.В разуме нет ничего, чего не было бы в чувствах,
кроме самого разума.
Лейбниц.
Миша понял: первого урока - урока алгебры, которого
он с таким неприятным ощущением ждал, не будет.
Ведь сегодня 7 мая, почти канун Дня Победы. Разумеется,
пригласили ветерана, как никак грядет сорокалетие победы
в Великой Отечественной.
Внутренняя сосредоточенность и отдаленность школы от
его дома не дали Мише сразу расслышать победные звуки.
Через невидимый рупор, установленный на фасаде школьного
здания, сквозь необычайнейший треск и помехи доносился
благородный тембр Льва Лещенко:"Это праздник с сединою
на висках..."
По пути Миша вспомнил, что Игорь болеет и эта мысль
огорчила его. Придется сидеть весь день и терпеть происходящее.
Слава богу, погода действует ободряюще: приветливо светит
солнце, воздух чист и свеж после недавних дождей, ночи
становятся все короче, а дни длиннее.
В общей раздевалочной неразберихе Миша сменил обувь,
поднял свою сбитую уже кем-то сумку, повернулся к расписанию
уроков. - Какое еще расписание! - подумал он. - Наверх,
только наверх. - Как правило, любые внеурочные мероприятия
класса проводились на третьем этаже в кабинете Лидии
Устиновны, классного руководителя. Прикинув, не заглянуть
ли на всякий случай в кабинет математички Виолетты Борисовны,
Миша положился на собственную интуицию. И оказался прав.
В классной комнате царило традиционное, безразличное
к празднику оживление учащихся. На доске круглым, учительским
почерком Лидии Устиновны красовалась торжественная надпись,
приветствующая наступающий День Победы, и поздравляющая
участников Великой Отечественной с его приближением. По
инерции Миша достал из сумки на парту учебник и тетрадь
по алгебре. Попробовал было хоть немного продвинуть
парту вперед, ибо сидеть почти прижатым к стенке чрезвычайно
неудобно. Попытка не удалась, она столкнулась с сильным
препятствием - спиной Кибальчикова из соседнего класса,
заглянувшего на перемену к Тимохину и Лесникову.
Семен даже не почувствовал удара, продолжал спокойно
вести с приятелями разговор о последних записях и о
новых японских кассетах.
Звонок на урок заставил учащихся задуматься о том,
в каком месте каждому из них желательно находиться,
а потому Мише удалось наконец-то сдвинуть парту,после чего он,
не зная, что пока делать, раскрыл алгебраическую тетрадь,
занявшись рисованием профилей одноклассников на последней
ее странице. Юрка Денежкин, развалившись на стуле, как в кресле,
беззаботно напевал себе под нос:"Парам, паба-бам, парам,
па-ба-бам" и, вдруг, повернувшись к Мише, подмигнул ему:
"Пора по бабам?"
Время шло, класс почти привык к продолжению пе-
ремены на уроке, когда вошли классный руководитель
Лидия Устиновна, с ней учительница английского языка,
заместитель директора и одновременно секретарь пар-
торганизации школы Татьяна Евгеньевна и ветеран, ма-
ленький сухонький старичок в костюме и с тремя
орденами на груди. - Садитесь - строго велела Татьяна
Евгеньевна. Выдержав паузу, она продолжила в таком же
духе:"Сегодня весь советский народ и всё прогрессивное
человечество отмечают..."
Неожиданно Миша почувствовал на себе взгляд со
стороны. Он повернул голову налево и увидел, что на
него как-то особенно смотрит Света Калугина."Что она
так смотрит?" - закружились нервные мишины мысли
"Смешно я выгляжу, что ли? Господи, вот испытание."
Миша ощутил сильное смущение и неловкость. Стараясь
казаться спокойным, осторожными движениями он пригла-
дил волосы, поправил воротник рубашки."Не надо, не
стоит волноваться", - продолжал убеждать себя он, ми-
молётными взглядами налево проверяя, не переменила ли
занятие Света. Сколько это продолжалось, Миша не помнил.
Когда напряжение достигло высочайшего предела,он довольно
таки смело обернулся в светину сторону и испытал мгновенное
облегчение, на него смотрел светин затылок.
К тому моменту Татьяна Евгеньевна окончила
вступительную речь и объявила:"Сегодня у нас в гостях
ветеран Великой Отечественной войны и труда, майор
в отставке Егозенко Константин Сергеевич." Ветерану
было предложено сесть за учительский стол. Лидия
Устиновна отошла в конец класса за последнюю свободную
парту у окна, а Татьяна Евгеньевна, окинув ребят выс-
матривающим взором, почему-то укоризненно качнула головой,
и, извинившись, выскользнула за дверь. Константин Сергеевич
разложил перед собой листки бумаги, вынул из футляра очки в
золотой оправе, одел. "Прежде всего, товарищи, позвольте мне
поздравить вас с наступающим огромным праздником -
сорокалетием великой Победы! Позвольте мне также пожелать
вам крепчайшего здоровья, успехов в учебе. Надеюсь, вы успешно
сдадите выпускные экзамены, и, как говорится, в дальнейшей,
зрелой... дальнейшая жизнь сложится для вас счастливо
и благополучно! Это девятый класс?" - неожиданно обратился
он к Лидии Устиновне, та кивнула.
"Оправданье жизни только в сострадании, в жела-
нии размышлять, другое всё не в счёт..." - звучали
слова в Мишиной памяти. "А где слышал? Какая глубина! Ведь
так оно и есть - познать, познавать, именно. Но кто же?
Откуда?" Он стал вспоминать, возвращаясь мыслями
в недалекое прошлое, пока не представилась уютная
игорева квартира, старенький кассетник с глуховатой
записью необыкновенно душевного, будто с самого рож-
дения знакомого голоса под аккомпонемент гитары.
"...на ий как-то, - погружался в себя Миша, - ский".
"...генерал Рокоссовский ...", - дребезжал голос ветерана.
"Нет, не Рокоссовский", - возразил мысленно Миша, - надо же.
При чем тут..."
"Окончил высшую партшколу и поступил в 1952 году..."
Мишин слух поймал отрывок ветеранских откровений и мгновенно
отключился от внешних звуков. "Совсем... Нет даже в мыслях.
Как же так! Ну так что же? Работать? А учиться куда? Игорь сам
не знает. Остаться в школе сторожем. Миша представил себя
в должности сторожа и некоторые смешные картинки по этому
поводу. "Так о чем я, однако? Надо припомнить." Виталий
Тимохин обернулся. На его плоском, удлиненном лице отражалось
удивление. Миша очнулся, мысли-раздумья исчезли. Последние
два слова он произнес вслух достаточно звучно. Изобразив на своем
лице невозмутимость и ответное удивление, Миша дождался пока
Виталий, неудовлетворенный, отвернется, после чего заставил себя
слушать ветерана, не отвлекаясь. - Товарищи! Великая
Отечественная война 1941-1945 годов, явилась, как говорится,
тяжелейшим испытанием для советского народа.Эта небывалая
в истории битва и по своим масштабам и по духу сражений,
а также, товарищи, наша доблестная победа, во всей полноте
раскрыли, как говорится, преимущества социализма, небывалые
экономические, социально-политические возможности, заложенные
в советском строе. Победа СССР в Великой Отечественной войне
имеет, особо заметьте, товарищи, всемирно-историческое
значение. Наша победа коренным образом изменила всю международную
обстановку, как говорится, повысила мировой авторитет СССР...
Лидия Устиновна усиленно кивала ветерану, когда
он кидал свой взор в ее сторону, понимающе глядела на
Константина Сергеевича, одобряюще шевелила бровями,
скрывая чувства, в которых она не созналась бы даже
самой себе, и которые старался не испытывать Миша.
Опоздавший парень из мишиного класса сделал ви-
новатую гримасу Лидии Устиновне и ветерану, однако в
класс внедрился, заполнив пустующий стул за полупустой партой.
Миша забыл одеть часы, времени не ведал, но ждал он долго.
"Пора бы звонку, ей богу, пора! Так постоянно: надо - нет,
не надо - есть." Стоило Александру Валетову поспать в свое
удовольствие и появиться к концу урока победы, Мише
ничего не оставалось делать, как только внутренне приготовиться
к самозащите. Много придется потратить моральных сил,
чтобы претерпеть торжество безнаказанности мелкого зла.
Сердце мишино стучало как перед боем, пока Сашка пролезал узкий
проход до своей парты. Вот он рядом, развернулись к нему приятели
Тимохин, Лесников, Степашко. Из своего кармана отсыпал он
каждому из них по горстке пережаренных семечек, и с другой
уже целью повернулся в мишину сторону. - Здорово, джентльмен.
"Воскресение" читал? - Вопрос неожиданный, значит с
подвохом. Миша уже попадался на удочку хитрого Сашки,
принимая всерьез его вопросы, а потом клял себя за
доверчивость и наивность. - Читал. - И как, нравится?
- Единственный не рабский день.- Валетов не понял, не
принял ответа. - А ты ботаник, да? - заигрывал он не-
подражаемо. - Что ты вообще любишь? - Валетов искренне
расположен разговаривать? Хотя отцы класса, как назы-
вал их Миша, давно могли убедиться, что он - крепкий
орешек, изредка они все же проверяли его на проч-
ность, надеясь разгадать, что же скрывается за миши-
ными замкнутостью и молчаливостью. На первых порах он
был с ними откровенен, но очень скоро понял, что ин-
терес этих типов к нему, вызванный не самыми благо-
родными порывами, будет сведен к тому, чтобы потом,
обладая бесспорным преимуществом - знанием его сла-
бостей, высмеять его. Миша морально устал от попыток
влезть к нему в душу, но верный своей тактике, вел
себя сдержанно, стараясь не дать ни малейшего повода
для провокаций. "Отцы" окрестили его "агентом ЦРУ" -
не самое обидное прозвище из числа тех, которых Миша
удостаивался за шестнадцать лет своей жизни. "Я всег-
да остаюсь самим собою и ни в чем не подстраиваюсь
под них. Общество не считает меня своим полноценным
членом, но для меня это не трагедия. Я думаю, и прошу
понять меня правильно, что быть не таким как все -
это честь, которую надо оправдывать", - делился он
своими мыслями с Игорем Мещериным, который тоже не
входил в когорту "отцов". На что тот отвечал харак-
терным для него менторским тоном:"По-моему, либо вы
совсем тупой, либо такой гений, что вас никто понять
не может. Видите ли, у вас сложный характер,поэтому
мы с вами друг друга компенсируем." И тут же добав-
лял, что оставаться самим собой - великое дело и раз-
вивал эту тему на примере свой любимой певицы Эдит
Пиаф, оставляя Мише право на тактичное молчание и на
повторение в памяти фраз, которые он надеялся таки
вставить в разговор. - Не переоцениваешь ли ты себя?
- вопрошал мишин разум. - Я себя недооцениваю. Это
следствие непонимания со стороны окружающих - отвечало
ему чувство собственного достоинства. - Если это
следствие, то в чем же причина? - Для нашего человека
правдоподобный самообман стал естественнее стремления
единиц доказать, что человек достоен лучшей участи. -
А что ты сделал для того чтобы доказать это, а не
просто сказать? - Пассивный протест - тоже протест. Я
еще докажу, что так тоже можно многое изменить.
-...Наступление немецко-фашистских войск под Москвой
захлебнулось. Контрнаступление наших армий переросло
в общее наступление на всех участках фронта. Враг был
отброшен от столицы нашей советской Родины на двести
и более километров. Победа, как говорится, в московс-
кой битве... В классе возникло заметное оживление,
это прозвенел долгожданный звонок, но майор в отставке
не обратил на него ни малейшего внимания, он читал
свои записи, не поднимая головы. Лидия Устиновна
только беспомощно развела руками. "Господи, еще только
победа под Москвой! Через два дня день победы, а
коренной перелом в войне не наступил. Сколько можно!
Звонка ему не слышно." Классный народ приготовился
покинуть кабинет без промедления. Валетов и прочие по
струнке с идят, шеи вытянули, одна нога за партой,
другая под партой, "дипломаты" с сумками зажаты или
перекинуты через плечо. Ждут заветного сигнала. -
Вопросы есть? - завершил Константин Сергеевич, отняв
добрую половину перемены. Несомненно, мог Миша спро-
сить, насколько точна цифра двадцать миллионов погиб-
ших, откуда она возникла и как объяснить несоответс-
твие ее с западными источниками подсчетов. Но вряд ли
вписался бы этот вопрос в общий фон урока победы и
Миша решил не отнимать время у ветерана и у класса.
Пока Миша аккуратно вкладывал в сумку школьные
атрибуты, класс пустел. Лидия Устиновна, расплывшись
в улыбке, благодарила товарища Егозенко. Ученики
прокричали "спасибо", выслушали пожелания Константина
Сергеевича и реплику Лидии Устиновны "после уроков -
все на собрание". Собрание было посвящено очередному
приему в комсомол, и Миша входил в число пяти канди-
датов, засидевшихся в пионерах. Мама постоянно под-
талкивала его к этому шагу и он решил уступить, расу-
див, что когда-нибудь придется это сделать. Из миши-
ных товарищей уже почти все влились в ряды активного
помощника и резерва коммунистической партии. Лишь Ко-
ля Жеметин, никогда не смягчающий своих слов, гово-
рил:"На хрена комсомол какой-то нужен. В нашей стране
дерьмовой еще куда-то вступать. Если все будут башкой
на асфальт кидаться, я тоже что ли должен!?" Коля Жеметин
когда-то учился вместе с Мишей, а после восьмого класса
перешел в школу с математическим уклоном,хотя учился в
основном на тройки. Мишина мама возмущалась:"Как же его,
неуча такого, туда приняли. Он же хуже тебя учился."
И сама же отвечала:"По блату, конечно. Мать пошла,
подарков надарила. Это же смешно просто - Жеметин в
математической школе будет учиться." Мишу раздражала
эта мамина черта обсуждать и осуждать его товарищей,
и он с огромным трудом сдерживался, чтобы не ответить ей
грубостью, а иногда и не мог сдержаться. Обычно это
кончалось тем, что в любую погоду ему приходилось
уходить из дома, часто к тому же Коле Жеметину, который
жил в длинном соседнем доме на первом этаже с родителями
и старшей сестрой. Колина мама Пелагея Дмитриевна - полная женщина
с короткой стрижкой "под горшок" относилась к тому типу
запоминающихся людей, которых никак не назовешь безликими.
Она походила, скорее, на бабушку, и казалась только недавно
приехавшей из деревни. Речь ее изобиловала словами "ета самое",
"ничяво","наплюнуть", а тембром голоса и манерой говорить
так напоминала Галину Волчек, как будто специально пародировала
эту артистку. Было в чертах Пелагеи Дмитриевны что-то русское
народное, фолькльорное, что вызывало добрую улыбку, хотя и мешало
Мише воспринимать эту женщину всерьез. Она ласково называла
Мишу "сыночка" с ударением на первом слоге, и всегда передавала
его маме привет, хотя вряд ли их можно было назвать подругами.
Сам Коля величал ее "матухой", что вполне соответствовало внешнему
облику Пелагеи Дмитриевны. Когда же Миша неосторожно осмелился
обратиться так к своей маме, та обиделась.
Колин отец дядя Боря, грузный, мешковатый, доб-
родушный инвалид второй группы, зарабатывал на жизнь
тем что целыми днями то собирал картонные коробочки,
то склеивал целлофановые пакеты. Делал он это молча,
лишь изредка приговаривая "ох-ох-ох", но звучало это
не тягостно, а покладисто-обыденно, как фраза "вот
такие дела". Несмотря на внушительные размеры своего
тела, Мише он казался легким человеком.
Мишу удивляло что Коля не имел ничего общего со
своими простоватыми, крупногабаритными родителями. В
свои семнадцать лет он перерос почти всех сверстни-
ков, но в какой-то момент масса его тела стала ка-
тастрофически отставать от среднестатистической, за
что Колю и прозвали Геркулесом. Но черты лица его ос-
тавались почти такими же, как и в двенадцать и в че-
тырнадцать. Коля еще не брил усов, потому что в этом
не было необходимости, брить было просто нечего. Ув-
лекался он радиотехникой, разными транзисторами, ре-
зисторами, теристорами и прочими электрическими же-
лезками, в чем Миша никогда не разбирался. Коля пред-
почитал тонкую работу с паяльником, с маленькой лупой
и отверткой, хотя у него получалось всё, где надо было
работать руками. Если не считать тройки в аттестате
за главный показатель умственного развития, то и
голова у него работала хорошо, он ухитрился даже собрать
цветомузыку. Мишу и Колю объединяло отсутсвие
вредных привычек, то есть тот образ жизни, который
можно было бы назвать здоровым, если бы они еще зани-
мались спортом. Сближало их и отношение к девушкам -
демонстративно никакое. Коля шел еще дальше Миши, он
и так не любил людей, а женщин в особенности. Стиль
его жизни привлекал Мишу редкой даже для взрослых
людей практичностью и осмотрительностью - Коля предпо-
читал не исправлять собственные глупости, а просто не
совершать их, и ужасно переживал, если это не всегда
получалось. Сам Коля называл себя гиперчувствитель-
ным, и из всех мишиных товарищей обладал самым жестким,
непредсказуемым характером. Как-то в продовольственном
магазине, получив от продавщицы на сдачу измятый, затертый
рубль, разорвал и выкинул его, процедив сквозь зубы:
"Плевать. Пускай все видят, какой я идиот".
Миша понимал его, но сам не был способен на такое.
Однажды он позвонил Коле. - Привет. Как поживаешь? -
- Живу.- А зачем?- Миша не мог предположить, что
этот полушутливый безобидный вопрос так подействует
на Колю, тот мгновенно положил трубку. Миша не придал
этому большого значения и не стал перезванивать, но
через несколько недель ему пришлось это сделать и из-
виниться. Постепенно дружеские отношения восстанови-
лись и Миша с Колей по-прежнему проводили время то за
шахматной доской, то в походах по магазинам, то часа-
ми разговаривали по телефону. Эти разговоры были свя-
заны с определенным риском со стороны мишиной мамы,
натуры экспансивной, которая после одного-двух пре-
дупреждений просто вытаскивала телефонный шнур из се-
ти. Чем дольше длился разговор, тем более возрастала
для Миши опасность быть отключенным. Один раз Миша с
Колей поставили абсолютный рекорд - проговорили по
телефону с десяти вечера до трех ночи. К счастью, ми-
шина мама редко засыпала позже девяти часов вечера и
на этот раз им не помешала.
Процедура приема в комсомол носила формальный
характер. Обсуждение каждой кандидатуры занимало в
среднем полторы минуты. На этот раз невольным наруши-
телем традиции оказался Миша. В голове его вертелся
тривиальнейший вопрос на засыпку: "Сколько комсомоль-
цев участвовало в штурме Зимнего?" Чувство усталого
презрения ко всему этому фальшивому действу рождалось
в нем от того, что приходится забивать себе голову
такой чепухой. Миша последним из кандидатов предстал
перед взорами одноклассников и классной руководитель-
ницы, ответил на два ничего не значащих вопроса. Руку
подняла хорошистка Марина Смирнова, комсомолка со
стажем. "Ты, Миша, наверное, хочешь в комсомол для
того чтобы потом в институт было легче поступить? -
спросила она доверительно, но прищуренные глаза ее
глядели холодно и жестко. "Да, конечно", - мгновенно
ответил Миша, его задело слово "хочешь". Если бы он
стал думать над своим ответом, то скорее всего расте-
рялся бы, или начал оправдываться. Но сейчас чувства
его взяли верх и он сказал именно то, что хотел ска-
зать. Может быть, ему захотелось показать всем и са-
мому себе что слова его - не пустой звук и он тоже
способен на поступок. "Вот, пожалуйста", - проговори-
ла Марина Смирнова и села с победным видом. "Тебе
что, больше всех надо?!" - возмутился Валетов, повер-
нувшись к Смирновой. Он почему-то сочувствовал Мише,
а может быть, ему хотелось поскорее уйти и он боялся
что теперь собрание затянется. Лидия Устиновна не
ожидала от Марины Смирновой таких принципиальных
слов, и еще менее такого безответственного ответа Ми-
ши. Взглянув на него округлившимися глазами, она по-
дошла поближе и задала ему вопрос, достойный учитель-
ницы русского языка и литературы: "Какую смысловую
нагрузку несет твой ответ, Миша?" "Никакой", - после-
довал спокойный ответ. Такой реакции на свою попытку
дать Мише шанс выкрутиться из щекотливого положения
классная руководительница перенести не могла, а отве-
чать за его слова не имела ни малейшего желания.
Мишу в комсомол не приняли.
Глава 3. ДЕВЯТЫЙ КЛАСС. НОРМАЛЬНАЯ ШКОЛЬНАЯ ЖИЗНЬ.
8 сентября 20238 сен 2023
1
17 мин