В субботу, накануне того дня, когда произошла эта история, наша рыжая Мотя принесла котят. Нахалка поставила меня перед фактом, и семья пополнилась тремя белесыми малявками с наследственными, неясными еще рыжинами. Неинтересные масти, помню, огорчилась я, рядовые, таких не пристроишь. Соседи не возьмут, а топить я не умею – не дал бог ни окаянства, ни сноровки.
В общем, погрустила и стала собираться на свои галеры. Рано утром, пока народ спит, я мою и мету подъезды в четырех соседних домах. Удобно, что рабочее место рядом и время все твое – хочешь торопись, хочешь вразвалочку. К восьми я обычно забегаю домой, готовлю завтрак себе и мужу, навожу марафет и убегаю.
Следующая трудовая вахта ждет меня в институтской библиотеке, на абонементе, где всегда топчутся озабоченные студенты и преподаватели. В одной из подведомственных лабораторий при нашем институте пять лет назад еще трудился и мой Смирнов, но пришли суровые времена, коллектив лаборатории в полном составе попал под сокращение. Подозреваю, с особым удовольствием сократили моего благоверного, за сварливость нрава. Не смотря на всю его гениальность. И теперь он двигает науку дома. Иногда это шумно, иногда дымно, иногда летят искры и гаснет свет. Но ничего, я не против. Ведь главное, мы хорошо живем и любим друг друга. Вот только бы удержаться на плаву. Господи, пошли мне в этом месяце премию. Саше срочно нужен трансформатор взамен безвременно сгоревшего, а мне сапоги.
***
Когда я вернулась домой, внешний вид котят разительно изменился.
– Новый краситель, – пояснил муж. А я, увидев разноцветных детенышей – двоих в голубые и черные квадраты, а одного – в зеленые ромбики, покачнулась от изумления. Нет, никогда не привыкнуть мне к изобретениям Смирнова. Каждый раз, как холодный душ.
– Что ты, Мариша? Не волнуйся, не заболеют звери. Краситель уникальный, совершенно безопасный и несмываемый.
– Вот этот, – сглотнув, указала я на крайний комочек. – Кажется, похож на одного из арлекинов Пикассо.
– Кубизм, – значительно ответила моя половинка. – А то!
…Эх, теперь точно котят не пристроишь. Лучше даже никому не показывать.
***
Потом Смирнов изъял из обращения большой, дубовый, еще дедов гардероб, выгрузил содержимое, вооружился инструментом и воодушевленно принялся уродовать раритет. Я чуть не ревела, молоток грохотал, кошка забилась под кровать, кубическая ребятня пищала, по углам валялись шубы и пиджаки – в общем, энтропия в доме достигла невероятного размаха.
А тут еще из продовольствия остались одни макароны, приправы были обозначены солью и лавровым листом, ну, и немного чайной заварки и кофе наблюдалось. Мой домашний гений, подпитывающийся энтузиазмом, не особо разбирался, хватал, что съедобно, это мне приходилось заглядывать в завтрашний день. И он явно сулил нам горести и безнадегу, которая все никак не улетучивалась. Наверное, глаза у меня тогда были грустные, потому что Сашка посмотрел на меня так светло и ободряюще, как умел только он, обнял и проговорил: «Не переживай, Маришка, все образуется!»
Очень хотелось уточнений, что может образоваться, когда в доме нет еды и денег, богатого дядюшку при смерти судьба не предоставила, и спутник жизни в вечном изобретательском порыве. Безо всяких дивидендов, увы. Но я взяла себя в руки и тоже улыбнулась в ответ: «Да, конечно! Пробьемся!»
***
А на следующий день муж пропал. Кажется, он всю ночь еще трудился над шкафом: временами сквозь сон ко мне пробирались то удары молотка, то какой-то тревожный треск, то веселый матерок увлеченного ученого, надо думать, ударившего себя по пальцам. Только к утру наступила тишина, я и проснулась. Спустила ноги с кровати, побрела полусонная кофе варить. Иду, бормочу почти забытое: «Ребенок спал, покуда граммофон все надрывался “Травиатой”…»
Открываю дверь, выхожу в комнату – вот шкаф разверстый, зияет зловещей чернотой нутра, вот на сугробе опилок валяются чертежи и инструменты. А у окна стоит незнакомый господин строгого вида, высокий, худой, прямой невероятно.
– Саша? – позвала я, растерянно озираясь.
– Сначала принято здороваться, – выдал мне ранний гость неожиданное. И укоризненно добавил: – Вы бы оделись, дама.
Тут я обозлилась. Ну, здравствуйте! Конечно, я была в ночной рубашке – в своей рубашке и тапочках на босу ногу, в своем, между прочим, доме! А тебя кто звал ни свет ни заря? Да плевать я хотела! Где, вообще, Смирнов?
– В подпространстве он, – услышала спокойный голос. Мысли этот пришелец, что ли, читает? – Эр Игрек Би два Би четыре. Пришлось задержать вашего благоверного. Посадили в кутузку в одной из параллельных реальностей, – усмехнулся он в ответ на мое удивление. – Это чтоб было понятнее.
Понятнее мне не стало. Вскочила я и понеслась по комнате – оборки длинной ночнушки вздымались за спиной. Должно быть, забавно выглядела, как нелепая белая птица. Заглянула под кровать, под стол, раздвинула занавески, раскидала барахло по углам, направилась к шкафу…
– Я бы не стал… – донеслось мне вслед. Но я не собиралась слушать.
– Сашка! – крикнула. – Смирнов! Выходи! – Бездонный гардероб ответил мне мрачным молчанием. Затаился, значит, спрятался? Приятеля зачем-то позвал. Ну, погоди, шутник, я до тебя доберусь.
И тут случилось странное. Как только я схватилась за деревянный край, там, где еще не так давно была дверца, раздался треск, полыхнуло… Дальше под ноги мне словно бросили что-то объемное, мягкое, невыразимо нежное, сероватое. Я нагнулась…
– Стоять! – незнакомец мгновенно оказался рядом, присел на корточки. – Позвольте… – его голос прозвучал растерянно. – Что это? Так. Палантин, баргузинский соболь, середина девятнадцатого столетия… Ну и Смирнов, ну и сукин сын, – помотал он головой, поднимаясь. – Третий раз деактивируем, сколько же можно…
Палантин? Соболь? И тут я застыла, осененная внезапной догадкой. Неужели мой гений создал очередное чудо? Наверное, это тот самый рог изобилия, про который он мне столько раз рассказывал…
Стояла я, разглядывая останки дедова шкафа и понять не могла – ну, просто же старые деревяшки. А потом улучила момент, когда длинный отвернулся, и еще раз дотронулась. Гардероб зашатался, заскрежетал и на меня с грохотом полез… комод! Пришельцы из параллельных измерений или пришлые земляки, кто они там, тоже матерятся, ага, в чем я и убедилась. Предмет мебели, по мнению этого эксперта, оказался итальянцем восемнадцатого века, резным, тюльпанного дерева.
Ну, вот тоже мне. Вечно у Смирнова все не слава богу. Беда, непрактичный он у меня. Комод, палантин… Лучше бы гречу с тушенкой подогнал.
Нет, все-таки с таким мужем если и не легко привыкаешь к невероятному, то быстрее осваиваешься. Поэтому я сказала деловым тоном:
– Вы вот что. Забирайте это антикварное барахло, если так уж нужно. А Смирнова моего верните. Как же вам там не стыдно, гениальных ученых задерживать!
– Боюсь, вы не понимаете… – гость снова взглянул на меня укоризненно.
– Это я не понимаю? А какие вообще у вас полномочия, господин хороший? Может, и ордер на арест есть?
– Конечно, – с готовностью согласился пришедший. Он взмахнул рукой и прямо около меня в воздухе закачался мерцающий голубым лист с мелкими письменами.
– Что это? – спросила я, слегка обалдев и падая на табурет.
– Обыкновенная голограмма. Видите? Вот: Смирнов Александр Константинович, землянин, тридцати семи лет. Проживающий… Так. Пятый мегапарсек. Система Кита… Совершил серьезный проступок – угнал рог изобилия...
– Позвольте… – голос мой задрожал. Неужели Сашка умудрился поссориться даже с космическими силами? С него станется. – Что значит угнал? Изобрел!
– Нельзя изобрести уже существующее.
– …И вообще, какой же это рог? – попыталась я схитрить. – Это же шкаф!
– Форма не суть, – пустился в объяснения гость. – А суть принадлежит древнегреческому богу Плутосу, который владел им и передавать никому не собирался. И вообще, какой же это рог? – передразнил он меня. – Недоработочка вышла. Где тонкие настройки, где обретение бессмертия и отпущение грехов? Вот это рог. А то, что изготовил ваш Смирнов, – это, извините, бодяга из сивухи с громким названием «виски». Комоды вперемешку с мехами, не смешите меня.
– Ничего, – горько возразила я. – Вы только верните мужа, и мы никому не скажем, что это «виски».
– В общем, – твердо произнес неведомый экзекутор, – нет у меня времени с вами пререкаться. Была попытка угона рога? Была. Хотя и довольно топорная, но оставить ее без внимания мы не можем. Посему вверенными мне полномочиями следователя Главного межгалактического следственного управления я изымаю вот эту самоделку, – он указал в сторону гардероба, – а землянина Смирнова лишаю тридцати семи прожитых лет. Возраст уйдет в уплату древним грекам за испытанный ими моральный дискомфорт.
И одним щелчком пальцев этот факир уничтожил шкаф и комод с палантином. А потом… Потом просто зажал в пальцах верхнюю пуговицу своего костюма и растворился в воздухе. Исчез, словно его и не было. Голограмма растаяла следом. Не поручусь, что не запахло серой, чур меня.
– Эй, постойте! – запоздало воскликнула я вслед. – Я не понимаю. Как же так?
И тут за моей спиной раздался тихий звук. Я оглянулась. На замусоренном полу, на месте злополучного гардероба лежал сверток. Младенец! Вот он зашевелился в своем полотняном коконе, агукнул… и вдруг открыл глазки и взглянул на меня так знакомо, так тепло и ободряюще. Как смотрел на меня лишь один человек на земле… Смирнов? Сми-и-ирно-ов…
---
Автор рассказа: Анна Мухина