Ну, вот зачем я втянулся в эту беседу? Ведь ничего не предвещало такого финала. Прощай, отдых, прощай, пенсия. Здравствуй, тяжелый труд.
А как все хорошо начиналось сегодня…
***
Спокойное утреннее солнышко ласково гладило меня своими теплыми лучами. Я растянулся в удобнейшем гамаке, сотканном из нежного паучьего шелка. В двух шагах мерно шелестел безмятежный океан, убаюкивая и заставляя закрываться мои уставшие всевидящие глаза. Легкий порывистый ветерок постепенно выдувал из моей мудрой головы все мысли о работе.
Уже бывшей работе.
Сегодня я объявил о своей отставке. Хватит, натрудился. Как сказал кто-то из смертных: «Я устал. Я ухожу».
Пора на склоне лет заняться собой. Привести в порядок мысли и подумать, что делать дальше. Быть может, поправить фигуру — убрать животик, вислые складки на боках. Начать бегать. Но это позже. Сейчас я просто слушаю прелюдии Рахманинова сквозь шорох волн и потягиваю через соломинку одно из величайших изобретений человечества — прохладный дайкири.
За Рахманинова и дайкири я многое готов простить людям.
Даже то, что они от меня отказались.
Все течет, все меняется, я сам придумал и воплотил такие законы. Люди растут, умнеют, развиваются. Человечество как один огромный организм повторяет путь своих короткоживущих составляющих. Оно тоже растет. Настало время отпустить его, как мудрый родитель отпускает в свободное плавание свое выросшее дитя.
Я захлюпал последним глотком коктейля и, недолго думая, дунул в соломинку. Остатки липкого напитка брызнули на мои белоснежные штаны, образовав из капель мокрый кукиш, который затем перетек в ехидную ухмылку Люцифера.
Улыбнувшись, я пощекотал его ноздри сотворенным перышком, отчего Люций сморщился и чихнул, а потом я, издевательски усмехаясь, заставил его профиль переползти на свою задницу.
Я с наслаждением зевнул, почесался и сотворил себе еще одну порцию дайкири, прохладную, как ладошки Мораны — моей самой большой радости и самой большой ошибки. Думать будем завтра. А сегодня лучший день в моей жизни. Сегодня я в первый раз напьюсь.
Я прибавил громкости и щелчком пальцев включил токкату и фугу ре минор Баха, BWV 565. Вспомнил, как люди объявили эту музыку гласом небес, и улыбнулся. В чем-то они были правы: ведь именно я вложил в голову посредственного сына посредственного музыканта эти ноты, кратко обозначив свои туманные пожелания. Но какова реализация! Каков молодец!
Я опустошил новый бокал одним хорошим глотком и приготовился было внимать собственным божественным нотам.
Хлоп! Рядом возникло дрожащее облачко, тут же взорвалось разноцветным конфетти, и меня обдало терпким запахом пачулей с ноткой иланг-иланга.
Из этого парфюмерного салата высунулся посох, следом осторожно выглянул седобородый старик с хитрым подвижным лицом. Под мышкой у него торчал бесформенный сверток грубой рогожи грязно-розового оттенка. Увидев меня, старец с видимым облегчением возвел очи горе, чихнул и, уцепившись за подол балахона, вылез полностью. Отряхнулся, снова чихнул, выпучил глаза и открыл рот...
Я раздраженно махнул рукой и отвернулся.
— Люцифер, я же просил сегодня ко мне не лезть. — Я повернулся на другой бок и демонстративно захрапел. — Имей совесть. В конце концов, я заслужил этот отдых хотя бы тем, что знаком с тобой.
— Сла-а-а-вься, славься, Творец Первозданный! Мы лю-у-у-бим тебя и гордимся тобой!! — безбожно фальшивя, гнусаво заорал Люцифер. С пальмы попадали недозрелые кокосы, а чайки от неожиданности густо усеяли помётом чистый белый песок пляжа.
Моя спина красноречиво выражала отношение к вокальным экзерсисам гостя. Я молчал, ковыряя в носу.
— Ну, ладно, если ты не в настроении, я опущу эту часть. — С этими словами визитёр извлек из воздуха черный шезлонг с черепами вместо подлокотников и, отдуваясь, плюхнулся на него, придавив задницей сверток. Тот яростно задёргался, пытаясь выскользнуть на свободу. Люцифер цыкнул на него, сверток испуганно зашуршал и тут же прекратил борьбу.
Сдерживая себя, я медленно перевернулся и сел. Спустил босые ноги с гамака.
— Друг мой. Если я говорю сегодня ко мне не лезть, значит, сегодня лезть ко мне не нужно. Компрене ву?
— Си, падре! Яволь! Просто мы с ребятами подумали, что твою депрессию нужно лечить. Ну, и крайним, как всегда, выбрали меня. Не вели казнить, вели слово молвить!
— Люций, старый ты перечник. Депрессия — это человеческое свойство. Побочный продукт наличия разума. У меня депрессии быть не может по определению. Сгинь. — Я почесал коленку и сурово уставился на посетителя.
Люцифер наморщил лоб и начал загибать пальцы, бормоча себе под нос.
— Погоди-ка… Депрессия продукт разума это раз, депрессии у тебя не может быть по определению, это два. Это значит… это значит... О как, зачем это ты на себя наговариваешь, батюшка ты наш вселенский? — Глаза Люцифера широко раскрылись, рот округлился бубликом, придав ему вид деревенского дурачка.
Сверток пару раз качнулся вверх-вниз, что, видимо, означало согласие с выводом. Или несогласие. Люцифер поджал губы и скосил на него левый глаз. Сверток затих.
— Не смешно, — процедил я, сверля взглядом переносицу Люцифера. — Ты всё еще здесь?
Старик вздохнул и поерзал, устраивая поудобнее свой тощий зад.
— Ну, ладно. Мы с ребятами думаем, что люди поступили с тобой несправедливо. В конце концов, ты их создал и поддерживал всю дорогу, а они в итоге отплатили тебе тем, что окончательно заявили: тебя не существует. Тебе стало обидно, ты покинул свой пост Творца, уведомил всех, что выходишь на пенсию, после чего надул губы и исчез. И кто знает, что ты там себе надумал? Вот мы и решили не дать тебе наделать каких-нибудь глупостей.
Мне стало смешно.
— Люций, вы там все опять накурились, что ли? Вы боитесь, что я наложу на себя руки? Интересно, как это возможно для бессмертной сути всего сущего?
Я поковырял мизинцем в ухе, попробовав представить себя подвешенным на пальме и яростно пытающимся помереть. Представить получалось плохо.
— Ну, ты всегда был хитроумным, может, и придумал бы что, — хмыкнул Люцифер. — Нам-то откуда знать, что у тебя в голове?
—Положим, хитроумным люди прозвали в свое время именно тебя. Тебе же всегда нравилось тереться среди них, нравилось, что они ценят твой блестящий ум. То вон коня деревянного изобретешь, попутно разрушив красивый город, то подкинешь идею-другую Дедалу с Икаром. Жалко мальчика, кстати. Способный был. А Арес до сих пор на тебя зуб точит за Трою.
— Ха! Зато я выиграл пари у Инанны, что возьму Трою, не прибегая к божественным штучкам. А твой Арес пускай еще пару тысяч лет дуется, если головой думать не умеет и не может защитить вшивый прибрежный городишко. Причем гордо зовет себя богом войны, ага. — Люцифер тряхнул бородой и довольно захихикал, вспоминая давно минувшие дни. — А помнишь лицо Зевса, когда ему доложили, что орел, клевавший мою печень, сдох от отравления? Боже ты мой, я аж записывать начал! Таких смачных фразочек в свой адрес я даже от Гефеста не слышал, когда облил и заморозил его крыльцо, а тот по пьянке навернулся и ногу сломал! — Тут сверток мелко задергался. Люцифер поднял бровь и влупил ему щелбана.
— Неудивительно, если вспомнить, сколько вы с Дионисом через эту печень вина прогнали. Орел еще молодцом держался, я думал, он раньше сдохнет. — Я прекрасно помнил эту историю. — Напомни, какие еще имена давали тебе люди, старый хитрец?
Я понемногу начал оттаивать и рад был поддержать разговор о старых добрых временах, когда люди еще верили в нас. В богов.
Люцифер почесал зад и сделал вид, что вспоминает.
— Да я уже и не помню, много их было. — Старый интриган все прекрасно помнил, но хотел, чтобы подсказал я.
Я тихонько начал раскачиваться в гамаке, копаясь в памяти.
— Локи, например. Хотя под этим именем ты остался в людской памяти как порядочный ублюдок, друг мой. Чего только стоит освобождение Фенрира, поставившее на уши весь Асгард! — Я достал из воздуха очередной стакан с дайкири и отпил глоток.
Люцифер потупился, изобразив крайнее смущение. Прислушивавшийся сверток тоже поник. Видимо, из солидарности.
— Ну а чего они, взяли и свинтили моего волчонка. Он же смирный был, не кусал никого. Просто попугать их любил. Нежные они какие-то, асы твои с ванами. Да и Феня всё-таки плоть от плоти моей. Сынишка. Чадо, можно сказать, любимое. А они в цепи его… Сами они волки позорные.
Люцифер шмыгнул носом и поскреб плешивый затылок.
— Тоже мне, «чадо любимое». Последствия новогоднего корпоратива, лучше скажи. Ну, это ладно, а вот зачем ты простому сыну плотника вдолбил, что он мой сын? Они же там до сих пор с ума сходят, крича, кто громче его любит! Передрались все…
— Тогда мне казалось, что это прикольно. Да и он, когда в пустыню ушел, таким потерянным казался. Разочаровался в жизни. А парень-то хороший, умный и добрый. Вот я явился ему и успокоил: не ссы, мол, прорвемся, батя тебя поддержит, если что! Как, пацан, ты не знаешь, кто у тебя батя? Ну ты даешь, мол! И начал ему в уши дуть. А он и рад их развесить! Пацан на этой волне в себя поверил и интерес к жизни обрел. Ну, потом и понеслось... — Люцифер вздохнул. — Кто же знал, что оно так обернется? Я ж не всеведущ!
Солнце тем временем поднялось в зенит и стало припекать. Не люблю жару. Я быстренько перетянул светило к горизонту и подвесил его там. Оно немедленно покраснело, и жара начала спадать. Зато получился красивейший закат. Подвешивание, точнее.
Я почувствовал, что начинаю ценить такие простые вещи.
Люцифер помолчал немного и, порывшись за пазухой, выудил из глубин балахона бутылку с кефиром. Взболтал, открыл со смачным чпоком и уже вытянул губы трубочкой, чтобы присосаться, как вдруг вспомнил обо мне.
— Хочешь? Свежий, холодный. И полезный! — Воздев грязный палец, мой заботливый друг назидательно добавил: — Для нервов хорошо, успокаивает.
— Спасибо, друг. Я совершенно спокоен. — Я откинулся на гамак, заложив руки за голову.
— Ну, как знаешь, потом поздно будет.
Пожав плечами, Люцифер шумно хлебнул из горла. Довольно выдохнув, он вытер губы ладонью, устроился поудобнее, уставился на закат и наконец замолчал.
Я вдруг понял, чего мне не хватает для полного наслаждения моментом. Опустив руку вниз, я улыбнулся, ощутив под пальцами мягкое прикосновение теплого кошачьего носа. Потершись об руку, белоснежное чудо легко запрыгнуло мне на грудь, немного повозилось, ткнулось в подбородок и замурчало.
Улыбаясь, я поглаживал его нежную шерстку и чувствовал, как отступают куда-то далеко все ненужные мысли. Обида на человечество тоже испарилась. Да, обида, конечно, была, уж себе-то я мог в этом признаться. Ну, как так — создаешь человека по образу и подобию своему, вкладываешь в него всю свою душу, даешь ему все, что нужно для жизни, даже иногда общаешься с ним, а он в итоге плюет в душу. Правда, общался с людьми я крайне редко, как воскресный папа. Может, в этом все и дело? Надо было чаще являться? Хотя они тогда бы и не вылезли из Эдема, так и оставшись инфантильными капризными детьми.
Ну, что сделано, то сделано. Значит, так тому и быть.
Умиротворяющую тишину прервал громкий храп. Конечно, это Люцифер полностью расслабился, уснул и даже пустил ниточку слюны из приоткрывшегося рта. Ниточка дотянулась до свертка, который прагматичный старикан использовал вместо подушки. Тот недовольно увернулся и брезгливо встряхнулся, как породистый пес.
— А? Что? Кто здесь?
Старик встрепенулся, оглянулся кругом, успокоился и дал свертку леща. Тот недовольно съежился и обиженно затих.
Тут я вспомнил.
— Кстати, Люцифер. Все время забываю спросить. Последние пару сотен лет ты всюду таскаешься с этим вот непонятно чем. Что это вообще такое и зачем оно тебе? — Я вопросительно поднял бровь, кивнув на розовый мешок.
Люцифер непонимающе посмотрел на меня честными голубыми глазами.
— Ты о чем, Творец?
— Люций. Ты прекрасно знаешь, о чем я.
— А, это, ну конечно!.. Так обычный этот самый, ну как его, блин... — Люцифер сделал вид, что вспоминает, и щелкнул пальцами, подбирая слова. Потом махнул рукой.
— На самом деле долгая и скучная история, расскажу как-нибудь потом. Ты лучше скажи, что теперь делать будешь? Цели в жизни больше нет, а заниматься чем-то надо даже тебе. Иначе никому мало не покажется. Вообще-то, была у меня одна мысль. Может, тебе будет интересно… — Тут мой друг замялся и махнул рукой. — Ладно, проехали. Хотя нет! Или… Короче, забудь.
Я устало улыбнулся, продолжая поглаживать мурчащего кота.
— Люций! Если ты думаешь, что я поведусь на этот древний развод, то мимо. Я даже спрашивать не буду, о чем ты молчишь. Надо будет — скажешь сам. А если не скажешь, значит, и не надо было. — Кот широко зевнул, блеснув зелеными глазищами, и извернулся, подставив под руку пушистое пузико. — Видишь, у меня сейчас более важные заботы, чем выслушивать твои очередные идеи. Правда, мягонький мой?
Кот согласно мявкнул и раздраженно дернул хвостом в сторону Люцифера.
Люцифер посерьезнел и собрался с мыслями. Встав с шезлонга, он похрустел суставами, как будто разминался перед прыжком в пропасть. И наконец прыгнул.
— Ладно. Смотри, мысль такая: а что, если тебе создать новый, более совершенный мир? С учетом прошлых ошибок?
Вывалив на меня все это, он выдохнул и выжидательно уставился на меня. Сверток тоже насторожился, встрепенувшись.
У меня сам собой открылся рот и пропал дар речи. Поперхнувшись, я поднял глаза, не веря своим ушам.
— Люцифер? Мне сделать... что? Наступить на те же грабли? Об этом не может быть и речи. Считай, я этого не слышал. А еще лучше — считай, что ты этого не говорил!
Мой старый друг и соратник замотал головой и быстро заговорил, глотая слова:
— Нет, ты просто послушай, Эру. Послушай, подумай, а решишь потом, хорошо? Вот смотри, я все продумал! Все наши ошибки ты уже знаешь. И, что еще важнее, знаешь и видишь свои собственные! Говорю же, я все продумал! Только послушай!
Люцифер говорил горячо, размахивая свободной рукой, придерживая сверток второй. Я смотрел на него, улыбаясь про себя, и думал, что этот старый пройдоха умеет быть настойчивым, когда надо. Что ж, послушаем, времени у меня теперь хоть отбавляй. Я сотворил столик, облокотился на него и приготовился слушать.
***
— ...А если ты изначально пропишешь такие параметры, то ошибка Творца не проявится. И все будет как надо! Каково, а?
Люцифер в последний раз постучал пальцем по столу, затем откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди, победно глядя на меня. Его сверток приосанился и вертел одним концом туда-сюда, как будто заглядывая в глаза то ему, то мне.
Я задумчиво смотрел на модель нового мира, медленно вращавшуюся перед нами. Встал и прошелся в сторону океана, сунув руки в карманы. Солнце висело на том же месте, что и несколько часов назад. Кот давно уже посапывал на освободившемся шезлонге Люцифера, свернувшись клубочком. Плевал он на наши споры со своей кошачьей колокольни. Может, он более мудр, чем мы?
Я поскреб подбородок и снова подошел к столу, присев на край.
— Хорошо. Ты предлагаешь создать новые, изначально разумные расы. Эльфы, гномы, хоббиты. Долгоживущие, мудрые, все из себя правильные. А как же люди? Им в новом мире ты места не отвел? Ты же говорил, что люди — это лучшее из всего созданного мной, а, Олорин?
Люцифер удивленно посмотрел на меня.
— Давно ты не называл меня моим первым именем. Спасибо, что еще помнишь его. — Он тихо усмехнулся в бороду. — Люди… Готов поспорить, что люди там вскоре появятся. Сами. Из ниоткуда, как тот таксист на перекрестке из их же анекдотов. Вот и посмотрим, что из этого получится.
Олорин помолчал, глядя вдаль.
— Главное — подобрать правильную Музыку Творения. В ней не должно быть ни одной фальшивой нотки. Ну, и оставить старым помощникам старый мир, а для нового, думается мне, лучше сотворить новых. Впрочем, сам разберешься, не мне тебя учить. — Олорин мягко улыбнулся.
Мы немного помолчали, думая каждый о своем. Потом Олорин, кряхтя, поднялся с кресла, поправил сверток под мышкой и подошел ко мне.
— Ну, я побегу? Куча дел, знаешь ли. Рад был увидеться, поболтать и все такое! Дай знать, как чего надумаешь, хорошо? — Олорин хитро улыбнулся и потряс мою руку. — Всем чмоки, особенно несравненной Инанне!
С этими словами старый пройдоха и мой самый верный друг перекинул сверток под другую руку и шагнул в возникшее облачко, пахнущее сладкой сиренью и терпким крыжовником. Не оборачиваясь, помахал рукой, и облачко замерцало, схлопываясь.
— Э-э, а как же история про сверток? — вспомнил я, но поздно, в который раз.
Облако взорвалось шумным салютом, раскидав на полнеба цветастые слова: «У тебя все получится, Эо Илуватар!»
Рад, что хоть кто-то в меня верит.
А человечество… Что ж, пришла пора простить ему все и попрощаться. Я дал им все, что мог, и даже больше. Счастья вам, люди. И веры в себя. В свои и только свои безграничные силы.
Мне же пора смотреть вперед.
Смахнув непрошеную слезу, я тихо прошептал в пустоту:
— Absolvo te, homo!
Автор: Машрум
Источник: https://litclubbs.ru/articles/48043-te-absolvo.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: