Тема огня, безусловно, близка К. В самой сути огня она находит родственную ей формулу служения – смерти/жертвы ради других, поскольку именно сгорая, горя, огонь несёт людям свет и тепло. Нередко для К. огонь оборачивается эквивалентом правды, которая в её варианте не только воинствующая, но и убийственная, страшная, невместимая. Или огонь как символ истины – света, света мирного, созидающего, Божественного. Именно огонь для К. ближе прочих стихий, поскольку в самом себе заключает акт смерти и рождения, неразделимые в своём единодействии. К образу Большого Костра, жертвенного пламени К. отсылает удивительно часто, если не напрямую, то косвенно. Нет, ей мало костерков, свеч и даже спичек – только всепожирающее пламя Ай Хайле, только торжество огненного духа предначального Хаоса. К., стоит признать, вообще не склонна к минимализму в значениях. Поэтому, если уж огонь – то только убийственный Ай Хайле, пожирающий плоть и камень. Это странная, болезненная связь, лишённая однако всякой болезненности и страдания. Огонь не страшит К., он манит её. Не призывая снова повторить своё подношение, тем не менее, он всегда напоминает ей о своей родственной сути, восторгает её и завораживает. Однако за К. есть одна милая странность, при всём своём тяготении к огню она никогда напрямую не связывает себя с ним. Сердце человека К. ещё наделяет некой «пламенностью», воинственностью, но прямого сравнения себя с огнём она никогда не проводит. Поскольку огонь – это всё-таки крайне воинственная стихия, жестокое и беспощадное, хоть и справедливое начало. К. связывает с огнём лишь его природа и предназначение, в то время как сама автор настойчиво отсылает нас к тому, что её имя, пусть и одно из множества – «Мир», «Мирная». Так, огонь, лишённый воинственности становится светом. А свет, как мне кажется, не соприроден К., не близок ей или положен. «Свет», как мне кажется – это просто её имя. Единственное и настоящее.