Богослужения на улице под натянутым брезентом, алтарь у резервуара с водой, танцы и песни под барабаны после литургии, плавания на лодке по озеру с крокодилами и встречи с колдунами. Все это – ежедневная жизнь православной миссии, которую в Уганде уже почти сорок лет поддерживает Русская зарубежная церковь (РПЦЗ). О ней мы говорили с иеромонахом Силуаном (Брауном) – американцем, который в юности принял православие, а сейчас является миссионером в Африке.
Текст: Дмитрий Злодорев, фото предоставлено автором
– Отец Силуан, вы приписаны к русскому православному монастырю Святого Димитрия Солунского близ Вашингтона. Как из Америки вас занесло в Уганду?
– Одним из моих первых монашеских послушаний было завершение высшего образования и изучение социального служения. Тогда я учился в Университете Южной Флориды и видел в соцсетях, как африканцы просят о помощи. Это заставило меня задуматься над тем, что я могу для них сделать. Мне хотелось отдать им те немногие средства, которые у меня были.
Как-то раз на одном из русских православных сайтов я увидел переведенную на английский язык статью о белорусском миссионере из кенийской миссии, которая просила о помощи. И до меня дошло: у меня есть хороший интернет, компьютер лучше, чем у них, и я могу рассказывать о миссии в Африке лучше, чем те, кто живет в таких условиях, как они.
Я решил создать сайт о православной церкви в Африке. Одна из моих знакомых, которую я привлек к этой работе, была связана с другой миссией в Кении, и мы договорились пообщаться с ее руководителем. Он сказал мне: «Вам нужно побывать в Африке, чтобы рассказывать о православной жизни здесь». Через пару месяцев я приехал в Найроби. Мы там организовали ряд мероприятий, чтобы рассказывать об африканских миссиях и помочь им. Создали благотворительную организацию Orthodox Africa («Православная Африка»). Главное для нас было определить, какая именно помощь нужна миссиям.
В какой-то момент блаженной памяти митрополит Иларион (Капрал), бывший тогда первоиерархом РПЦЗ, благословил меня работать с отцом Христофором Валусимби, который устроил первую миссию РПЦЗ в Уганде. Благовещенский приход на острове Баказа на озере Виктория был создан в 1980-е годы. Его основатель, отец Герасим Камбитис, подвергся пыткам и был выслан из страны. После этого отца Христофора, который являлся правой рукой отца Герасима, рукоположили в сан, чтобы заменить его. Он был там единственным священником более тридцати лет.
Первые пять лет я просто помогал Благовещенской миссии, находя для нее средства, а два года назад митрополит Иларион назначил меня служить там помощником священника и благословил устроить миссию в Кампале –столице Уганды.
Я бы сказал, это очень краткий обзор истории о том, как я оказался в Уганде.
– Вы единственный белый человек в этой русской миссии?
– Да. Но это касается именно миссии РПЦЗ. Экзархат Русской православной церкви в Африке и служащий там отец Георгий Максимов сейчас устраивают там свою миссию, с которой мы не связаны.
– Я знаю, что в глухих деревнях в Индии местные жители называют белых «людьми без кожи». В Уганде вы слышали о себе что-то подобное?
– Нет. Я работаю в Восточной Африке, которую в свое время колонизировала Великобритания. Там нет никаких суеверий в отношении белых людей. По крайней мере, я о них не слышал. Местные зовут нас «мзунгу». В зависимости от контекста это может быть грубым выражением, но в целом это означает просто «белый человек» или «европеец».
– Я слышал, что до вашей миссии трудно добраться с «большой земли»: нужно даже переплыть озеро с крокодилами. Это правда?
– Да. Наш Благовещенский приход находится на острове в угандийской части озера Виктория. До него нужно плыть на лодке примерно шесть-десять часов, в зависимости от разных обстоятельств. У нас есть деревянная лодка «Святой Николай», на которой мы и совершаем свои путешествия. На ней нет никакого укрытия, так что ты либо жаришься на солнце, либо мокнешь под дождем. Лодка протекает, приходится вычерпывать воду. Честно говоря, это довольно печальный опыт. И да, в озере есть крокодилы и другие животные. Ситуация непростая. Ведь мы таким образом доставляем с «большой земли» какие-то нужные для миссии вещи, а также переправляем грузы в обратном направлении. Так что зачастую я в буквальном смысле слова сижу на багаже.
Другая наша миссия находится в отдаленной пустынной местности, и мне нужно выезжать в 3.30 утра, чтобы приехать туда вовремя и отслужить литургию в 9, а потом возвращаться обратно.
– Как это возможно – жить невесть где, по десять часов проводить в лодке, да при этом еще и проводить богослужения?
– В монашеской жизни я пришел к выводу, что необходимо действительно служить Богу. Я должен отдать Ему все, всю свою волю, и делать то, что Он от меня хочет. Конечно, работа в миссии – это трудно, и не раз меня могли убить. Но я знаю: миссия работает потому, что я доверился Христу, Он ведет нас шаг за шагом. Своими силами мне ничего не удалось бы добиться.
– Вы сказали, что вам неоднократно грозила гибель?
– Много раз. Например, в Уганде, может быть, самое опасное дорожное движение в Восточной Африке. Повсюду валяются обломки мотоциклов. В этом году, на праздник Торжества православия, который отмечается в первое воскресенье Великого поста, мы возвращались с литургии из нашей миссии на западе Уганды, и мотоциклист выскочил прямо перед нашей машиной. У нас не было ни единого шанса избежать столкновения. В результате мотоциклист погиб на месте, его спутник получил серьезные ранения. Наша машина была серьезно повреждена. Все это произошло в деревне, сбежались люди. Меня посадили на заднее сиденье мотоцикла и отвезли в больницу. Пришли полицейские, провели допрос. Это самый последний такой случай. Только что ты служил литургию и вдруг попадаешь в переделку, где гибнут люди. В Уганде нет никакого порядка, если говорить о дорожном движении. Например, мотоциклисты могут появиться где угодно – на дороге, на тротуаре, могут неожиданно менять ряды. В Кампале, столице страны, каждый день на дорогах гибнет от 10 до 17 человек.
– Вы сказали, что лодка, на которой вы добираетесь до миссии, названа в честь святого Николая, который считается покровителем путешествующих. Вы чувствуете его помощь?
– Я бы не сказал, что чувствую ее непрерывно. Святой, присутствие которого я действительно ощущаю – это Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский (Максимович). Он очень явственно покровительствует нашей миссии в Уганде. Наш миссионерский центр в Кампале назван в честь святого Иоанна. И так или иначе наша миссия – это его миссия. Он заботится о людях, которые там есть.
Я не знаю, нужно ли об этом говорить, но духовная брань, которую приходится вести в Уганде, находится на совсем другом уровне, чем, скажем, в монастыре в Америке. Пару лет назад я чувствовал присутствие демонических сил. Колдуны читали заклинания против нас. Это был совсем другой уровень сил зла по сравнению с теми, с которыми сталкиваешься в монастыре. Тогда я совершенно отчетливо чувствовал, как святой Иоанн стоит между мной и этими демонами. Если бы не его заступничество, мою душу просто стерли бы в порошок и от нее ничего бы не осталось.
– Поясните, о каких демонических силах вы говорите.
– Я не знаток демонологии. Но насколько понимаю, существуют разные ранги, или уровни, демонов – как и разные чины ангелов. Давление демонов особенно ощущается у нас на острове. Возможно, оно связано с колдунами, которые расположились прямо рядом с нашей Благовещенской миссией. Я считаю, что там присутствуют гораздо более сильные демоны, чем те, которые соблазняют нас в обычной жизни в монастыре. И потому люди там подвергаются гораздо более серьезному давлению.
– А как вообще русская православная миссия появилась в Уганде?
– Я бы порекомендовал прочитать книгу нашего основателя, отца Герасима Камбитиса, «Слезы на экваторе». Там история миссии описана очень подробно. Он был греком, жил в Канаде и служил в РПЦЗ. Его жена родом из Уганды и приходилась сестрой отцу Христофору. Отец Герасим был врачом и в начале 1980-х годов приехал туда с медицинской миссией. И основал приход. В то время РПЦЗ не находилась в евхаристическом общении ни с Московским патриархатом, ни с Александрийским, поэтому никаких политических противопоказаний для создания миссии в Уганде не было.
– А что она собой представляет? У вас есть два священника. А сколько прихожан?
– У нас около 120 прихожан, которые напрямую ассоциируют себя с миссией. Есть еще около 45 оглашенных, кто готовится принять православие, и еще много людей, которые хотят прийти в церковь.
К сожалению, в Африке зачастую практикуются массовые крещения, и огромное большинство крещенных таким образом людей потом никогда не приходят к православному священнику. Я не крещу тех, кому не смогу потом оказывать духовную поддержку. Мы легко могли бы увеличить нашу миссию на 500–600 человек за год или, может быть, за два. Но сейчас я не могу обеспечить этих людей пастырской заботой на постоянной основе. Безусловно, нам нужны новые священники, чтобы миссия развивалась.
– На сайте РПЦЗ указано, что вы служите на двух языках – английском и луганда...
– Я служу на любом из местных диалектов, на каком требуется. Например, в центральной части Уганды, где находится центр нашей миссии, говорят на луганда. Это язык семьи банту. На западе страны в ходу другие языки.
Меня вдохновляет пример русских миссионеров на Аляске. Они принимали все лучшее, что было в культуре местных племен, крестили их, обращали в православие и отвергали то, что было абсолютно несовместимо с Евангелием. В этом плане я стараюсь вносить свою лепту в создание африканской православной церкви, которая была бы органичной для местных жителей, чтобы они могли слушать богослужения и Святое Писание на родном языке. Можно сказать, это попытка сделать церковь доступной для всех.
– Почему местные жители выбирают православие?
– Святой Дух. И жажда истины. Многие оглашенные, с которыми я сейчас работаю, были римокатоликами. Они читали об истории церкви и искали Христа. Прочитав о православии, они поняли, что прежде не видели всей полноты веры.
– Вы могли бы сравнить привычное для нас русское православие с тем, что видите в Уганде? Есть какие-то сходства или различия?
– В Уганде мы пока находимся в стадии образования, обучения и, так сказать, внедрения православия. Прежде там не уделялось большого внимания духовной жизни. Например, многие даже не слышали о таинстве исповеди.
Я служу священником только два года, но в целом работаю в православной миссии в Африке уже восемь лет. А как я стал священником? Мы проводили специальные лагеря для молодежи в Уганде и проповедовали важность исповеди, венчания, причастия. В одном из таких лагерей люди, с которыми мы там работали долгие годы, стали подходить ко мне и говорить: «Батюшка, наконец-то я понял, что вы говорили о важности исповеди. Можете ли вы исповедовать меня сейчас?» Мне приходилось отвечать: «Нет, я диакон и не могу вас исповедовать». Другие просили меня обвенчать их, и я отвечал то же самое. Вернувшись в США из этого лагеря, я рассказал обо всем своему духовному отцу, митрополиту Ионе (Паффхаузену). После этого началось обсуждение с тогдашним первоиерархом РПЦЗ митрополитом Иларионом (Капралом), который в итоге сказал: «Нужно посвятить тебя в священники. Возвращайся и принимай у них исповедь, венчай их и помогай им понимать духовную жизнь». Все сложилось, и теперь большинство из этих молодых людей исповедуются довольно часто.
Православие в Уганде присутствует уже около ста лет, но на самом деле пока не укоренилось там. В Африке всегда существовала Греческая церковь. Уганда в этом плане не является исключением. Да, там есть местные епископы, как, например, и в Кении. Но церковь во многих смыслах пока не стала важным местом для африканцев. Безусловно, все это политические аспекты, но я просто стараюсь обрисовать существующую картину.
– Африка известна своими традиционными верованиями, которые подчас имеют мало общего с христианством. Как миссионерам удается с этим справляться?
– Большинство традиций местных племен создает основу для хорошей жизни. Если не считать того, что Христос для них не открыт. Но я бы сказал, что в своем большинстве эти традиции очень даже совместимы с православием.
Однако сейчас благодаря интернету мы видим, что молодежь теряет свою культуру и, как результат, моральные основы. Потому я выбрал нескольких старейшин из своей церкви, чтобы они посмотрели на обряды посвящения народности буганда и определили, что из этого соответствует православию. Мне бы хотелось, чтобы удалось привести молодых людей в православие таким способом, который сочетался бы с местными традициями. Это позволит нам сохранить культуру. Например, есть определенные традиции, которые регулируют вопросы заключения брака и социальной жизни в деревнях. Я бы хотел добавить в это духовную сторону и помочь людям понять нашу веру. Кроме того, хотелось бы обратить внимание на важность бракосочетания и недопустимость полигамных связей, но в еще большей степени – на недопустимость внебрачных отношений. Я хочу ввести православное понимание этих вещей. Но это нужно делать через понятные местному населению традиции, чтобы учить молодежь.
– Русские миссии в столь экзотических местах, как Уганда, помимо духовного окормления обычно занимаются еще и образованием. Предполагаю, что большинство ваших прихожан – люди небогатые. Как вы помогаете им с обучением и получением медицинского обслуживания?
– В начале своего служения в Африке я заметил, что у местного населения есть зависимость, основанная на том, что в прошлом эти народы были рабами. Мы стараемся бороться с этим всеми доступными способами.
Да, вы правы – люди у нас очень бедные, им трудно получить образование. И я стараюсь найти деньги на оплату школы для детей, привести спонсоров. Но мне вовсе не хотелось бы создавать таким образом зависимость. Я не хочу создавать поколение нищих. Поэтому мы очень серьезно работаем над моделью миссии, которая была бы на самообеспечении и могла бы развиваться самостоятельно за счет доходов, получаемых на местах. Это важно на тот случай, если завтра вдруг исчезнут все иностранные доноры или в мире произойдут какие-то изменения.
Одна из проблем миссий в Африке заключалась в том, что любая деятельность зависела исключительно от способности греческих епископов платить своим сотрудникам. А платить они могли из пожертвований из Греции. Когда экономика Греции рухнула, епископы больше не могли платить, и большая часть миссионерской работы просто остановилась.
Мы стараемся создать такую миссию, которая служила бы людям в течение всей их жизни. Например, у нас на местах есть начальные школы, и там мы крестили многих детей. Однако затем мы теряем многих из них, поскольку у нас нет средней школы. Мы работаем над ее созданием, а в перспективе надеемся даже на колледж, чтобы дети, которые приходят к нам в первые классы, принимают крещение, могли и дальше активно взаимодействовать с церковью.
Нам важно, чтобы люди могли сами поддерживать себя экономически. Например, недавно мы открыли при нашем миссионерском центре в Кампале аптеку и клинику. Это позволит нам получать доход и платить зарплату сотрудникам миссии. У нас есть группа катехизаторов, помогающих с переводом катехизиса, проведением служб и всеми подобными моментами. Нам важно самим получать доход для оплаты их труда и для привлечения других людей, чтобы они были активными членами церкви.
Когда мы служим вечерни и литургии в нашем миссионерском центре – а это происходит минимум дважды в неделю и по всем большим праздникам, – то на аптеке вывешиваем табличку: «Мы в церкви и скоро вернемся». Наличие у миссии своего бизнеса позволяет людям сосредоточиться прежде всего на духовной жизни, участвовать во всех богослужениях и в то же время не испытывать экономического давления и необходимости работать где-то еще.
– Тем не менее ваша миссия наверняка зависит от внешней гуманитарной помощи. Что вам требуется, какая поддержка нужна?
– Главная проблема – ни в одной из наших миссий на местах нет постоянной церкви. В Кампале у нас есть дом и участок, который мы арендовали на три года. Все службы мы проводим во дворе: натягиваем брезент, а алтарь я устроил у резервуара с водой. Конечно же, этого недостаточно, чтобы укрыться от дождей, и уже было несколько раз, когда мы сталкивались с неожиданными штормами.
На западе страны у нас есть миссия Святого Андрея, построенная из палок и глины под железной крышей. Благовещенская церковь представляет собой деревянный дом. У нас есть каменная церковь, строительство которой не завершено. Надеюсь, когда-нибудь мы его закончим.
Кроме того, нужен внедорожник, чтобы добираться до отдаленных деревень. К нам присоединились общины, живущие на границе с Конго, где идет война. И недавно неподалеку от них экстремисты убили 23 ребенка. Но эти люди хотят углубиться в православие, и важно помочь им, пусть даже ездить к ним небезопасно. Если пойдет дождь, без внедорожника там легко застрять. Честно говоря, я бы не хотел оказаться в таком положении в тот момент, когда местные жители сообщат, что террористы где-то рядом. Поскольку я там единственный белый парень, то буду для них приманкой...
Мы всегда ищем средства на обучение наших детей, так как бесплатного образования в Уганде на самом деле нет. Для того чтобы помочь нам, люди могут зайти на сайт нашего фонда Orthodox Africa. Иногда пожертвования на школу поступают напрямую мне или другим членам нашей команды.
Конечно, народы, пережившие колониализм, не хотят быть вновь оккупированными другими иностранными державами. Повсюду в Восточной Африке я вижу российские флаги, поскольку Россия сегодня является своего рода антиколониальным союзником континента. Между ней и африканцами уже существуют крепкие связи, и в этом плане у Русской церкви есть все возможности создать здесь местную православную церковь и помочь людям выражать полноту православной веры. И я не думаю, что есть какая-либо сила, которая может остановить этот процесс. Но если мы, миссионеры, придем как неоколониалисты и оставим людей в экономической зависимости, если они смогут жить только благодаря нашим деньгам и мы не дадим им свободу во Христе, церковь очень скоро опустеет.
Я уверен, если русская миссия в Африке, как в свое время на Аляске, предоставит возможности коренным жителям, мы останемся там надолго. В свое время мы много разговаривали с ныне покойным епископом Кисумским и Западной Кении Афанасием (Акундой) о том, как служить литургию таким образом, чтобы это было близко африканцам и становилось частью их культуры. Но чтобы при этом литургия оставалась такой же, как и в любом другом месте мира.
Понимаете, танцы, барабаны, ударные инструменты – все это очень большая часть африканской культуры. Так люди выражают радость, так они молятся и благодарят Бога. Для американцев или русских, у которых иной взгляд на жизнь, это кажется непонятным, нам может быть странно видеть, как люди бьют в барабаны и танцуют. Но это то, как африканцы проявляют любовь ко Христу. Например, у нас в миссии я служу литургию, читаю молитвы после причастия, а потом, во время целования Креста, прихожане выносят барабаны, танцуют и поют. Таким образом они пытаются выразить свою радость. А потом мы идем на занятия по катехизису. И так происходит всегда. Конечно, жизнь нашей миссии – это борьба. Но определенно – это хорошая борьба.