Кирилл вскрикнул. Темнота обступила его со всех сторон. Он не был труслив, но что-то белое так и маячило перед глазами в отдалении. Дом был старым и поверить в нечто сверхъестественное здесь было не трудно, а скорее даже наоборот. "Нечто" посверкивало глазами и будто бы парило в бездне.
Сердце отчаянно билось о грудную клетку. Парень вытащил телефон и включил фонарик. Холодный свет прорезал клубящуюся пылью тьму. В сумеречном пространстве черты редкостно тонкие и аристократичные, но всем с детства знакомые проступили яснее. Это была кошка. Кирилл облегченно выдохнул, хотел было дойти до старомодного выключателя, но как-то сам собою передумал.
Странное нежное существо с бледной полупрозрачной шерстью и серо-голубыми почти человеческими глазами притягивало все внимание. Кошка посмотрела в окно, чуть очерченное лунным светом, который свежими прохладным потоками полился в комнату, наконец выбравшись из-за занавеса туч. Кирилл застыл на месте. Мгновение показалось вечностью. Повисло неизвестное прежде напряжение, будто перед грозой, казалось что-то случится, что-то неизвестное, важное, то, что изменит все и навсегда.
Кошка посмотрела на нового хозяина дома. Взгляд ее был полон смеси света, тоски, грусти и спокойствия. Она будто бы даже улыбнулась. Все стало расплываться перед глазами. Так бывает, если наденешь контактные линзы и долгое время не будешь моргать. Маленькое создание увеличилось и изменило форму. Кирилл оцепенел. Словно он в какой-то странной мистической истории про ведьм, чёрных котов, воронов и магию...
Юноша проморгался. И пришел в ужас. Но не от увиденного, а от мысли о том, что он, наверняка обезумел. С нормальными людьми такого не происходит. Просто наваждение какое-то. Перед ним стояла девушка. Возраста ее определить было невозможно настолько же, насколько и ее внешних данных. Красива ли была она? Или уродлива? Кирилл не понял. Ни сейчас, ни в последующие разы. Она стояла здесь одна, волосы обнимали нежное, будто фарфоровое гладкое лицо. Оно было одновременно и осязаемо и призрачно, и близко и чрезвычайно недоступно. Каковы были ее нос и рот? Парень не разглядел. Вроде бы не такие, какие сейчас модно. Нет никакого точного контура, скул, узкого носа. А может так и не должно быть? Губы были чувственные и лепестками роз слабо розовели на лице.
А глаза были те, кошачьи, небесные. Когда в них поблескивал лунный свет, он преображался, странно преломляясь и лишаясь своей тёмной стороны. Это был взгляд не музы, необычайным образом появившейся посреди старого дома, когда-то приобретённого, да так и не использованного отцом, он был наполнен смирением и святостью старого священника. Таких всегда бывает странно встречать в миру - кажется мимо тебя прошёл кто-то из другого, лучшего, справедливого, доброго мира. Когда свет не наполнял грустные большие глаза незнакомки, они становились человеческими. Более живыми, темными, а следовательно грешными. Кирилл не знал, какой взгляд его больше притягивает: перед первым он благоговел, а второй понимал. Ясно было одно: дьявола в них не было. Порою заглянешь в иные страстные, горящие, прямо-таки пламенеющие очи и увидишь, что принадлежат они бесу, и что огонь в них - адовый.
Какова была фигура девушки? Мягкие изгибы, плавно протекали из одного в другой. Легкие белые одежды опутывали их создавая впечатление чего-то невесомого и облачного. Ее полуобнаженное тело в прозрачных тканях не вызывало однако ни страсти, ни вожделения. Оно казалось выточенным из мрамора, роскошной античной Венерой, и в то же время было в нем какое-то сдерживающее смирение Богоматери, какая-то незащищенность и возвышенность.
Девушка слегка улыбнулась, обнажив ряд крупных чуть неровных зубов цвета слоновой кости. В этом было ее приветствие.
- Я знала, что однажды ты придешь, - кивнула она. - Бог обещал.
Кириллу стало тепло и спокойно. Как в первые сладостные минуты дремоты после утомления.
- Кто ты? - спросил он.
- Ева, - был ему ответ. Но увидев смешавшееся выражение лица юноши гостья рассмеялась звонким как колокольчик смехом и добавила. - Нет, не та Ева, что сорвала плод с дерева познания добра и зла. Хотя пожалуй между нами есть что-то общее. Это долгая история.
- Расскажи.
- Хорошо. За этим собственно ты и здесь. Я родилась в городе и жила той же жизнью, что и мои сверстники. Однако постепенно умом моим завладевали все более странные, а порою и чудовищные мысли, я не могла уснуть, наваждение было непреодолимым. Священники сказали, что только Бог может помочь. Я поселилась в женском монастыре. Мне было девятнадцать. Да так и осталась там. Я не постриглась в монахини. Вся прежняя жизнь оборвалась неожиданно и жестоко. Дьявол, отступивший было после моего ухода в монастырь, вновь стал донимать меня, после того, как душа более-менее очистилась от мирского. Чем чище человек, тем притягательнее он для тьмы. Кошмары и галлюцинации вновь захватили меня, причиняя и физические и моральные страдания. Я знала, что все это ради Бога, что страдания очищают душу, что я обязана быть сильной, но все стало настолько ужасно, что я сдалась. В тот день мне привиделась оргия чертов и бесов. Они обещали избавление, если я присоединюсь к ним. Я была безумна, истощена, вера в Бога моя пошатнулась и я согласилась. Запертые в глубине моего существа человеческие пороки вновь вырвались наружу. Я согласилась. Во время своего пира и развлечений демоны, проверяя и пытая меня, мучали всех и все. Мне было тошно, ещё хуже чем раньше. В это мгновение издевались над кошкам. Их я всегда особенно любила. Сердце мое не вытерпело и я бросилась защищать их. Дьявол разгневался на меня также, как прежде это сделал Бог. Я была отвергнута обоими. Дьявол превратил меня в кошку, а Бог за прежнее предательство и малодушие велел ждать человека, с прибытием которого я верну прежний свой облик, хотя и призрачный. Он сказал, что я не стану по-настоящему живой, пока не спасу сто кошек (по количеству замученных при мне дьяволом). Бог не простит меня без этого.
- Но отныне ты не с бесами?
- Нет. Я безустанно мысленно молила о том, чтобы они отступили. И Господь в этом был милосерден.
Кирилл никогда не любил кошек. Но странное глубокое притяжение Евы было так сильно, что он протянул ей руку. Его вспотевшие грубоватые мужские ладони почувствовали приятный холодок тонких маленьких пальцев. Ева легла на постеленном Кириллом старом матрасе тут же, в заброшенном подвале, и молодой хозяин еще долго смотрел на невинное дремлющее светлое существо.
Отпуск, выхлопотанный для ремонта старого отцовского дома проходил в основном за другими делами. Вначале под покровом ночи, чтобы никто не обратил внимание на внешность девушки, похожей на привидение, ходили по деревни, собирали бродячих котов, Кирилл отвозил их в ветеринарку, а Ева ухаживала за новыми питомцами. Потом сдавали в приют, жертвовали деньги, сохранившиеся в том числе на счету Евы.
Постепенно события, происходящие в погоне за нужным числом спасенных, сближали этих двоих столько различных людей. Сердца их сплетались, пуская друг в друга длинные корни. Они взяли пятерых котов к себе, сами удивившись, что отождествляли друг друга, как единое целое. Прежнее служение Евы Богу теперь выражаюсь не через страдания и лишение, а через любовь и принятие.
Отчужденность девушки прошла, и хотя в глазах ее все светилось то неискоренимое отличие от людей обыденных, она стала по-человечески близка к Кириллу, ждала их встреч и разговоров. Он, несколько раз ухаживающий прежде за девушками, впервые чувствовал эту новую прочную связь.
Наконец порог был перейден. В волнении Ева легла на диван в гостиной городской квартирки Кирилла. Несмотря на клубившиеся в голове мысли сон сморил девушку чрезвычайно быстро. Ночь пролетела за одно мгновение, и лишь далекий божественный голос долго говорил слова прощения и утешения...
Ева проснулась другим человеком. Она снова чувствовала, снова ощущала все окружающее, снова была живой, настоящей, осязаемой, понятной. Кирилл обнял ее, и они впервые поцеловались. Рядом любопытно восседали спасенные коты. Они-то знали, между прочим, как происходили в эту ночь метаморфозы девушки, видели как Бог невидимый зашёл в комнату. На светлом лице его светилась радость как на лице отца, который знает, что дочь его искупила свою вину, что она вновь чиста. Он положил руку ей на лоб и все зло, все несчастье ушло, поглощенное его светом. Он не гневался более, лишь прощал, как прощали и все другие, в том числе и коты, знавшие о мучениях своих сородичей, но бывшие благодарными. Жаль только, что люди не всегда так могут...