Автор Игорь Шумейко
Да, тойон Сюбетей... Кстати, это тот Субудэй, что попал и на карты наших учебников по истории. Пунктир стрелочек с подписью «Джебе. Субудэй» прошил всю Азию и упёрся в крестик — значок «Битва на реке Калке», где судьбу хана найманов пришлось разделить и русским князьям. Но дальнейшую судьбу я уже обозначал в определении: Россия «освободилась» от Орды — с Ордой впридачу. А здесь остаётся лишь любоваться богатыми, ярким, эпическими картинами жизни, понимать, как это красиво: и битва с уходящими в иной мир, минуя стойбища страха, и разговор пленного хана с текучей водой, и красные лисицы на плечах красавиц…
Будьте недоверчивы
В ноябре 2018 года я радовался за понимающих эту красоту, всех пришедших на вечер Лугинова. Зал Литинститута был полон, люди стояли в дверях, проходе. Ведь в Москве с его книгами, туменами его ярких героев во главе с Чингисханом встречаешься гораздо чаще, чем с самим автором. Тогда Николай Алексеевич привёз документальный фильм о своём друге, великом поэте Юрии Поликарповиче Кузнецове и свой новый роман «Время перемен».
Я как, наверно, и многие, ждал очередного парада восточных красавиц, героев, ярких картин. Готов был включить мысленный саундтрек: «Болеро» Равеля. И хорошо помню определённое недоумение зала в начале речи Николая Лугинова — абстрактной, отвлечённой:
— Сегодня обмануть одного человека трудно, как никогда. Он очень недоверчив, проверяет, наводит перекрёстные справки — к его услугам весь Интернет. Но тысячи людей, толпы — ровно наоборот, сегодня обмануть легко как никогда. Так что, друзья, будьте недоверчивы…
И так далее. Развивая его парадокс можно сказать: Лугинов пожелал нам не сбиваться в толпы во избежание массового обмана и других социальных эпидемий…
Позже вопросы зала привели нить разговора «к красотам, азиатской фактуре», а я подумал ещё и о горах штампов, привычек восприятия нас окружающих. Например, даже благожелательный читатель ожидает от якутского классика: приключений Чингисхана, ярких степных картин, скачек за красавицами, битв, похищений невест… А общие размышления о современности, глобализме, интернете — оставим Москве. Этот и подобные штампы, тупой и беспомощный снобизм, болтовня привычных, назначенных авторитетов — как раз и сбивают людей в толпы…
Гаврил Андросов
Классик якутской литературы Николай Лугинов утверждает: «главное — поэзия, без неё нет литературы, театра, музыки и даже живописи!»
В ноябре Николай Алексеевич пригласил меня в Якутию и, словно по своему тезису очерчивая круги, на встречах с якутскими писателями, студентами знакомил меня с поэтами, молодыми новеллистами.
Так я познакомился с тёзкой и роднёй по тюркской линии Державина — Гаврилом Андросовым, автором трёх поэтических сборников. Его стихи в антологии «Современная литература народов России: Поэзия» переведены на русский, польский, болгарский, вьетнамский, кыргызский, тувинский, ногайский языки. В 2018 году вышла его книга: Дойдулаахсуор (Ворон — хранитель Земли) Стихотворения. — Якутск: Бичик, 2018. — 112 с.
На древне-мифического Ворона, хранителя родовых земель Гаврил Андросов взваливает новый груз: защита сердцевин традиционной жизни народов Сибири от плотно обступающей урбанизации, кладбищенского мультикультурализма. Тысячелетиями накопленные оттенки языков, северных обычаев, сонмы народных героев так перегружают крыла андросовского Ворона, что он, наверное, с завистью глядит на дальнего родича, вольно порхающего по кабинету Эдгара Алана По и каркающего свое Nevermore! Из стихотворения «Разговор Юрия Гагарина с Владимиром Высоцким»:
Пропадают, проносятся бездной бескрайней,
Проникают влёт пропасти мрачные,
Простор, что полнится проблесками подвесок звёздных,
Прыскающих со смеху, плачущих ли,
Прочь от земли, на блага щедрой,
Раздорами растерзанной,
Той, к которой, расторгнув пуповину, припали,
Распятому где Христу побрякушкой на шее болтаться по пустоте,
Чая края радуги ухватить…
Перевод Алексея Саломатина
Елена Слепцова
Трогательно старомодный доклад на Днях Российской литературы в Якутии 2015 года: наряду с перечнем успехов непременный пассаж о «всё ещё имеющихся, отдельных недостатках». Уж не знаю, плакать или смеяться вы будете, но я записал ту ламентацию: «Нынешние гонорары вынуждают молодых поэтов работать в иных местах. Ульяна Захарова работает в газете, Александра Попова в школе, Лена Слепцова — в цирке».
«Нам бы ваши недостатки!» — думал я, подходя в перерыве к героиням дня.
— Елена, вы, правда, в цирке? Кем?
— Дрессировщик хищников, — анкетно-прозаически уточнила красавица-поэтесса.
Трудно представить, как молодая женщина Елена Слепцова-Куорсуннаах к своим 12 книгам, Государственной премии им. П. А. Ойунского, Гран-при Международного поэтического турнира им. Намжила Нимбуева, многим переводам на якутский (в т. ч. «Антигоны» Софокла, идущей на сцене Саха Академического драматического театра) прибавила ещё и… зачитываю справочник: «Елена Слепцова-Куорсуннаах считается родоначальницей профессиональной дрессуры в Якутии».
Надо бы круче, но куда? Перефразируя Гамлета: дальнейшее — стихи…
Я та, что по указу Айны Тойона,
гонимая потоком холодным слёз родных моих…
родилась заново, став вместилищем отваги —
бумажного челна Раба,
следопыт, идущий по тропе слова,
Женщина-поэт…
Я — не птица! Я — вольная мысль
рек бурлящих, полей и холмов.
Я шепчу себе: «Остановись,
увидав перекресток умов!»
Перевод Аиты Шапошниковой
Свежий образ — перекресток умов! (нерегулируемый, мысленно дополняю). А слёзы родных — не фигура речи. Большая часть новорожденной якутской советской интеллигенции была репрессирована в 1930-е, как Платон Ойу́нский, уехавший в Москву депутатом Верховного Совета СССР и не вернувшийся. К этим потерям прибавилось и огромное число героев, погибших в Отечественную войну. В мировоззрении якутов отыскать могилу родственника и поклониться — святая необходимость.
Наталья Харлампьева
Николай Лугинов нашёл могилу дяди в Польше, председатель Союза Писателей Якутии поэтесса Наталья Харлампьева дошла до калужской деревеньки.
«Признание в любви»… — в 2019-м вышло второе издание этой книги Натальи Харлампьевой. «О теме Якутии в русской поэзии я начала писать давно. Период, который особо меня интересовал — вторая половина ХХ века. Я и сама признаюсь в любви к русской поэзии, без которой сегодня трудно представить духовный мир моего народа».
В своде Харлампьевой нет натяжек, искусственных привязок поэтов к Якутии, зато много сюрпризов для средне осведомлённого, вроде меня, читателя. Поэты Лев Гумилёв и Варлам Шаламов, завзятый таёжник Андрей Вознесенский! Спасительной отдушиной которого на пике опалы, после «Метрополя», стала Якутия. А отправил его в эту «ссылку» редактор «Комсомольской правды» Ганичев. Вознесенский вспоминал: «Известно, мы с Валерием Николаевичем состоим в разных, что ли партиях, но он неоднократно протягивал мне руку помощи в тяжёлых случаях».
Другой шестидесятник Евгений Евтушенко пять раз путешествовал по Якутии, три раза сплавлялся по Вилюю, написал более 50 стихотворений, посвящённых якутской тематике, и поэму «Северная надбавка». Его глава украшена подробностями личных встреч автора и героя…
Думаю, не без влияния главы якутских писателей Натальи Харлампьевой на встрече 2015 года глава республики отчеканил тот список: «Иван Гончаров, Иосиф Бродский, декабристы, Чернышевский».
Иосиф Бродский
Особая гордость Натальи Харлампьевой — впервые наш нобелиант почувствовал себя поэтом в Якутии. Бродский: «Году в 59-м я прилетел в Якутск и прокантовался там две недели, потому что не было погоды. Гуляя по этому страшному городу зашёл в книжный магазин и в нём надыбал Баратынского, издание „Библиотеки поэта‟. Читать мне было нечего, и когда я нашёл эту книгу и прочёл, тут-то я всё понял: чем надо заниматься».
Оцените и сей оттенок гордости Натальи Ивановны: в исторической цитате не пропускает и страшный город. То впечатление Бродского можно понять, вспомнив предысторию, определение бывшего председателя горсовета Якутска Бородина: «город с выпущенными наружу кишками».
Сегодняшние 15, 17, 20 этажей, упрятанные «кишки»: настоящий подвиг строителей, архитекторов, коммунальщиков. Но вернёмся к книге и гордости Натальи Харлампьевой:
— Я почему-то думаю, что Бродский нашёл книгу Баратынского в магазине «Подписные издания», который был рядом с кинотеатром «Центральный». Приведённый отрывок о Якутске Бродский никогда не пропускал в своих биографиях. Людмила Штерн вспоминала: «Якутия 1959—60 гг. стала для Бродского „началом пути‟. За два дня до эмиграции он подарил нам с Витей свою фотографию: лето 1959 года, якутский аэродром. На обороте надпись: „Аэропорт, где больше мне не приземлиться. Не горюйте‟».
В 2017-м в дружеской беседе я рассказала об этом поэту Виктору Куллэ, он тут же попросил показать тот дом. Сегодня там салон сотовой связи. Мне бы очень хотелось, чтоб на стене появилась доска, напоминающая об Иосифе Бродском…
Николай Глазков
Глава «Русский поэт Уллу Харахтыров (Николай Глазков)» — об удивительном, недооценённом творце. Ведь чтоб его «дооценить» надо самому быть уровня его сотоварища по Литинституту Бориса Слуцкого:
Он остался на перевале.
Обогнали? Нет, обогнули.
Сколько мы у него воровали,
А всего мы не утянули.
Другим, коллективным «понимателем» Николая Глазкова стала Якутия. И Наталья Харлампьева приобщив воспоминания многих его друзей вникает:
— Николай Глазков сыграл роль летающего мужика в фильме «Андрей Рублёв» Тарковского. Он и был летающим мужиком русской поэзии. В Якутию его притягивали просторы для полёта его фантазии, искренность, дружелюбие ничему не удивляющихся северян. Здесь он снимал маску и был самим собой. Членством в Географическом обществе Глазков очень гордился. Он прошёл пешком по Чульманскому тракту, будущей трассе БАМа… Съездил туда первый раз как переводчик и вернувшись тут же переименовал свою жену Росину Моисеевну — в Росину-Хотун… И сам стал чем-то походить на якута, борода стала не такой раскидистой, острой, в глазах появился прицельный прищур, походка (стала) легче и по-охотничьи вкрадчивой. Здоровался на якутском языке и долго тщательно жал руку… Самое главное, что сделал Глазков для Якутии — переводы. Поэтов Баал Хабырыыса, Виктора Алданского, Элляя, Семена Данилова, Леонида Попова, Семена Руфова, Савву Тарасова, Ивана Федосеева, Михаила Тимофеева, талантливую поэтессу Варвару Потапову и классиков Анемподиста Софронова, Алексея Кулаковского.
В Якутии Николай Глазков получил прозвище Уллу Харахтыров (уллу — великий, харах — глаз) и был им очень доволен, подписывал им все книги.
Герои Натальи Харлампьевой в основном из столетия предыдущего. Книга собрала важнейшие их мысли — резюме тяжёлого, но великого века. Например, слова Уллу Харахтырова: «В нашем многонациональном государстве поэты должны дружить друг с другом».