Они пришли из литературы в кино, создавали тренды, формировали мировоззрение молодых умов, собирали большие деньги, дали развитие карьерах многих актеров и так же внезапно ушли в глубокую периферию окончательно ассимилируясь на стриммингах в сериальных форматах. Критики с умилением говорили про них: «Ну…подростково», но те самые подростки скупали книги и билеты в кино, создавая своей активностью целое направление, жанр фэнтези/сказка/постапокалипсис/супергероика/и тд. Все это про подростковые антиутопии. Понятно, что этот жанр не пинал только ленивый, и он во многом был просто трендирован, поэтому и развивался, но само наличие и отсутствие его в культурном движении последних 15 лет заставляет задуматься. В первую очередь возникает вопрос: а куда, собственно говоря, делись фильмы и книги этого жанра? У нас что, подростки закончились? Нет, понятно, что изначальная фан-база уже выросла, но что, современным подросткам чужды ценности тех антиутопий?
Ниже мы порассуждаем о подростковых антиутопиях, посмотрим на основные законы жанра, актуальны ли подобные утопии сегодня, и есть ли вообще достойные представители подобного направления в литературе или кино. Спойлер – есть такой, причем он появился аж в 1966 году, но обо всем по порядку.
Жанр.
Подростковые антиутопии естественным образом отпочковались от основного потока литературных антиутопий, что называется, класса премиум. Взлет подобной подростковой литературы приходится на постмодерн, ведь архетип подростка в этих книгах – это переосмысление классического главного героя антиутопий. Человек, понимающий несовершенство той или иной системы и восставший против этой системы в силу сюжетных событий – это скелет архетипа бунтующего героя в антиутопиях. Но бунт – следствие соприкосновения с системой, следствие нарастающего противоречия между укладом системы и индивидуальным мировидением и мировосприятием, то есть это самое мировосприятие должно быть сформировано, сама система должна быть раскрыта, поэтому сам факт противостояния системе воспринимается потребителем контента как логичная точка развития противоречий внутри героя. Но у подростка не окончательно сформирована система ценностей, поэтому бунт против системы будет восприниматься потребителем контента, как проявлением юношеского максимализма. Поэтому классическая канва антиутопии для подростковой литературы не совсем подходят, хотя сама основа – то, что нужно. Просто бунт не должен выглядеть бунтом ради бунта. Как же создать книгу про подростка в жанре антиутопии? Первое, что надо сделать – это уйти от реалистичной антиутопии. Для этого необходимо использовать эстетику постапокалипсиса. Но это поднимает еще ряд проблем, в частности, постапокалипсис предполагает раскрытие персонажа через взаимодействие с экстремальными условиями, это жанр, направленный на экзистенциализм, то есть, раскрытие в человеке человеческого. Вспомните, например, фильм «Дорога», или эстетику «Безумного Макса». Классические антиутопии реалистичны. Но против чего бунтовать подростку в реалистичной эстетике без отсутствия полного понимания системы? Вывод: надо создать нереалистичную систему, но с привычными нам элементами общественного уклада, а для этого нужен как раз тот самый апокалипсис. Поэтому мир в подростковых антиутопиях – это, чаще всего, общество, созданное после уничтожения мира. Этакое компромиссное общество, которое, хоть и тоталитарное, но этот тоталитаризм – ради выживания. И вот рождается подросток, живущий в постапокалипсис, в мире со своими законами, которые хоть и несправедливы, но худо-бедно работают. Окончательно мировоззрение у подростка еще не сформировано, как создать противоречие внутри подростка? Нужно привлечь фэнтезийные элементы и наделить героя своего рода магическими способностями, сделать его особенным. И теперь, несмотря на не сформированную систему ценностей, подросток видит всю несправедливость общественного уклада и начинает бунт против системы. Конечно все это отвечает подростковым запросам: каждый подросток хочет быть особенным, не таким, как все, хочет иметь что-то уникальное в себе. Подростку кажется, что взрослые его не понимают, и в подростковых антиутопиях взрослые не понимают бунта против системы, но это объясняется тем, что они не особенные. Сама по себе фантастика, хоть и создает нереалистичные миры, но законы внутри этих миров соответствуют нарисованному миру. В подростковых антиутопиях особенность подростка не предполагает однозначную победу над системой, этого маловато, нужно еще наделить подростка какой то силой, чтобы противостояние было реалистичнее, но просто супер силы дать подростку нельзя – это не отвечает описанным законам мира, ведь миры постапокалипсиса предполагают общество, основанное на реальном общественном укладе, в котором мы с вами живем. Поэтому к особенности добавляется какой-нибудь навык. Например, лучше Китнисс, в литературе, стрелял из лука только Леголас. Томас из «Бегущего в лабиринте» просто был лучше всех во всем, словно Озимандий: он лучше бегал, выше прыгал, обладал лучшими рефлексами и тд. Еще одной особенностью подростковых антиутопий является прием, под названием «простота несправедливости». Классические антиутопии многослойны и неоднозначны, несправедливый уклад общества показан нам не только напрямую, но и опосредованно, плюс, не будем забывать, что антиутопия – жанр, заигрывающий с современной моралью. Но у подростка моральные ценности не до конца сформированы, поэтому молодому потребителю контента несправедливость общества в подростковых антиутопиях должна быть понятна на интуитивном уровне, этого добиваются за счет упрощения этой самой несправедливости. Подростков собирают в одном месте и заставляют убивать друг друга просто потому что тоталитаризм – максимальная простота, понятная любому подростку, который читает «Голодные игры». Всем понятно, что подростки – первоочередные потребители подростковых антиутопий, и они отвечают основным подростковым психологическим запросам: бунтарству, желанию быть особенным, желанию быть лидером, иметь популярность и уважение и тд. Подобная сублимация для подростка важнее реалистичности, многослойности и тд, поэтому подростковые антиутопии изобилуют условностями, можно не раскрывать мир до конца, не раскрывать общественный уклад до конца и тд.
Итак, главный герой – особенный подросток с особенным навыком, живущий в несправедливом пост апокалиптическом обществе. Он, в силу своей особенности, разрушает это несправедливое общество и в итоге все живут долго и счастливо.
Получается некая такая фантастика категории Б, не претендующая на какую-то глобальную значимость и направленная на конкретную аудиторию.
Но темы как бы вечные: подростковый бунт, желание быть уникальным и дт. Так почему сам жанр не закрепился среди фантастики, как один из основных, и стал стремительно терять популярность?
Метамодернистское переосмысление.
Ну на самом деле жанр еще жив, в той или иной степени мы можем встретить особенных подростков где-то в сериалах на стриммингах, можем почитать книги про них, хотя подростковые антиутопии в литературе уступают место подростковому фэнтези, где вообще не нужно заморачиваться и что-то придумывать, ведь можно наделить героя магией и тд.
Подростковые антиутопии – это продукт культурного запроса подростков своего времени, а если точнее, продукт, в рамках культуры того времени. Сейчас же мы живем во время заката постмодернистского видения, плавно перемещаясь в то, что называют метамодерном. Поэтому культура все больше старается рисовать максимально реалистичные характеры, что вступает в конфликт с архетипом «особенного подростка» из подростковых антиутопий. И даже если подросток обладает теми самыми способностями, то они не выпячиваются на передний план, как например, в сериале «Очень странные дела», где главная героиня, хоть и супер девочка, но ее окружают обычные подростки, без которых она не победила бы зло, и эти обычные подростки не менее важны, чем она. И даже Элли из первой «The Lust of Us», будучи девочкой с иммунитетом, является особенным подростком не из-за него, а из-за качеств своего характера. Контент для подростков все больше реалистичен, так например на вопросы подростка о своей идентичности и месте в мире вполне может ответить то же «Половое воспитание», например, и для этого не нужно придумывать антиутопию. Современный контент для подростков признает то, что подросток – это подросток и он может понимать не все, что происходит вокруг. Поэтому все меньше антиутопичных сюжетов, ведь ты можешь бунтовать сейчас, но потом ты можешь осознать что зря это делал, ведь мир многослоен и в нем нет никакой простоты. То есть контент-мейкеры, осознавая коммерческую привлекательность подростковой аудитории, уже не относятся к ним, как к тупым подросткам, которым дай побунтовать, и они принесут тебе фуры денег. В духе метамодерна, современный подростковый контент предлагает не разрушать мир, а изучать его, искать ответы на свои вопросы. Общественно-культурный запрос подростка стал сложнее, чем 15 лет назад, в период расцвета подростковых антиутопий, и поэтому современному подростку они кажутся несколько ограниченными в своем конфликте и изображении мира. К тому же глобализм и развитие высоких технологий и интернета создают мощный поток информации, который делает восприятие мира современным подростком куда более сложными категориально, нежели в начале 2010х. Поэтому, отчасти, подростковые антиутопии стали заложником ограниченности иллюстрированных конфликтов и ограниченности характерных для жанра приемов. В начале 2010х уже можно увидеть зачатки кризиса визуально искусства, в котором мы пребываем сейчас. Кризис этот связан с глобальными процессами, связанными с закатом постмодерна. И получается, что в период «новой искренности» особенные подростки не выглядят искренними и настоящими. Плюс/минус то же самое происходит и в литературе но тут еще добавляется интерес к комиксам и графическим романам в силу популярности супергероики в кинотеатрах, и герои комиксов начинают вытеснять книжных особенных подростков, Питер Паркер воспринимается куда ближе молодому читателю, нежели тот же Томас из «Бегущего в лабиринте». Так же нож в книжные подростковые антиутопии прилетает и с другой стороны, из-за элементов фэнтези, которые они в себе содержат. Это связано с тем, что фэнтези так же становится все более реалистичным, и ту достаточно вспомнить книги Джорджа Мартина, Брэндона Сандерсона и тд. С третьей стороны нож прилетает со стороны постапокалипсической фантастики, которая, после переживает последствия моды на подобную фантастику, которая уже сходит на нет. Большое количество предложений подобной фантастики на книжном рынке и популяризация этого жанра в визуальном искусстве привели к падению интереса у читателя к этому жанру, а значит, и к жанру подростковой антиутопии. Такие дела)
А что там с годными образцами подростковых антиутопий, о которых мы упоминали в начале? Конечно, все они однотипны по сути, но если взять за основу более сложный общественно-культурный запрос современного подростка, и принять приемы подростковых антиутопий 2010х, где главный герой – подросток, живущий в постапокалиптическом несправедливом обществе, то можно обратиться к роману великого и ужасного Стивена Кинга «Долгая прогулка», написанным им аж в 1966 году и выпущенного им под псевдонимом. Соль этого романа в том, что несмотря на антиутопичный мир и изображенных в нем подростков, он крайне сложен по сравнению с подростковыми антиутопиями 2010х. Он куда глубже исследует внутренний мир подростка, разбирает и тему бунта в том числе, при этом он крайне реалистичен и даже кое-где натуралистичен и не церемонится с нежными душами подростков – читателей. Кто увлекается творчеством Кинга знает, что подросток – один из любимых характеров писателя, и что несломленных характеров там крайне мало. Так и Рей Гаратти – главный герой «долгой прогулки» не совсем особенный. Он, конечно, отличается от остальных героев, но именно характером, который раскрыт и обоснован, и какой-то просто особенности там нет. Так же и мотив бунта раскрывается в романе не через прямую конфронтацию с общественным укладом, в книге много подростков-бунтарей, но что есть настоящий бунт? Свержение системы или непринятие ее внутри себя, или же попытка вырваться из системы, перестать быть ее частью?
Финалим.
Очевидно, что современная культура, как визуальная, так и литературная, переживает кризис перехода, кризис смены общекультурного течения, поэтому многие периферийные жанры, которые не проходят проверку историей, и не могут, из-за своей ограниченности, перенять новые веяния и трансформироваться под них, постепенно исчезают. Это и подростковые антиутопии, и вампирские саги и тд. Но исчезновение этих жанров происходит не только из-за ограниченности и невозможности отвечать общественным запросам, а еще из за самого основания, изначальных законов этих периферийных жанров, которые были слишком узко направленные, поэтому подростковые антиутопии, которые в начале своего развития выглядели веткой постапокалипсической фантастики, сейчас выглядят просто ненужным аппендиксом. А от аппендикса рано или поздно избавляются)