы. — Вода все равно не поможет, лучше поскорее выходите и помажьте тело.
Я на минуту замер. Во мне вдруг разом заиграло два чувства. Первое — это чувство искренней благодарности, а второе — чувство некоторого недоумения, ведь мы были так мало знакомы, а эта женщина вдруг ни с того ни с сего решила, что может кричать, когда я моюсь. Я аккуратно вытер тело и оделся. Наверное, все же следовало с ней обсудить, что подобное поведение не совсем приемлемо, иначе, вполне возможно, она сможет запросто подходить к моей двери и вешать на ручку чистые трусы.
— Проходите, прошу, — сказала Людмила, указывая рукой на кухонный стол, где в коричневой плошке была какая-то мазь, — давайте я осмотрю вас.
— У меня все в порядке, — сказал я, — просто устал сильно.
— Вы очень бледны, — сказал она, подойдя ближе и коснувшись лба. — Поверьте, я знаю, о чем говорю и, похоже, у вас температура.
— Это все от усталости, — повторил я, чувствуя, как начинает раскалываться голова. — Надо просто выспаться.
— И все же вам надо помазать хотя бы шею, грудь и запястья. Это необходимо, иначе завтра пойдут волдыри, и вы не сможете продолжить вашу работу.
Я понял, что спорить бесполезно. Ведь в глазах этой женщины светилась такая забота, казалось, любой аргумент просто растворится в этом глубоком океане волонтерской помощи. К тому же я у нее жил, а искать новое жилье лишь по причине нежелания избавиться от ожогов — крайне глупо.
Подставив возможные пораженные участки, я не без удивления заметил, как ловко и четко она начала их обрабатывать, словно занималась подобным каждый день.
— Я раньше постоянно помогала мужу, — как бы подслушав мои мысли, заметила Людмила, — он часто сталкивался с этим растением.
— А чем он занимался?
— Фермерством. Хотел устроить здесь небольшую кукурузную плантацию, только вот не совсем рассчитал силы.
— То есть?
— Нам продали землю, полностью покрытую борщевиком, точнее — его семенами. Когда мы приехали в первый раз, этих растений не было, а потом все поле было буквально покрашено в белые цвета.
— А почему вы не убрали его? Есть же специальные бригады. Они могли бы помочь вам.
— Это дорого. Муж и так вложил все средства в это земледелие. Даже кредит взял. Только вот не сложилось. Одно дело быть хорошим хирургом, другое — фермером.
— Так он был врачом?
— Как и я. Я раньше работала дерматовенерологом.
Я попытался повернуть голову, но не получилось. Людмила хорошо зафиксировала мою шею.
— Скажите, а вы не знаете, чем он мог бы заниматься на Бледной поляне?
Ее руки на мгновение замерли. Примерно как тогда на кухне, когда она мыла посуду.
— Иван много где ездил, но я не уверена, что он бывал именно там. Вы точно в этом уверены?
— Да. Я нашел его бумажник. Зачем ему ездить на поляну, он же купил другую территорию?
— Я не знаю, — она отложила миску с мазью в сторону, — для меня это неожиданность. Попав под действие борщевичного сока, он зарекся связываться с этим растением.
— И все же я говорю правду.
— Тогда не знаю, — в ее голосе прозвучали отчаянные нотки, — спросите лучше участкового.
Я посмотрел на Людмилу. Кто я такой, чтобы давить на эту женщину в поисках нужных ответов. В конечном счете это даже не мое дело.
— Извините, я не хотел сделать вам больно. Просто этот бумажник стал некоторой неожиданностью. Да и я хотел помочь следствию, ведь они действительно искали не там. Что если он пропал именно на Бледной поляне?
— Пропал… — странно повторила она мое слово. — Знаете, вы хороший человек и будет лучше, если вы уедете отсюда.
— Но я даже не приступил к исследованию.
— И не надо. Вы и так порядком встревожили тут всех. Поймите, порой тихие места совсем не такие, какими могут казаться на первый взгляд.
— То есть? Вам кто-то угрожает?
— Мне? — она криво усмехнулась. — Мне бессмысленно угрожать. А вот вам... Вы же не из этих мест и ничего вас тут не держит. А потому уезжайте. Это гиблое место и здесь слишком часто пропадают люди.
— А кто здесь еще пропал? — я внимательно посмотрел на Людмилу. — Кто еще?
— Мне кажется, вам пора спать. Мазь действует не сразу и требует покоя. К тому же вы устали. Будет лучше, если вы отдохнете. И прошу вас, подумайте над моими словами.
— Боюсь вас разочаровать. Я никогда не отступал от своих исследований, где бы они ни проводились. Это в моем характере — иди наперекор трудностям. Иначе я бы не состоялся как ученый.
— Это смертельные трудности, — сказал Людмила. — Хороших снов. Надеюсь, завтра вам будет лучше.
И она вышла из комнаты, оставив меня в некотором недоумении относительно этой тихой потерявшейся в лесах деревни.
