НАЧАЛО КНИГИ / ПРЕДЫДУЩАЯ ГЛАВА
Я провела в этом доме ровно два дня.
И пока я ещё не позвонила ни докторам… да вообще я никому не звонила! И сама не понимаю, почему.
Хотя нет, прекрасно понимаю.
Макс, которого я видела сейчас, не был похож на моего Макса. У меня начали закрадываться сомнения, что это не мой муж. А вдруг, это его брат-близнец, Иван? А мой любимый мужчина, на самом деле, мёртв?
Но я гнала от себя эти мысли.
Внутренний голос мне надрывно кричал, что это мой Максим! Мой любимый мужчина! Но он столько перенёс за этот год... И я должна быть терпимее к нему. Нужно лишь время. Он вспомнит меня.
Но на самом деле, мысли сводили меня с ума своей назойливостью, страхом и противоречием. Они как опытные палачи предлагали мне самые разные варианты развития событий.
Но это всё потом, сейчас мне нужно было наладить хотя бы с ним контакт, что получалось не просто плохо, а ужасно, будто я была его врагом номер один.
Вести разговор с мужчиной было очень сложно, практически невозможно.
Вчера я попросила Анну Сергеевну вместо неё отнести завтрак Максу, но когда я только вошла к нему в комнату, то получила огромную порцию презрения и кажется, даже ненависти.
А потом, он и вовсе повёл себя как истеричная женщина в предменструальный период! Он взял с подноса стакан с молоком, сделал вид, что сейчас будет пить, а затем, выплеснул молоко на меня!
Моему шоку и возмущению не было предела. И ко всему прочему, он ещё и процедил:
— Н-не смей зз-захх-ходить ко мн-не в комм-нату. Нн-никогда.
Обед и ужин относила Максу Анна Сергеевна.
На мои вопросы, почему он не ест вместе со всеми в столовой, я получила такой вот ответ:
— Ванечка не выходит из своей комнаты. Никогда. Я пыталась повлиять на него, но ты Ника сама видишь, что с ним разговор бывает коротким. Если уж он что решил, то всё, ничего уже не поделать.
— А как же, ванна и туалет? — спросила, немного обескураженная его затворническим поведением.
— Так у Ванечки своя ванная и туалет, которые примыкают к его спальне. Они переоборудованы под его недуг, — ответила Анна Сергеевна.
Анна Сергеевна уже приняла меня. А вот Илья Алексеевич, как и Макс, был не рад моему обществу.
Анна Сергеевна хлопотала вокруг меня, расспрашивая, как я себя чувствую, есть ли у меня снимок с первого УЗИ и прочее, прочее, прочее. Она даже начала фантазировать, как в этом доме снова будет слышен детский смех, топот маленьких ножек и она на полном серьёзе интересовалась моим мнением, не против ли я, если детская будет на втором этаже?
— Мы с вами знакомы всего два дня, — извиняющим тоном пробормотала в ответ на её слова. — Давайте не будем загадывать наперёд. Ещё неизвестно, Макс ваш сын или нет.
Мои слова женщине явно пришлись не по нраву, но выражать своё недовольство, она не стала. Зато её взгляд мне сказал, что она думает о моих сомнениях и подозрениях.
По правде говоря, эти люди меня немного напрягали и пугали.
На самом деле, я хотела взять Макса в охапку и увезти отсюда. И плевать, что тут очень красиво. Зато я – его жена.
И чтобы переменить мысли Макса в другое русло, чтобы он прекратил меня оскорблять и требовать, чтобы я уехала и оставила его в покое, я решила и ему рассказать о своей беременности.
А вдруг, эта новость пробудит в нём хоть какие-то воспоминания?
Если нет, то я завтра же, с самого утра, попрошу Илью Алексеевича отвезти меня обратно в город. Я возьму из квартиры его личные вещи и привезу сюда. Помимо вещей, я хочу привезти сюда и своего знакомого доктора, нейрохирурга, который мог бы поговорить с Максом и этими людьми как профессионал. Раз он не слушает и не слышит меня, то возможно, услышит из уст другого человека – со стороны, что ему нужна помощь специалиста. Свежий воздух и жизнь в горах – это, конечно, прекрасно, но не в его случае. Макса нужно лечить и точка.
Эти мысли немного привели в порядок моё сердце, которое болело эти дни, как только я увидела Макса – живого и настоящего, а не призрака. Своего родного и такого далёкого человека. Абсолютно чужого.
Уколы ставила ему Анна Сергеевна – неправильно, причиняя боль и оставляя синяки.
Этот упрямец, категорически не подпускал меня к себе – он откидывал от себя мои руки и один раз даже выхватил шприц и пригрозил, что всадит в меня иглу, если я не уберусь прочь из его комнаты, добавив в конце речи, что я сука.
Заикаясь и сидя в инвалидном кресле, после таких обидных требований и оскорблений и ужасного отношения ко мне, я захотела заорать во всю силу своих лёгких, потом пойти в сад, сорвать колючий куст с розами и засунуть шипастое растение этому психу в то самое место, на котором он сидел!
Но вместо этого я убежала в свою комнату и всю ночь прорыдала в подушку.
Ни Анна Сергеевна, ни Илья Алексеевич ко мне не зашли, чтобы поговорить и успокоить. Видимо, они считали, что после такого я сорвусь и уеду.
Но нет. Я не оставлю своего мужа.
Я нутром чувствую, что это Макс. Не понимаю, правда, почему он такой стал… Такой жестокий и даже на минуту не желающий поверить мне. Точнее, он говорил, что даже если это и правда, он не помнит прошлой жизни, а значит, меня не было. Нас не было. И попросил забыть его и оставить в покое.
Не оставлю.
Ни за что.
Лучше в бараний рог скручу этого упрямца, но не уеду. Стерплю все обидные слова и его скотское поведение, но заставлю его встать на ноги и вспомнить меня и нашу счастливую жизнь, нашу любовь, наши мечты и планы.
Понимаю, что будет непросто, будет больно, будут слёзы и крик в подушку, как сейчас. Но я не отступлю. Я нашла своего мужа, которого уже все похоронили! Я хочу вернуть нашу с ним жизнь и наше семейное счастье. Он ведь так любил меня…
И теперь больно видеть в любимых глазах не узнавание, бездушие и равнодушие ко мне.
Моя радость от встречи поникла, оставив после себя лишь горькую печаль.
Но Макс для меня был, есть и будет всегда дорог. Потому что он – моя половинка. Вот так. Всё просто.
Нужно теперь лишь пробудить сердце моего любимого, чтобы он вернулся ко мне, вспомнил меня и снова обнял, как когда-то, снова поцеловал, как умеет целовать только мой Макс.
Я так скучала и тосковала по нему, но встретив, будто призрака, не могу кинуться ему в объятия, не могу прикоснуться.
Он отвечает мне холодом и ненавистью.
Это больно. Настолько больно, что мне выть хочется от раздирающего чувства внутри, стискивающее в жестокий кулак моё исстрадавшееся сердце.
Но я сильная. Я справлюсь. Ведь теперь я не одна. Мой малыш мне поможет вернуть мужа.
И пора ему рассказать.
А вдруг подействует и он вспомнит?
Но надежда, та ещё сука.
* * *
В воздухе пахло вечером – чем-то сладким и немного пряным. В открытое окно доносились звуки ночных насекомых. Прохладный и влажный воздух трепал мои распущенные волосы.
Замерев, я пыталась разглядеть что-то в далёкой линии горизонта, где горы слились с иссиня-чёрным небом, усыпанным необычайно яркими дрожащими колючками звёзд.
День сегодня был длинным, суетливым, морально выматывающим, как и предыдущий. От мыслей и переживаний мгновенно начинает кружиться голова. Прикрыла глаза и втянула в себя сладкий аромат ночного горного воздуха.
Неожиданно, я услышала звуки музыки.
Распахнула глаза, затаила дыхание и улыбнулась.
Музыка играла в комнате Максима.
— Макс, — прошептала едва дыша.
Он всегда любил эту группу, даже не любил, а обожал.
Это точно мой Макс.
Потом музыка стихла и на мои плечи вновь опустилась тишина.
Собравшись с мыслями и решительно настроившись, я поняла, что прямо сейчас хочу с ним поговорить. До утра не смогу ждать – просто взорвусь от волнения и снедающих меня мыслей.
Надела на прозрачную комбинацию чёрный шёлковый халат, который подарил мне Макс, и вышла из комнаты.
Всего лишь мгновение помешкалась перед дверью, но взяла себя в руки и вошла.
— Мне нужно тебе кое-что рассказать, — произнесла с ходу, без приглашения войдя в комнату Макса.
Он как раз выехал из ванной – без рубашки и штанов, в одних плавках. Обнажённый Максим. Русые вьющиеся волосы были влажными. С кончиков волос свисали капли воды, дрожали и срывались вниз – на его кожу.
Ясно, что он долго не занимался физически при его недуге и болях, и ел мало, — слегка выпирали рёбра. Но я прекрасно помню, что до исчезновения он много занимался спортом: у Максима всё также были развиты мышцы бёдер, икр, сильный и крепкий пресс, мужественная грудь, широкие плечи и руки, перевитые венами. Он был также хорош собой – и казалось, что в кресле он сидит просто так, шутки ради и сейчас возьмёт, да встанет.
Я застыла, разглядывая его, поняв, что уже подзабыла, какой он, мой Макс – выглядит как Бог. Вспомнила и увидела как наяву наши с ним жаркие ночи…
Да только он, увидев меня, разочарованно застонал.
— Опп-пять тт-ты, — пробормотал он устало.
— Я, — улыбнулась ему и отвела взгляд, чтобы мысли мои не уходили в другом направлении. — Мне нужно с тобой поговорить.
Он бросил в мою сторону испепеляющий взгляд.
— Мн-не пп-плевв-вать, что тт-тебе тт-там н-нужно.
— Это серьёзная тема, Макс… — я тут же прикусила свой язык, так как он просил не называть его Макс.
Чёрт!
— Прости… Иван, — исправилась я спешно. — Можно сесть?
Указала на его застеленную кровать.
Его лицо вдруг приобрело зверское выражение.
Сложила руки на груди, как будто защищаясь от его злости и пробормотала:
— Хорошо, я постою.
— Т-ты пп-пришла, чт-тобы сс-сделать мне пп-приятно? Решш-шила вз-зять менн-ня своими пп-прелестями?
Он издевательски приподнял одну бровь, молчаливо говоря, ну что, детка, испугалась моей прямоты?
Но нет, я не испугалась. Он ведь мой муж и мы часто были близки.
— Дополнительная опция, которая предоставляется после заключения брака, — ответила ему с наглой улыбкой.
— Я ужж-же говв-ворил, чт-то ты мнн-не нн-не ннн-нравишься, — процедил он, сильно заикаясь.
— Наоборот, тебе всегда всё нравилось, — ответила, делая вид, что его слова меня совсем не задели.
— Сс-сколькк-ко тт-ты хоч-чешь, чтоб-бы свалитт-ть отсюда?
— Я уеду только при одном условии, — сказала мягко.
Он посмотрел на меня вопросительно.
— Я уеду, если ты уедешь вместе со мной, — сказала уверенно.
Он ехидно усмехнулся и покачал головой.
— Т-тут мм-мой дом.
— Нет. Твой дом в другом месте. А эти люди, — я махнула рукой в сторону двери, — они не твои родители. Я медсестра и очень хорошая. У меня есть знакомства в самой лучшей клинике, и наш с тобой общий друг, нейрохирург, мог бы помочь тебе. Плюс работа с психологом. Я не понимаю, почему ты отвергаешь мою помощь и не желаешь хотя бы попытаться дать шанс мне и самому себе вернуть свою прежнюю жизнь. Ты же ненавидел сидеть на одном месте. Ты любил активно жить, стремился каждый раз к чему-то новому, да из тебя энергия била ключом! Неужели ты не желаешь вернуть себя? И меня, в том числе.
— Зрр-ря тт-тратишь вв-время, — прошептал он. — Я нн-никогда нн-не сс-смогу ходит-ть.
* * *
Я набрала в лёгкие побольше воздуха и сделала протяжный выдох, успокаиваясь.
— Я предлагаю заключить спор, — сказала мягко, хотя у меня внутри всё клокотало от гнева, что все мои слова Макс воспринимал враждебно. — Я сделаю так, что ты пойдёшь. И можешь меня ненавидеть, презирать, но я не отступлюсь, понял меня?
— Я уже тт-тебя нн-ненавв-вижу.
Я горько усмехнулась и сказала:
— От ненависти до любви один шаг. Не забывай об этом.
— Этт-то может быт-ть шаг дд-длиною в жизнь, — сказал Макс. — Ухх-ходи, Нн-ника.
Вздохнула и сжала руки в кулаки, чтобы не накинутся на этого упрямца.
— Не уйду, пока кое-что тебе не расскажу. Очень важное. Что изменит не только мою жизнь, но и твою.
— Н-не хочч-чу нн-ничего сс-слышать. Убб-бирайся! — огрызнулся он и развернул кресло. Теперь я видела его обнажённую спину и влажные волосы.
Хотелось подойти к нему и обнять: крепко-крепко. Зарыться лицом в его волосы и втянуть в себя его запах.
Закусила до боли губу, чтобы не расплакаться прямо тут от чувства бессилия и прошептала уверенно, насколько это было возможно.
— Ты не заставишь меня уйти. Ты же не можешь ходить или уже забыл?
Мои слова тоже были обидными и колкими. И этими словами я ему только что причинила нестерпимую душевную боль.
Но я не смогла себя сдержать. Сюсюкать это не моё. Все медики по натуре своей садисты. Мы не можем долго кого-то жалеть. Нам важен результат, а жалость и уговоры лишь мешают.
Максим медленно развернулся ко мне и многозначительно посмотрел мне в глаза.
— Пошла вон! — рявкнул он вдруг без одной запинки.
Я подавила неосознанную улыбку и проговорила:
— Уже ведь сказала тебе: нет. Даже не подумаю, пока не поставлю тебя на ноги.
— Иди к чёрту! — выпалил он и сжал руки в кулаки.
Злость придаёт ему сил! Но Макс даже не заметил, что второй раз сказал, не заикаясь!
— Взгляни на себя, ты хорош собой, сексуален, твои мышцы и всё твоё ещё не готовы расслабляться. Я знаю, что ты ненавидишь сейчас себя за свою немощность, но ты делаешь неправильно. Не злиться нужно, а действовать, пока есть время. Травмы позвоночников на сегодняшний день – это не приговор.
— В мм-моём сс-случае пп-приговор, — прошептал он, снова начав заикаться.
— Ты врач, чтобы ставить диагнозы? — вздохнула я.
— Я усс-стал от ттт-тебя. Ухх-ходи, — проговорил он каким-то обречённым и убитым голосом.
— Уйду, — пообещала ему и сделала несколько шагов вперёд.
Он посмотрел на меня исподлобья.
— Гг-говори уже, — разрешил он.
Кровь застучала у меня в висках.
Ругаться гораздо проще, чем сказать истину, в которую не каждый способен поверить. И что будет, когда я скажу?
Не узнаю, пока слова не обретут форму и звук.
Села перед ним на корточки и положила ладони на подлокотники его кресла. Заглянула в родные глаза и очень мягко и нежно произнесла:
— Я беременна. И отец ребёнка – ты.
Я хотела тут же договорить и объяснить, почему моя беременность такая странная, но не успела.
Он вдруг скинул мои руки со своего кресла и склонившись к моему лицу, ядовито прошипел:
— Пошла вон, лживая сука!
И снова ни единой запинки.
* * *
Я сразу поняла, как это, звучит и выглядит.
— Макс… Погоди… Это не то, что ты думаешь, — сказала я быстро, выпрямив ноги.
Протянула руки, чтобы взять его лицо в свои ладони, но он оттолкнул от себя мои руки и развернул кресло к окну. Я снова видела только его спину.
— Мой феномен называется «Отложенная беременность». Такое случается очень-очень редко, но как видишь, мне повезло оказаться в числе этой редкости. Я ведь думала, что тебя больше нет… Узнав о ребёнке и что это твой малыш, я стала возвращаться к жизни… Я…
— Есс-сли этт-то пп-правда и я тт-твой мм-муж, то я сс-смотрю, ты быс-стро нашла мм-мне замену.
Он обернулся и с презрением взглянул мне в глаза. Он был напряжён, его челюсти сжимались и разжимались.
В комнате воцарилась тишина.
— Тт-ты что же, рр-решила, раз я инн-нвалид, тт-то я дд-дебил? Пп-придумала, чтт-то можнн-но сс-свалить нн-на меня свой пп-приплод?
Я вздохнула и сказала:
— Это правда. Я…
— Зз-затт-ткнись! – прорычал он.
— Да подожди! Дай объяснить! — взвилась я. — Я ведь ни с кем не имела отношений, кроме тебя! Ни с кем, слышишь? Это твой ребёнок. Твой и мой.
Он полностью развернулся ко мне и уставился на мой ещё плоский живот злым взглядом.
Я прижала руки к животу в защищающем жесте.
Макс засмеялся — раздался резкий, скрипучий звук, который я никогда от него не слышала раньше.
— Мнн-не жаль тт-тебя, — сказал он с усмешкой. — И мне нн-не нужны тт-твои обясс-снения.
И от его незнакомого мне взгляда по моему телу пробежал холодок.
— Пожалуйста, выслушай меня… Я не лгу.
— Я ужж-же гг-говорил, что мм-мне не интт-тересно. Мм-мне всё рр-равно.
Я застыла.
Чёрт, я всё понимаю, случилась трагедия, он потерял память и травмировался настолько сильно, что не может ходить, и я верю, что мой Макс не хотел бы, чтобы я видела его таким… бессильным.
Конечно, он уже не был тем Максимом, которого я год назад крепко поцеловала на прощание перед его уходом в проклятые горы, но я всё равно верила, что это он. Мой Максим.
— Тебе не может быть всё равно, — прошептала в ответ. — Ты любил меня. И я верю, что любишь до сих пор, только твоя боль не позволяет тебе вспомнить это чувство.
Не отрывая от него взгляда, я развязала шёлковый пояс и сбросила с плеч свой халат.
Осталась в одной комбинации, которая могла пробудить самые потаённые фантазии и желание.
Макс удивлённо и напряжённо уставился на меня, но не сказал ничего против моего обнажения.
Тем временем моё сердце билось всё быстрее.
— Я тебя ждала, Макс… — прошептала я, вложив в эти слова всё своё одиночество, страдания, боль.
На этих словах он иронически хмыкнул:
— Нн-неужели?
— Да, — кивнула я. — И меня уже радует тот факт, что ты прекратил выгонять меня.
— Нн-не радд-дуйся ранн-ньше временн-ни.
— Посмотри на меня, — я завладела его вниманием. Провела руками вдоль своего тела. Руки скользили по прохладному шёлку комбинации. — Ты был моим первым мужчиной, и я никогда не изменяла тебе. Никогда. Даже когда мне все твердили, что ты не вернёшься, что ты умер… А я продолжала тебя ждать, Макс…
Он прищурил свои глаза и прошептал:
— Мм-моё имя Ивв-ван. Запп-помни это. И ухх-ходи. Я оченн-нь устал.
Я смотрела на него и видела перед собой сломленного мужчину.
Господи, дай мне сил и терпения, чтобы вернуть Максу жажду жизни и возможность снова ходить.
Я подняла с пола халат, но надевать не стала.
— Это твой подарок, — сказала у двери.
Он не ответил мне.
Закусила губу и прошептала:
— Спокойной ночи… Иван.