В литературном мире «Матренин двор» — это произведение, которое вечно останется в сердцах читателей. Эта книга не только проливает свет на жизнь в советской деревне, но и представляет нам глубокие философские размышления о человеческой судьбе и моральных ценностях. В ее страницах мы находим множество выразительных реплик, которые касаются жизни, любви, труда и судьбы. Ниже мы собрали подборку лучших афоризмов и цитат из книги Александра Солженицына «Матренин двор», которые наполняют наши сердца мудростью, ведь каждая из 60 фраз несет в себе непередаваемую глубину человеческого опыта.
60. «Я со всем свыкся, что было в избе Матрены».
59. «Хоть и пригорбленный больною поясницей, но все еще статный, старше шестидесяти сохранивший сочную, молодую черноту в волосах, он наседал с горячностью».
58. «Ни всякого эмигранта — возврат на родину. Тот, кто не хочет этого и не работает для этого, — потерянный чужеземец».
57. «Да ещё пустят ли когда на ту волю? Не навесят ли еще десятки ни за так?».
56. «Никого в наше время не удивляет, что человек каждодневно служит терпеливо и внимательно телу своему. Но оскорблены были бы, если бы так служил он своему духу».
55. «Пусть ложь все покрыла, пусть ложь всем владеет, но в самом малом упрёмся: пусть владеет не через меня!».
54. «Очень уж они на меня наседали. Но одно было ясно: что за самогонщину Матрене могут дать срок».
53. «Разворотило их всех. Не соберешь.».
52. «Но и сама эта старуха, намного старше здесь всех старух и как будто даже Матрене чужая вовсе, погодя некоторое время тоже плакала».
51. «А муж Матрены не вернулся с этой войны. Похоронного тоже не было. Односельчане, кто был с ним в роте, говорили, что либо в плен он попал, либо погиб, а только тела не нашли».
50. «Что ж, воровали раньше лес у барина, теперь тянули торф у треста».
49. «На сто восемьдесят четвертом километре от Москвы по ветке, что идёт к Мурому и Казани, ещё с добрых полгода после того все поезда замедляли свой ход почти как бы до ощупи. Пассажиры льнули к стёклам, выходили в тамбур: чинят пути, что ли? из графика вышел? — Нет. Пройдя переезд, поезд опять набирал скорость, пассажиры усаживались. Только машинисты знали и помнили, отчего это все».
48. «Так плачи сестер были обвинительные плачи против мужниной родни: не надо было понуждать Матрену горницу ломать».
47. «Строено было давно и добротно, на большую семью, а жила теперь одинокая женщина лет шестидесяти».
46. «Торфопродукт? Ах, Тургенев не знал, что можно по-русски составить такое!».
45. «Кряхти да гнись. А упрешься — переломишься».
44. «Вызвать на дом врача из поселкового медпункта было в Тальнове в диво, как-то неприлично перед соседями — мол, барыня».
43. «Стояли вокруг леса, а топки взять было негде. Рычали кругом экскаваторы на болотах, но не продавалось торфу жителям, а только везли - начальству, да кто при начальстве... Топлива не было положено — и спрашивать о нем не полагалось».
42. «Бежал он легкий, земли не чувствуя, и не помолился еще раз, с благодарностью, потому что некогда было, да уже и некстати».
41. «Я мирился с этим, потому что жизнь научила меня не в еде находить смысл повседневного существования. Мне дороже была эта улыбка её кругловатого лица, которую, заработав наконец на фотоаппарат, я тщетно пытался уловить. Увидев на себе холодный глаз объектива, Матрена принимала выражение или натянутое, или повышенно-суровое».
40. «Я заметил: у нее было верное средство вернуть себе доброе расположение духа — работа».
39. «Страдая от недугов и чая недалёкую смерть, тогда же объявила Матрёна свою волю: отдельный сруб горницы, расположенный под общей связью с избою, после смерти её отдать в наследство Кире. О самой избе она ничего не сказала. Ещё три сестры её метили получить эту избу».
38. «Наконец ужин кончился. Опять все поднялись. Спели «Достойно есть». И опять, с тройным повтором: вечная память! вечная память! вечная память! Но голоса были хриплы, розны, лица пьяны, и никто в эту вечную память уже не вкладывал чувства».
37. «И даже о сердечности и простоте Матрёны, которые золовка за ней признавала, она говорила с презрительным сожалением. И только тут — из этих неодобрительных отзывов золовки — выплыл передо мною образ Матрёны, какой я не понимал её, даже живя с нею бок о бок».
36. «Кошка была немолода, а главное — колченога. Она из жалости была Матрёной подобрана и прижилась».
35. «Высокий лоб его был омрачён тяжёлой думой, но дума эта была — спасти брёвна горницы от огня и от козней матрёниных сестёр».
34. «Меня поразила её речь. Она не говорила, а напевала умильно, и слова её были те самые, за которыми потянула меня тоска из Азии: — Пей, пей с душою желадной. Ты, потай, приезжий?».
33. «И именно это — что одни сани дразнили, ждали с готовым тросом, а вторые ещё можно было выхватывать из огня — именно это терзало душу чернобородого Фаддея всю пятницу и всю субботу».
32. «И изо всех этих причитаний выпирал ответ: в смерти её мы не виноваты, а насчёт избы ещё поговорим!».
31. «Я только потом узнал, что год за годом, многие годы, ниоткуда не зарабатывала Матрёна Васильевна ни рубля. Потому что пенсии ей не платили. Родные ей помогали мало. А в колхозе она работала не за деньги — за палочки. За палочки трудодней в замусленной книжке учётчика».
30. «Кроме Матрёны и меня, жили в избе ещё: кошка, мыши и тараканы».
29. «Тут узнал я, что плач над покойной не просто есть плач, а своего рода политика. Слетелись три сестры Матрёны, захватили избу, козу и печь, заперли сундук её на замок, из подкладки пальто выпотрошили двести похоронных рублей, приходящим всем втолковывали, что они одни были Матрёне близкие».
28. «Так в тот вечер открылась мне Матрена сполна. И, как это бывает, связь и смысл ее жизни, едва став мне видимыми, — в тех же днях пришли и в движение».
27. «Не гналась за обзаводом… Не выбивалась, чтобы купить вещи и потом беречь их больше своей жизни. Не гналась за нарядами. За одеждой, приукрашивающей уродов и злодеев».
26. «Пока можно ещё дышать после дождя под яблоней — можно ещё и пожить!».
25. «Ещё в тот год обещали искусственные спутники Земли. Матрёна качала головой с печи: — Ой-ой-ойиньки, чего-нибудь изменят, зиму или лето».
24. «Летом 1956 года из пыльной горячей пустыни я возвращался наугад — просто в Россию».
23. «Но отнюдь не была Матрёна бесстрашной. Боялась она пожара, боялась молоньи́, а больше всего почему-то — поезда».
22. «Я мирился с этим, потому что жизнь научила меня не в еде находить смысл повседневного существования».
21. «Она не говорила, а напевала умильно, и слова её были те самые, за которыми потянула меня тоска».
20. «Что за манера проклятая — ничего не объяснять нечиновному человеку».
19. «Из-за того он и стал курить чаще трубку, чтоб не перебивали его, когда он курит, не просили дотянуть. Не табака ему жалко было, а прерванной мысли. Он курил, чтобы возбудить в себе сильную мысль и дать ей найти что-то. Но едва он поджигал сигарету, как сразу в нескольких глазах видел: "Оставь докурить!"».
18. «Вот, говорят, нация ничего не означает, во всякой, мол нации худые люди есть. А эстонцев сколь Шухов ни видал — плохих людей ему не попадалось».
17. «Что добром нашим, народным или моим, странно называет язык имущество наше. И его-то терять считается перед людьми постыдно и глупо».
16. «Человек не помнит, как родился, и не знает, когда умрет».
15. «Чего на себе не припрёшь, того и в дому нет».
14. «У тех людей всегда лица хороши, кто в ладах с совестью своей».
13. «Работа — она как палка, конца в ней два: для людей делаешь — качество дай, для начальника делаешь — дай показуху».
12. «Он не был шакал даже после восьми лет общих работ — и чем дальше, тем крепче утверждался».
11. «В газетах писали тогда "лампочки Ильича", а мужики, глаза тараща, говорили: "Царь Огонь!"».
10. «Не жалко было саму горницу, стоявшую без дела, как вообще ни труда, ни добра своего не жалела Матрёна никогда».
9. «Неприятно это очень, когда ночью приходят к тебе громко и в шинелях».
8. «Писать теперь — что в омут дремучий камешки кидать. Что упало, что кануло — тому отзыва нет. Не напишешь, в какой бригаде работаешь, какой бригадир у тебя Андрей Прокофьевич Тюрин. Сейчас с Кильдигсом, латышом, больше об чем говорить, чем с домашними. Да и они два раза в год напишут, жизни их не поймешь».
7. «Незнайка на печи лежит, а знайку на веревочке ведут».
6. «Легкие деньги — они и не весят ничего, и чутья такого нет, что вот, мол, ты заработал. Правильно старики говорили: за что не доплатишь, того не доносишь».
5. «Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. Ни город. Ни вся земля наш.».
4. «Что тебе воля? На воле твоя последняя вера терниями заглохнет. Ты радуйся, что ты в тюрьме! Здесь тебе есть время о душе подумать!».
3. «Там я долго сидел в рощице на пне и думал, что от души бы хотел не нуждаться каждый день завтракать и обедать, только бы остаться здесь и ночами слушать, как ветви шуршат по крыше — когда ниоткуда не слышно радио и всё в мире молчит».
2. «Все работали, как безумные, в том ожесточении, какое бывает у людей, когда пахнет большими деньгами или ждут большого угощения».
1. «Две загадки в мире есть: как родился — не помню, как умру — не знаю».
Еще больше интересных материалов – в нашем Telegram-канале!