«Существует какая-то причина, заставляющая носителей традиции постоянно придумывать каламбурные анекдоты про Штирлица».
А. Архипова «Штирлиц шел по коридору…»: Как мы придумываем анекдоты"
В августе 1973 года состоялась премьера многосерийного телевизионного фильма «Семнадцать мгновений весны», и миллионы жителей нашей страны, затаив дыхание, следили за жизнью и деятельностью былинного героя — штандартенфюрера СС Макса Отто фон Штирлица, под маской которого скрывался ас советской разведки полковник Максим Максимович Исаев.
Газетчики писали, что во время показа ленты улицы крупных городов пустели, а преступность резко падала, и даже если в этом и была доля преувеличения то, скорее всего, не такая уж и большая. Одним из следствий популярности Штирлица-Исаева стал тот факт, что со временем он превратился в любимого персонажа русского фольклора, героя бесчисленных анекдотов.
Но кто же на самом деле придумал анекдоты о Штирлице, если предположить, что такой человек (или, быть может, творческий коллектив) действительно существовал? Переводя вопрос в экзистенциальную плоскость, можно сформулировать его и следующим образом: придумывают ли шутки и анекдоты конкретные авторы или, быть может, они рождаются как-то иначе, сами собой?
Навстречу Штирлицу шли три ярко накрашенные женщины.
«Проститутки», — подумал Штирлиц.
«Полковник Исаев», — подумали проститутки.
Наиболее распространенным ответом является утверждение о том, что анекдоты придумывает безликий коллективный автор — народ. Точнее, не сам народ, а некое креативное меньшинство, плоть от плоти самих народных масс, причем в этом амплуа могут выступать люди, в обычной жизни далекие от творчества, однако обладающие природным умом и превосходным чувством юмора. В конце концов, анекдот — не роман, и каких-либо особых литературных навыков для его создания не требуется. Другие же креативные люди, в большинстве своем такие же дилетанты в литературной сфере, модифицируют тексты старых анекдотов и придумывают новые, развивая начатую кем-то тему.
Что же сам народ? Ну, его роль по большей части заключается в том, что он выступает в роли своего рода «приемной комиссии», которая, выслушав или прочитав те или иные образцы фольклора, как и положено всякой уважающей себя комиссии, выносит свой вердикт - дает свое «добро» или, наоборот, «от ворот поворот».
Штирлиц шел по лесу. Из дупла на него смотрели горящие глаза.
«Дятел», — подумал Штирлиц.
«Сам ты дятел» , — обиделся Мюллер.
Штирлиц зашел в кабинет Мюллера. Тот увидел его и сразу упал в обморок. «Нервишки», — подумал Штирлиц, поправляя буденовку.
На самом деле подобная точка зрения близка к идеям философов-постмодернистов, с пафосом провозгласивших полвека назад «смерть автора» (хотя следует признать, событие это мало кто заметил кроме узкого круга экспертов). Писатель «рождается одновременно с текстом, ни в коей мере не обладает бытием во время до или после написания», — писал философ Ролан Барт в своем программном эссе «Смерть автора». И делает смелый вывод: Автор как таковой умер, на смену ему приходит некий безымянный скриптор.
Почему? Да хотя бы потому, что:
«Высказывание как таковое — пустой процесс и превосходно совершается само собой, так что нет нужды наполнять его личностным содержанием говорящих», - писал Ролан Барт.
Что касается «анекдотического жанра», то его, следует признать, проще всего объявить творением безликих "скрипторов".
Но существует и другая точка зрения, сторонники которой уверены в том, что с анекдотами, несмотря на всю очевидную специфику этого жанра, дело обстоит в принципе так же, как и с другими, более объемными, содержательными и весомыми литературными произведениями и текстами. Некоторые, по преимуществу короткие, простые и незамысловатые шутки («онлайнеры»), создаваемые по хорошо знакомому шаблону действительно рождает жизнь хотя бы просто в силу того, что они достаточно быстро приходят в голову людям, которым уже прочли десятки и сотни анекдотов и обладают элементарными творческими навыками. Однако чем необычнее фабула текста и совершеннее форма, тем выше вероятность того, что его следует отнести к разряду так называемых «авторских».
Отметим, что в советское время понятие «авторского анекдота» не получило широкого распространения скорее всего потому, что в ту эпоху сам этот жанр был де-факто под запретом, и признание кем-то своего авторства (особенно если речь шла о политическом юморе) наряду с популярностью могло повлечь за собой иные, гораздо менее приятные последствия. Как следствие, анекдоты существовали по-преимуществу в классической устной форме.
Стоит вспомнить, что автором большого числа первых советских политических анекдотов считали видного политика Карла Радека, впоследствии репрессированного (скорее всего, многие из них были ему приписаны задним числом) .
Беседуют Радек и Сталин.
Радек:
— Очень странный у нас с вами логический спор: я вам посылку, вы мне следствие, я вам довод, вы мне заключение, я вам цитату, вы мне ссылку.
Сталин спрашивает Радека:
— Это вы сочиняете анекдоты?
— Да, я.
— Расскажите какой-нибудь коротенький.
— Сталин — генсек.
Что же с анекдотами про Штирлица? Существовал ли конкретный человек (или коллектив), который мог бы претендовать на лавры создателя анекдотов про советского разведчика или, по меньшей мере, давший мощный импульс процессу их появления?
Сразу же оговорюсь: Юлиана Семенова, автора романов о Штирлице, мы в расчет не берем — он создал самого героя, но не его фольклорный образ. Хотя и тут, как мы увидим дальше, все не так просто...
Такой человек, как будто, есть и, как говорится в одном популярном анекдоте, я даже назову вам его имя. На самом деле идею этого поста мне подсказала опубликованная несколько лет назад в сети переписка двух экспертов: филолога Александры Архиповой, автора научного труда о Штирлице, и человека, который претендует на то, что именно он является автором большей и наиболее значимой части историй о Штирлице и, во всяком случае, тех из них, которые стали мэйнстримом цикла — некоего Игоря Судака.
Процитируем слова И. Судака о том, как он создавал анекдоты о Штирлице.
В 1989 году для курсовой работы я выписал из словаря Ожегова все омонимы (Омо́нимы — одинаковые по написанию и звучанию, но разные по значению слова и другие единицы языка) …а затем в шутку решил составить из них анекдоты. Около сотни получились вполне забавными. Я издал брошюру тиражом 1000 штук и продал их оптовикам-распространителям в Москву. После чего уже через неделю встречал эти анекдоты в разных газетах и журналах. Так появилось большинство анекдотов о Штирлице, построенных на игре слов… Я об этом много раз рассказывал. Но ученые оказались не в курсе.
Вы скажете, что это достаточно странный, скорее даже рутинно-механистический процесс, имеющий мало общего с наитием и вдохновением? Но не следует забывать о том, что творчество — это, помимо прочего, еще и тяжелый труд.
Признаться, я решил сам попробовать сочинить пару-тройку анекдотов о Штирлице по схеме («эпизод из „17 мгновений“ + каламбур = новый анекдот»). «Шерстить» словарь Ожегова либо какой-то иной толковый (во всех смыслах) словарь русского языка у меня не были ни возможности, ни желания. Да и создавалось впечатление, что там, где прошел Судак, другим сочинителям делать было уже нечего.
И все-таки, «пораскинув мозгами», я сочинил несколько шуток, из которых приведу одну, основанную на разговоре Штирлица и его начальника бригаденфюрера СС Вальтера Шелленберга о поэзии.
Штирлиц признался Шелленбергу, что у него идиосинкразия к рифме. Шелленберг не знал, что такое идиосинкразия, но все равно сразу начал ревновать к нему фройлен фон Рифми, свою молоденькую секретаршу.
Слыхали и посмешнее, скажете вы. Что же, полностью согласен. Но уверен, что если проявить упорство и настойчивость, то рано или поздно, используя такого рода подход, можно в конце концов придумать и что-то по-настоящему стоящее.
- Какую долю изучаемых анекдотов составляют ваши? Все? Бо́льшая часть? — задает вопрос один из участников дискуссии.
Судак дает следующий ответ:
- Из тех, которые построены на омонимах — больше половины. А так, в целом, где-то треть (!).
Но всем разумным людям очевидно, что претензии на авторство и реальный приоритет - две разные вещи. Во-первых, даже если предположить, что мейнстрим серии о Штирлице - это каламбуры, следует признать, что значительная часть анекдотов об этом персонаже основана не на игре слов, а на каких-то иных приемах юмора.
Что-то выдавало в Штирлице советского разведчика. Не то мужественный профиль, не то решительная походка, не то волочащийся за ним парашют.
Штирлиц вел двойную жизнь и очень надеялся, что хоть одна из них сложится удачно.
Мюллер знал, что русские, размешав сахар в кофе или чае, оставляют ложечку в чашке, и решил проследить за Штирлицем в кафе. Штирлиц размешал сахар, вытащил ложку, положил ее на блюдце и показал язык Мюллеру.
Окончание следует.
