— Инка! Где ты? Ну девчонка, лишь бы бегать!
— Я зде-е-есь!
Лицо в конопушках, волосы растрепались. Девчонкино лицо появляется между листьев старой, почти не плодоносящей яблони на немаленькой высоте.
— Да как же так! — всплескивает руками бабушка. — Вот ...обезьяна! Чего удумала, куда залезть! Дед, дед, ты только погляди!
— Сле-езет, — не оборачиваясь машет рукой дед и продолжает стучать молотком по дощечкам. Это он табуретки такие делает, чтобы сидеть у кустов смородины и эту самую смородину собирать. Инка вздыхает: она не хочет сидеть неподвижно и собирать ягоды. Она бы лучше обошлась вообще без ягод. Тем более тут такая радость: дед наотрез отказался спиливать большую яблоню, как бы его бабушка ни уговаривала. Инка было представила, что встанет на защиту дерева, как пионер-герой в книжке, собой заслонит его ствол и, наверное, все-таки зажмурит глаза. Но теперь этого делать не придется, яблоня и так останется жива. Дед сказал свое «нет», пила осталась в сарайчике. И Инка убежала обнимать дерево-подружку.
— Инка! Бегом помидоры поливать!
А теперь нужно скорее слезать. А то вдруг что-то заподозрят и откроют Инкину тайну.
Инка говорит с деревьями.
И вообще она с ними дружит.
Ей есть о чем поболтать с недавно посаженной тоненькой калиной. Со второй яблонькой, которая, сказали, Инкина ровесница. Со сливами, с грушей-дичкой родом из леса, который тут был до всех дач. С великолепной красавицей-ивой, особенно с ней, она всегда все понимает. Какие у нее чудесные острые листики, какие гибкие прутики-веточки. Инка обнимает деревья, доверяет свои секреты. А помидоры – они глупые, они не разговаривают. Девочка сейчас будет окунать ведро в ржавый старый бак, который стоял тут до рождения Инки и даже Инкиной матери, вытаскивать его обратно с мутной, темной водой, полной каких-то шевелящихся мелких существ, похожих на червяков, и нести к грядкам. И так – пока земля, где проживают помидоры, не окажется сырой, как после хорошего дождя. Ведро для Инки большое, но бабушка и дедушка говорят – она сильная, справится, не детское же ведро ей давать. Детское в сарайчике валяется где-то. Белое такое. Она и им когда-то поливала грядки. Умудрялась облиться водой с ног до ушей. Смешно, когда платье все мокрое и обувь хлюпает.
Бак стоит у самого забора. А за забором — вишни. Можно успеть с ними перешепнуться, пока набираешь воду. И поднять голову. Высоко-высоко плывут облака. Целые дворцы и острова. Инка дома пишет про них стихи. Интересно, а деревья сочиняют стихи? А может — песни? Они же такие высокие, и облака им видно лучше. Хотя тоже не достают до неба. И вишни, и ива, и даже старая яблоня, наверное, мечтают коснуться облака хоть пальцем... то есть веткой.
Вишни хитрые. В прошлый раз они позвали Инку попробовать ягоды. И девочку как раз послали собирать вишню. Она хорошо знает, что это значит: потом всей семьей сидеть на кухне и выковыривать косточки. Одно только весело — руки потом все как в краске. Если повезет, то по локоть. А еще можно надавить на ягоду, — нечаянно, разумеется, не нарочно же, — и сок куда-нибудь брызнет, и у взрослых переполох. Однажды сок брызнул Инке в глаз, все ругались. А чего ругаться, глаз что — посинеет, что ли? Ну и посинеет, сами всегда говорили, что самые красивые глаза — это голубые. У Инки — зеленые. Как листва.
Инка радостно залезла на ветви самой большой вишни, высоко. Прямо с ведром, умело установив его так, чтобы не упало. Одна ягода на дно: бамм! Вторая: бомм! Но следующую вишенку будто кто подтолкнул Инке прямо в рот. И еще одну, и еще. Вишни-то она бабушке, в конце концов, набрала. Но та сказала — мало. Вовсе не мало! Это в ведре мало оказалось. Кора у вишни гладкая-гладкая, Инка ее очень любит гладить.
На выходных Инку возили в лес. Сказали, пока каникулы — надо повозить девочку на природу, а то весь год болеет. В лесу Инка немедленно освоилась. Дел-то всего ничего: подойти да познакомиться с деревцами, что растут, ласково касаясь друг друга, поддерживая. Это ж вам не с ровесниками знакомиться, которые быстро найдут, за что дразнить: платье старое, туфли старые, «это твоей бабушки, что ли?» Нет, туфли мамины. И платье тоже. Вот получит мама эле... нет, алименты — тогда, говорят ей взрослые, купим хотя бы колготки. Инка не любит колготки, бабушка заставляет их надевать даже в жару, «чтоб не простыла», а ребята опять дразнятся. Пусть не будет колготок. Инка даже зимой готова ходить без них. Деревьям хорошо, им не надо одежды. И им все равно, мамино на Инке платье — или которое «достали» по знакомству. Как оно называется тогда: достанное? Достатое?
С Инкой тогда разговорились все обитатели леса. Слушая их истории, она дошла до маленького пруда. На берегу стояла ива, но совсем не такая, как на даче. У этой листья были темные и мягкие, пушистые. Инка не удержалась и поцеловала один листочек. А потом обняла ствол дерева, и новая знакомая оказалась совсем не против такой фамильярности.
Инка вернулась с крохотными розовыми гвоздиками, еще какими-то синенькими цветами и с двумя ягодками земляники. Как раз дедушке и бабушке, она не жадная.
А на даче она сразу бросилась к иве. Передать ей привет от лесной сестренки.
Если бы Инке кто-то тогда сказал, что однажды, через много -много лет, у нее не станет ни бабушки, ни дедушки, ни дачи, которая уйдет другим людям, — она бы очень удивилась. Они же всегда были, есть и будут, и никак иначе.
**
«Инна Борисовна, перезвоните, пожалуйста, ближе к концу рабочего дня». Перезвонит, конечно. С ее стороны работа выполнена, а в запасе еще три часа, успеется. В кои-то веки выбралась в парк с повзрослевшим сыном. «Надо когда-то touch the grass, «потрогать траву», выйти из дома, а то уже скоро дереал начнется», - рассудил он, вылезая из-за компьютера. Они собрались и пошли.
В парке солнце пускает лучи и попадает точно между ветвей, золотя листву. В парке пруд, недовольные утки спешат к трубе, наливающей в него чистую воду. Клумбы усыпаны крупными пахучими осенними цветами.
— Кра-со-та! — резюмирует сын, наводя телефон и фотографируя аллеи.
Инна останавливается.
— Вот — красота, — говорит она.
— Где? — сын оборачивается и видит огромную иву. Ива-матриарх разбросала во все стороны толстые, способные все выдержать ветви, приютила под ними еще одно, небольшое, но уже обретающее уверенность деревце. Почти не различишь, где листва одного, а где — другого.
Инна быстрым шагом идет к ним. Порывисто обнимает старшее дерево, прижимается лицом к стволу, гладит кору. Сын терпеливо ждет и смотрит вопросительным взглядом.
Потом они медленно бредут по тропинке между старыми дубами. Инна цитирует вслух дивного Басё:
Все волнения, всю печаль
Твоего смятенного сердца
Гибкой иве отдай.
А потом просто улыбается.
Старая ива смотрит ей вслед.
Автор: Юлия Кулакова
Фотография: из личного архива автора