- Только не делайте из него героя-великомученика, – попросили меня в сельской школе, которой суждено было стать последним местом работы этого человека. – Хотя о покойниках принято говорить хорошо, это не наш случай. Иван Семенович стал жертвой, может, большого ума, может, большой глупости, а скорее – болезни, в которой никогда бы не признался.
Он появился в районе молодым – около тридцати лет назад. За это время поработал во многих школах. Отовсюду увольнялся с единственной формулировкой – по собственному желанию.
В школу, которой суждено было стать последней в его трудовой биографии и в жизни вообще, заявился еще щеголем с чемоданчиком, в котором были только книги. Незамужние учительницы и сельчанки сразу приободрились – интересный мужчина! Виды на него имели многие, но он не замечал никого. Жизнь его протекала по замкнутому кругу: работа – дом, дом - работа.
Сразу поразил деревенских учителей и учеников своей эрудицией. В совершенстве знал литературу, владел иностранным языком, что называется, с лету мог выполнить любую контрольную или курсовую работу студента-заочника. За глаза и в глаза его называли ходячей энциклопедией.
Но чем дальше, тем больше в Иване Семеновиче стало проявляться нечто странное, непонятное другим. Особенно его высокомерие, когда с чувством превосходства мог посмеяться даже над учеником, а здоровался в лучшем случае сквозь зубы, удивляя деревенских жителей с их открытостью.
После его смерти в бумагах не нашли намека на контакты родственников. Никто так не узнал, откуда он был родом, есть ли у него мать. Многим не давал покоя его холостяцкий образ жизни, и слухи на этот счет ходили самые разные. Как-то поначалу разговор зашел даже в учительской.
- Не пойму я нашего Ивана Семеновича, – задумчиво сказала пожилая учительница. – Такой видный мужчина, кажется, только пальцем шевельнул бы – половина незамужних женщин были бы его. А он ни на кого не смотрит. И женат, говорят, не был.
- А я слышала, что был, – возразила коллега. – Только жена сбежала после первой брачной ночи.
- Такое бывает?! – с неподдельным удивлением воскликнула молоденькая учительница, которая приехала в школу по распределению.
Здесь дверь распахнулась, и быстрым шагом вошел виновник слухов. Все неловко замолчали. Он обвел коллег скептическим взглядом:
- Что, косточки мне перемываете? – и добавил в своей манере. – Лучше за собой следите, деревня!
После этого инцидента сошлись во мнении, что с ним что-то не то, недаром ведь ученые говорят, что от гениальности до шизофрении – один шаг. А потом стали поговаривать, что Иван Семенович попивает, и это многое прояснило.
Постепенно из-за недуга гипертрофировались все его странности – и как человека, и как учителя. Насмешливость переросла в иронию. Любого коллегу мог зло высмеять, обвинить в низменных пристрастиях, к которым относил даже еду. Сколько раз бросал в лицо:
- Живете, чтобы жр@ть!
А себе в плюс ставил то, что никогда не готовит пищу и обходится буханкой хлеба. И правда, съедал ее походя, по дороге от школы до дома, который ему предоставили в соседней деревне.
Игнорировал материальные ценности – работая на две ставки и получая неплохие деньги, оставался гол, как сокол. Те же учителя, которых едко высмеивал, по доброте душевной его жалели. Жалость выливалась в конкретную помощь – скидывались, чтобы купить ему майку, трусы, приносили из дома рубашки и костюмы.
Его уговаривали лечиться, но это было пустой тратой слов и энергии: редкий пьющий человек признает себя больным. Поначалу Иван Семенович пил нечасто. Запои начинались с получки, но мало-помалу становились хроническими.
Вскоре ради ста граммов готов был на любую работу – собирал для сельчан чернику, пас в деревне коров, сажал и копал картошку. Даже начал распродавать – за бутылку! – свое единственное богатство, книги.
Устав от бесконечных и безрезультатных увещеваний, уговоров, учителя обратились к дирекции местного совхоза с просьбой предоставить коллеге жилье поближе к школе, чтобы был постоянно на глазах. Предоставили.
Коллеги опять поднатужились, собрали энную сумму денег (как будто они были лишними в семейном бюджете каждого из них!), добавили профсоюзных и купили дорожку на пол, простыни, тюль, белье, вплоть до нижнего, принесли нехитрую мебель. Обставили холостяцкую обитель на городской манер – только живи.
...Через неделю дорожка была пропита. А еще немного погодя за появление на работе в нетрезвом состоянии по приказу районного отдела образования его уволили. И опять коллеги пожалели, поскольку всего несколько месяцев человеку не хватило для начисления пенсии. Благодаря директору школы и завучу Ивана Семеновича взяли на поруки и вновь дали ставку.
Не оценил. Или не смог оценить. Прямо на экзамен пришел пьяным и устроил дебош. В это время здесь находилась инспектор отдела образования и на следующее утро в школу было сообщено об очередном приказе на учителя. Окончательном и бесповоротном.
Он вернулся в соседнюю деревню, где жил раньше, и пустился во все тяжкие. От работы, предлагаемой руководством совхоза, отказывался или сразу, или поработав два-три дня.
А в августе накануне учебного года случилось беспрецедентное – бывший учитель объявил голодовку. Нет, это не было протестом против увольнения. Умный человек, он прекрасно понимал, что с ним и так слишком долго нянчились.
По его словам, это было протестом против ТАКОЙ жизни. Какой конкретно, осталось тайной, но, судя по всему, жизни, от которой слишком много хотел и слишком мало получил. Пожалуй, он так и не понял главного – что на одних притязаниях счастье не построишь.
Деревенские женщины пытались Ивана Семеновича подкармливать. Бывшие коллеги вновь собирали деньги на молоко и хлеб. Он демонстративно выбрасывал: не надо подачек.
От «скорой помощи», вызываемой несколько раз, категорически отказывался. В конце концов учителям дали понять, что очередной холостой пробег машины из райцентра в глубинку им придется оплачивать из своего кармана.
Вскоре мужчина перестал бриться и следить за собой. А однажды, когда в дом заглянула сердобольная соседка с кульком еды, схватился за нож и к нему стали бояться заходить. Так и умер, как и жил, – в одиночестве, голодной смертью, странно.
Его похоронили, как положено. Гроб сделали рабочие совхоза. Одели в одежду, принесенную учителями. Ими же был организован поминальный стол. А вот говорили на поминках мало.
Да и что было говорить о непонятом человеке, в угоду сомнительно высоким, одному ему известным, материям не приемлющем обычную жизнь и от нее отказавшемся. Задолго, кстати, до трагического августа.
...Только однажды он не потерял ощущения реальности. Когда писал в предсмертной записке: «В моей смерти прошу никого не винить...»
Каждый человек – загадка и тайна, к которой обязательно находится ключик. Иван Семенович оказался загадкой в кубе, и это тот случай, когда на вопрос, зачем пришел в этот мир, дать ответ крайне трудно...
Спасибо, что прочитали.