Нет страшнее и безжалостнее доказательств войны, чем те, что способен предоставить очевидец. 82 года назад началась блокада Ленинграда, продолжавшаяся 872 дня. Художница Елена Марттила, которой тогда было всего восемнадцать лет, рисовала людей и их повседневную жизнь в осаждённом городе. Её работы стали шокирующими свидетельствами геноцида советского народа и преступлений нацистов против человечности. Рисунки блокадницы впервые были показаны широкой публике только в 1985 году.
"Я всегда хотела стать художником..."
Елена Марттила родилась 6 января 1923 года в Петрограде. Когда она была ещё маленькой, родители девочки разошлись. В 1937 году её отец-военный, уроженец финского города Котка, был осуждён по ложному обвинению и расстрелян (его посмертно реабилитировали только спустя полвека).
Творческие способности к рисованию обнаружились у Елены очень рано. Будучи пятилетней крохой, она посещала детский сад, где под руководством художницы Екатерины Огневой начала обучение рисованию. В одиннадцатилетнем возрасте поступила в среднюю художественную школу при Ленинградском институте живописи, скульптуры и архитектуры (ныне Академия художеств).
Аттестат об образовании Елена Марттила получила в июне 1941 года. Белое платье, торжественный вечер, вальс, мечты о будущем, грандиозные планы, счастье, безмятежность, юность... А 22 июня в её жизнь, как в жизни таких же выпускников и всего советского народа, ворвалась беспощадная война.
Елена хотела отправиться на фронт добровольцем, но в военкомате её развернули: не годится по состоянию здоровья. Она осталась в Ленинграде и вступила в санитарную дружину районного Красного Креста.
"Меня спасла работа и вера..."
8 сентября 1941 года гитлеровцы взяли город на Неве в плотное кольцо. Началась блокада. Елена Марттила стала работать медсестрой в детской больнице имени Надежды Крупской и активно участвовала в эвакуации ребятишек на Большую землю.
Поразительно, но даже в тех условиях она продолжала рисовать и в конце 1941 года поступила в Ленинградское художественное училище. Когда весь городской транспорт, для которого не было топлива, остановился, Елене приходилось идти от дома три часа, чтобы попасть на занятия. Ян Константинович Шабловский, директор училища, сумел превратить альма-матер в маленький островок надежды посреди моря ужаса, смерти и непрекращающихся человеческих страданий.
"Смотрите, запоминайте, - говорил учащимся Ян Шабловский. - Вы – художники. Вам потом рассказывать об этом людям". Находясь под впечатлением от слов директора, Елена Марттила написала в своём дневнике: "Вдруг и верно придётся? У меня нет чувства гибели и города, и меня. Я верю в победу жизни".
"Когда мы пешком приплетались кто откуда в училище и видели, что оно цело и невредимо, Ян Константинович на посту, что о нас заботятся, и мы — вместе, то верили, что будет ещё оно, будущее. Нас ждали красивые залы, мраморная лестница, витражи и зеркала, статуи", — вспоминала Елена Оскаровна Марттила.
"Здесь изображены три окна и лес мольбертов, натурщица сидит около буржуйки, а студентов всего двое, - рассказывала на выставке Елена Марттила. - В ноябре 1941 года я поступила туда на второй курс. Я была подготовленная - до этого училась при Академии художеств. В результате конкурса юных дарований был набор детей со всего Союза в небольшую школу, куда я попала в возрасте 11 лет".
Первая блокадная зима выдалась особенно суровой. Здоровье девушки, и без того неважное, начало ухудшаться с каждым днём. Она часто теряла сознание от постоянного недоедания и глубокого истощения организма. Однажды, придя в себя после очередного обморока, Елена услышала, как соседка говорит её матери, что девушка вряд ли доживёт до весны: слишком слаба.
Мрачное предсказание едва не сбылось. В один из февральских вечеров Елена почувствовала, что её начали покидать последние силы. И она решила, что если ей суждено не дожить до утра, то пусть смерть застанет её с кистью в руке, как настоящего художника.
"Я взяла листок бумаги, какую-то кисть и, увидев себя в маленькое зеркальце, решила рисовать то, что вижу, - вспоминала потом Елена Марттила. - Передо мной была натура, и я рисовала… Вдруг, подняв глаза, заметила слабый свет сквозь щели в шторе. Настало утро. Утро дня, которое я не чаяла увидеть. Я победила! Я преодолела смерть и не подчинилась приказу Гитлера умертвить всех ленинградцев. Мысль, что я не умерла, что теперь-то я не умру, буду жить, ощущалась каждой клеточкой истощенного организма и вливала силы… Мне стало весело и спокойно. Единственный хлеб, что меня спас, — моя работа и вера".
"Нужно вместе пережить это страшное время..."
В ту тяжелейшую зиму Елена Марттила создала многие свои работы, посвященные блокадному Ленинграду. Она постоянно помнила слова директора училища о том, что художник должен показывать действительность, какой бы неприглядной она ни была. Именно Ян Константинович лично посоветовал девушке носить с собой блокнот и делать в нём зарисовки с натуры, воплощая свои впечатления от увиденного.
"Елена, ты портретист, поэтому пиши портреты своих соседей и прохожих, которым нужно вместе пережить это страшное время", - напутствовал директор свою студентку.
"В этой работе я запечатлела встречу с дорогим для меня человеком, моим любимым одноклассником Михаилом Лапшиным, - вспоминала Елена Оскаровна. - Его оставили работать в военкомате города, и мы на улице случайно с ним встретились в самую-самую блокаду. Он был крайне истощён. Только сказал, что бывает в своей квартире и что "часы-то тикают". У него в руках был кулёчек сахарного песка в клетчатой бумажке математической. Ложки две, наверное, чайных. Он, не глядя мне в глаза, потому что мы не похожи были уже на себя, сказал: "Я ходил к булочной, где получают хлеб, чтобы сменять сахар на хлеб, и никто не сменял". Мы разошлись каждый в свою сторону. Это был мальчик, который больше всех мне нравился. Мне очень дорога эта работа. Это была наша последняя встреча. Он ушел на фронт и погиб под Ленинградом в 1943 году".
Не только люди, которые превратились в тени самих себя, но и огромный город был истерзан. Разрушенные здания, покосившиеся и поломанные фонари, вставшие и покрытые снегом трамваи на рельсах, жёлтые ледяные гирлянды застывших на морозе нечистот, которые жители выливали прямо во двор...
Елена делала наброски везде: дома, на улице, по пути в училище, в бомбоубежище. Рисовала на том, что было под рукой - в блокноте, на газетах, на школьных дневниках. Она фиксировала происходящее, ещё не зная, что делает это не только для себя, но и для летописи блокадного Ленинграда, и для героической истории страны.
"Это место глубоко запало мне в душу. Я проходила через этот перекрёсток по дороге в училище... Смотрю — на въезде на Невский проспект лежит мёртвый моряк в тельняшке, чуть-чуть запорошенный снегом. Я отбыла в училище, иду назад — лежит этот мальчик или мужчина. Я не подходила. Но меня очень впечатлило, что на Невском проспекте ни один человек к нему не подошёл, не убрали его".
"Это моя одноклассница Валя Ермолаева, которая осталась без родителей и жила недалеко от меня, - так рассказывала об этом наброске художница. - Мы встречались иногда. Прозвучала тревога, надо было спешить в бомбоубежище. Я говорю: "Валя, ты спрячься!" Она говорит: "Я добегу". И не добежала..."
Эта последняя встреча одноклассниц состоялась в апреле 1942 года, незадолго до того, как Елена Марттила вывезла из Ленинграда свою мать, которая получила тяжёлую контузию. Им удалось переправиться по Дороге Жизни с последним караваном грузовиков.
«Я не хотела покидать Ленинград, но после контузии мама превратилась в беспомощного ребенка, даже одеться сама не могла и всего боялась, - написала Елена Марттила в своём дневнике. - Она как бы перестала уметь жить... Я ей сказала, что теперь я пока буду мамой, а она моей дочкой. Она была рада, я это видела по её благодарному взгляду. Я стала взрослой и ответственной за мамину судьбу и судьбу своих соседей. Мы оформили документы на эвакуацию…»
Они оказались в Мордовии. В сельской местности Елене пришлось трудиться на лесозаготовке, работать в колхозе и преподавать в школе, чтобы они с больной матерью смогли прокормиться. Но уже в 1943 году семья вернулась в родной город, с которого советским войскам удалось частично снять блокаду.
"Родные моему сердцу ленинградцы..."
Дома она нашла оставленные рисунки, которые, к счастью, находились в полной сохранности: перед эвакуацией она положила их в папку с документами отчима, который работал на Балтийском заводе.
После войны Елена Марттила окончила с красным дипломом Ленинградское художественное училище и поступила на факультет графики Академии художеств. Однако вскоре ей пришлось оттуда отчислиться, потому что денег постоянно не хватало, а нужно было содержать больную мать. Она работала оформителем, рисовала плакаты, ставила спектакли в кукольном театре во Дворце пионеров. Позже у неё появилась возможность преподавать в художественном училище и педагогическом институте им А. И. Герцена, вести курсы.
Её рисунки очень долго шли к настоящему зрителю, поскольку не нравились партийным идеологам. По этой же причине Елену Оскаровну не принимали в Союз художников СССР. Она вспоминала, что как-то один горкомовский деятель порекомендовал ей уничтожить всю блокадную серию работ, заявив: "Никакой блокады, голода и страданий не было, а была героическая защита города. Вот это и рисуйте!»
Идеолог посмел сказать это женщине, которая прекрасно помнила, как во время блокады работала в больнице и своими руками складывала в подвале тела умерших детей! Она не только не прислушалась к "настоятельной рекомендации", но и стала ещё больше времени уделять своим попавшим в немилость у власти рисункам, улучшая и дорабатывая их.
"И пока я работаю, пока рука держит карандаш, я буду рассказывать о своих согражданах, о родных моему сердцу ленинградцах", - писала Елена Марттила.
В Союз художников Елену Марттилу приняли лишь в 1981 году, когда ей исполнилось 58 лет, и она уже находилась на пенсии. А ещё через четыре года её блокадные рисунки наконец-то были показаны широкой аудитории. Впоследствии их увидели зрители не только на родине, но и в Германии, Великобритании, Франции, США, Финляндии.
Публике были представлены автолитографии и гравюры на картоне: последний метод подсказал ей один печатник. Готовые оттиски хотя и не имели чётких линий, но это было именно то, что нужно, чтобы максимально точно передать когда-то увиденное художницей. Весь блокадный Ленинград, по словам Елены Марттилы, был словно покрыт пеленой или туманом: люди, дома, крыши, окна... Целый город призраков.
В 2017 году серию её блокадных работ показали в Кембридже. Многие из посетителей были настолько впечатлены и обескуражены увиденным, что не могли сдержать слёз. Зрители недоумевали, откуда жители осаждённого города смогли взять силы, чтобы пережить все лишения? В головах благополучных англичан не укладывалось, как подобное издевательство над людьми, которых хотели уморить голодом, вообще возможно в цивилизованном мире. И особенно их шокировало то, что пытку для взрослых и детей придумали те, кто был плотью от плоти просвещённой Европы...
"Все рисунки мне одинаково дороги — от махонького набросочка, который возмущает душу, до осуществлённых гравюр, — так описывала свой творческий путь Елена Марттила. — Я никогда не считала, сколько у меня работ. Это как мысли. Есть такие, которые очень долго помнятся. Есть те, которые скоро забываются. Для художника мысли — это то, что он видит и хочет отобразить".
Всего у Елены Марттилы состоялось 25 персональных выставок, ещё в 130-ти она принимала участие. Она умерла в 2022 году в возрасте 99 лет. Сейчас её работы хранятся в известных музеях, Российской национальной библиотеке, содержатся в частных коллекциях по всему миру.
#ЕленаМарттила #блокада #Ленинград #художник #история #СССР #патриотизм #война #искусство
